100 великих заговоров и переворотов - Мусский Игорь Анатольевич. Страница 57

Государыня была удивлена: она ожидала провозглашения самодержавия, а ей вдруг подносят челобитную с просьбою обсудить кондиции и шляхетские проекты Князь Василий Лукич Долгорукий начал порицать князя Черкасского за присвоенное право законодателя; но последний напомнил ему, что государыня была вовлечена в обман, уверяемая, что кондиции, которые ей представили к подписи, составлены с согласия всех чинов государства, тогда как они были составлены без ведома и участия шляхетства.

Анна Иоанновна, естественно, колебалась и не знала, на что ей решиться, но ее сестра, находившаяся тогда с нею, Екатерина Иоанновна, герцогиня Меклен-бургская, поспешила подать ей чернильницу с пером и убеждала поскорее написать на поданной ей челобитной, быть по сему. С этим было отпущено шляхетство, и вместе с тем ему вменено в обязанность представить императрице в тот же день результат своих совещаний.

Едва закончился обед Анны с верховниками, как в аудиенц-залу вошла новая делегация шляхетства, предводимая на этот раз уже не Черкасским, а князем Никитой Трубецким. Анне была подана челобитная, составленная в дворцовых комнатах. Она была написана князем Антиохом Кантемиром, и сам автор теперь прочел ее во всеуслышание. В ней шляхетство, в знак благодарности за принятие первой челобитной, просило Анну Иоанновну «принять само-державство таково, каково ее славные и достохвальные предки имели, а присланные ей от Верховного тайного совета и подписанные ее рукою пункты уничтожить». В заключение они просили восстановить прежнее значение сената, дополнив число его членов до 21. «Всепокорнейшие рабы» изъявляли надежду, «что в благорассудном правлении государства в правосудии и в облегчении податей по природному ее величества благоутробию» они презрены не будут.

Императрица обратилась к верховникам за советом, принять ли ей «предлагаемое ее народом». Верховникам ничего более не оставалось, как молча поклониться в знак согласия. Челобитную подписали 1660 человек,  а их, предложивших Анне Иоанновне кондиции, было только восемь.

Тогда Анна Иоанновна приказала принести подписанные ею в Митаве кондиции, и те пункты — вместе с собственноручным письмом, писанным из Ми-тавы к Верховному тайному совету, «ее величество при всем народе изволила, приняв, изодрать». Порвав «Кондиции» и упразднив Верховный тайный совет, Анна Иоанновна тем самым совершила государственный переворот.

В тот же день князь Дмитрий Михайлович Голицын в кругу своих друзей говорил: «Пир был готов, но гости были недостойны его Я знаю, что буду его жертвою. Так и быть, я пострадаю за отечество: я близок к концу моего жизненного поприща, но те, которые заставляют меня плакать, будут проливать слезы долее меня».

ЗАГОВОР МИНИХА ПРОТИВ РЕГЕНТА БИРОНА

17 октября 1740 года умерла российская императрица Анна Иоанновна. С ее смертью уходило в прошлое довольно мрачное десятилетие русской истории. Впоследствии оно получило название «бироновщина» по имени фактического правителя Эрнста Иоганна Бирона, герцога Курляндского и Семигальского. В отечественной истории с именем Бирона связывают засилье иностранцев в органах управления, необыкновенный разгул тайного сыска и преследований.

Из всех кандидатов наибольшие шансы стать русским царем имел родившийся 18 августа 1740 года принц Иван Антонович: все знали, что Анна Иоанновна хотела оставить наследником престола своего внучатого племянника. Однако, несмотря на тяжелое состояние, Анна отказывалась подписать срочно подготовленный А.И. Остерманом и другими кабинет-министрами манифест о престолонаследии. Два дня Бирон и его сторонники уговаривали суеверную царицу поставить под ним подпись. Лишь 7 октября манифест был подписан и обнародован.

Сразу после этого развернулась упорная борьба за место регента — ключевое в перспективе царствования ребенка-императора. Главным кандидатом в регенты был Бирон, уже давно стремившийся узаконить свою власть. Но важно заметить, что он хотел стать регентом как бы по желанию дворянства. Боявшиеся всесильного временщика высшие сановники в дни, когда царица могла еще поправиться, сами просили Бирона стать в случае ее смерти регентом, собирали подписи и ходили с депутацией к Анне Иоанновне. Лишь перед самой смертью, уступив просьбам Бирона и его сторонников, она подписала указ. Сразу после кончины Анны завещание было распечатано и оглашено генерал-прокурором Сената Н.Ю. Трубецким, а на следующее утро новому императору Ивану VI Антоновичу и регенту Э.И. Бирону присягнули войска и жители столицы.

Согласно завещанию, до семнадцатилетия Ивана Антоновича Бирон получал практически неограниченную власть во внутренних и внешних делах. Более того, в случае смерти императора и возведения на престол следующего по старшинству сына герцога Бра-уншвейгского регент мог продлить свое регентство.

Немало высших лиц в государстве были заинтересованы в сохранении власти у герцога. Казалось, Бирон мог опереться на своих людей везде: в армии, где заправлял его союзник фельдмаршал Миних, в государственном аппарате (в кабинете министров сидели Бестужев-Рюмин и Черкасский), в секретной полиции (Ушаков служил всегда тому, кто стоял у власти).

Однако Бирон не имел реальной опоры в дворянской среде, среди родственников Ивана VI Антоновича, а также в кругу высших чиновников и генералов. Став регентом, он не сумел погасить недовольство брауншвейгской фамилии, не смог объединиться с А.И. Остерманом, К. Левенвольде и другими влиятельными сановниками.

Если церемония присяги прошла спокойно, то несколько дней спустя платные шпионы и добровольные соглядатаи донесли Бирону, что отец императора Антон Ульрих позволяет себе публично осуждать регента и сомневаться в подлинности акта об учреждении регентства. Доносы свидетельствовали, что в среде чиновничества и гвардии назревает заговор в пользу фактически отстраненных от правления родителей ребенка-императора, и в первую очередь в пользу принца Антона Ульриха.

Бирон действовал решительно и быстро: подозреваемые двадцать человек были арестованы, некоторых допрашивали и пытали. Антона Ульриха заставили написать прошение на имя собственного сына об отставке из армии и гвардии.

Казалось, с оппозицией было покончено. Но роковой удар временщику нанес тот, от кого он меньше всего ожидал — Бурхард Христоф Миних — активный участник возведения его в регенты, а затем и ближайший помощник. Фельдмаршал успел послужить чуть ли не в половине европейских армий, прежде чем оказался на русской службе. Сближение с Андреем Ивановичем Остерманом очень помогло ему выдвинуться при Анне Иоанновне.

Современники полагали, что, поддерживая притязания Бирона в дни болезни Анны Иоанновны, Миних рассчитывал в период его регентства получить чин генералиссимуса и занять ведущее место в управлении империей. Однако Бирон не давал свободы честолюбивому «столпу империи» (как Миних называл себя в мемуарах).

Трудно сказать, отказался бы Миних от принятого решения свергнуть Бирона в случае, если бы ему вовремя сообщили о желании регента заплатить за него все долги. Но в любом случае неожиданное решение фельдмаршала стать на сторону брауншвейгской фамилии, то есть Анны Леопольдовны и ее мужа, говорит прежде всего о том, что Миних хорошо понимал зыбкость положения нового регента.

8 ноября 1740 года Бирон долго беседовал с Минихом. Тот, как всегда, знакомил регента с материалами из разных государственных учреждений и «представлял, что все тихо, смирно и довольно», хотя именно этой ночью готовился к «воинскому предприятию», «походу» на спящего временщика. Впрочем, может быть, Бирон что-то и заподозрил. Позже на следствии он говорил, что Миниху не верил, ибо «нрав графа фельдмаршала известен, что имеет великую амбицию и при том десперат и весьма интересоват» (то есть человек отчаянный и заинтересованный). Признавался он и в том, что боялся гвардейцев…

В ночь на 7 ноября 1740 года Миних с отрядом лишь в 80 гвардейцев направился к Летнему дворцу, резиденции регента. Караулы, состоявшие тоже из гвардейцев, быстро перешли на сторону заговорщиков. После этого Миних приказал своему адъютанту подполковнику К.Г. Манштейну войти во дворец и арестовать Бирона, а при попытке сопротивления убить его.