Бес шума и пыли - Мякшин Антон. Страница 17

* * *

— Чувство… — продолжал по инерции бормотать я. — Локтя… чувство…

— Что он говорит? — грянул надо мной чей-то оглушительный голос.

— Говорит — локоть уже чувствует… — Этот голос я узнал: Гаврила.

Где же я всё-таки? На каком свете?

— Так, отлично! — прогрохотало снова. — Растирай его получше! Скоро все чувства вернутся… И как же всё получилось-то так?..

Чувства и правда возвращались. Но не могу сказать, что я был очень рад этому. Уж лучше вовсе ничего не чувствовать, чем ощущать такую жуткую боль во всем теле! Копыта просто горели огнем — будто кто-то закачал в них пузырящуюся вулканическую лаву… Ноги свело судорогой; руки крючило, словно сучья в костре, под ногтями чесалось; нос почему-то постоянно подергивало, точно я хотел чихнуть и никак не мог на это решиться… поистине невыносимое ощущение!

Я попытался открыть глаза, и это у меня получилось.

Синее небо где-то далеко-далеко наверху… Чуть слышно трепетала листва на ветвях… А потом на меня упала огромная тень, и ничего больше я не видел.

* * *

Впрочем, испугаться не успел. Узнал Гаврилу — это его круглая физиономия закрыла от меня небо.

— Очнулся, — констатировал Гаврила. — А мы-то немного того…

— Перебздели! — веско сформулировал Филимон.

Перевел взгляд на его закопченную рожу и спросил:

— Где я?

— Где-где… — проворчал бес, становясь мрачным. — Там же, где и был. Колдовство не сработало…

Известие это ошеломило меня настолько, что я нашел в себе силы приподняться. Оказалось — лежу всё на той же полянке, откуда меня пытались отправить в контору, в двух шагах от еще дымящегося кострища.

— Как это не сработало?

— Настройки сбились, — пояснил Филимон. — Только не спрашивай меня почему. Сам не могу разобраться… Понимаешь, что это значит?

Я понимал… Если сбились настройки процесса транспортировки бесов в контору и обратно, значит, произошло нечто глобальное… Что-то ужасное… Сверхъестественное… Значит, нарушился сам принцип работы нашей конторы, а принцип этот, как известно, нерушим в веках!.. Ну представьте: просыпаетесь вы поутру, идете умываться, а вода, вместо того чтобы течь из крана вниз, как ей полагается, бурным потоком поднимается к потолку… Высовываетесь вы из окошка и видите красное в синий горошек небо…

— Не может быть! — сказал я. Филимон пожал плечами.

«Как же контора? — подумал я. — Почему нам не сообщили? Что случилось?!»

Помолчав, Филимон проговорил то, о чем я даже и думать боялся:

— А может, никакой конторы больше и нет? — Я вскочил на ноги… и сел.

— Не может быть… — повторил я шепотом. — А мы как же?.. Постой, я ведь видел Франциска и остальных, которые как ни в чем не бывало…

— Это какой Франциск? — нахмурился Филимон. — Тот самый, что у бабки Заманихи не так давно квартировал?

— Ага. И произвел на нее неизгладимое впечатление.

— Не мог ты Франциска видеть, — заявил Филимон. — Его, я слышал, в отставку отправили посмертно, потому что он, пьяный, в чан со святой водой упал… При исполнении служебных обязанностей.

— Галлюцинация?

— Точно. Это бывает.

— Да не переживайте вы так, — добродушно усмехнулся Гаврила. — Цела ваша контора, чтоб ей провалиться, конечно…

Мы обернулись на голос. Гаврила почесывал пузо под рубахой, снисходительно на нас поглядывая, будто знал что-то такое, чего не знали мы.

— Адик потому не улетел никуда, что я в траву святой воды брызнул… Немного… Щепотку.

Филимон открыл рот, да так и замер. Из глаз его вылетели тонкие молнии, в воздухе отчетливо запахло электричеством… Мои кулаки сжались сами собой… Гаврила, видя такое дело, поспешно поднялся и на всякий случай отбежал на край полянки.

— А чего?! — закричал он оттуда. — Мы договор подписали? Подписали! Значит, выполняй условия! Мне Оксану без твоей, Адик, помощи не достать! А я люблю ее! Ежели б ты согласился не улетать добром — так нет же!.. Вот я святой водой и того… Всегда склянку на гайтане таскаю… Немного и брызнул-то… Самую малость… Бабка увидела — орать начала! С испугу и плюнул в нее…

— Убью! — заорал Филимон, кидаясь к Гавриле. Несмотря на всё свое мягкосердечие, я даже не подумал его останавливать.

Гаврила проворно отпрыгнул в сторону. Филимон пролетел через тот кусок пространства, где он только что находился, споткнулся, рухнул, снова вскочил.

— Стой, сволочь! Поймаю — хуже будет!

На этот раз детине едва-едва удалось увернуться. Пока бес, ругательски ругаясь, выдирался из кустов, Гаврила, видимо решив больше не искушать судьбу, вскарабкался на ближайший дуб пятиметровой высоты. Филимон за ним не поторопился. Присев на корточки, он громко проговорил несколько слов.

Я знаю это заклинание — одно из самых простейших, но и самых эффективных. Сейчас в ясном и безоблачном небе прогремит гром, и несчастного Гаврилу разорвет на тысячу кусков…

— Не надо! — закричал я.

Но было поздно. Закончив заклинание традиционным хлопком в ладоши, бес выпрямился и задрал голову, намереваясь не пропустить ни секунды ожидаемого зрелища.

Коротко пророкотал гром. Гаврила вскрикнул…

Я зажмурился, мысленно проклиная кровожадного коллегу, а когда открыл глаза, удивился так, как никогда еще за все годы своей трудовой деятельности: Гаврила преспокойно сидел на толстой ветке! Ни одного кусочка от него не откололось! Даже наоборот — что-то прибавилось… От неожиданности и крайней степени изумления я даже сразу и не понял, что именно. Только спустя минуту врубился: у Гаврилы-то на месте носа вырос преогромный хобот — складчатый, с двумя мокрыми отверстиями на конце!

— Опять не сработало! — ахнул Филимон. — Ну я тебе сейчас…

Он забормотал новое заклинание. Гаврила недоуменно трубил хоботом.

Я ничего не понимал и вмешиваться не спешил. Во-первых, трогать рассвирепевшего беса не рекомендуется никому; во-вторых, если не сработали два простейших заклинания подряд, то шансов на то, что не сработает и третье, как бы кому ни хотелось, практически не было…

Филимон, обезумев от ярости, бомбардировал Гаврилу новыми и новыми заклинаниями. Небо над полянкой заволокло сиреневыми тучами; воздух, пропитанный магической энергией, потрескивал крохотными белыми искорками.

Бах! — Хобот, исчез с лица Гаврилы, зато дуб, на котором он сидел, вдруг буйно расцвел оранжевыми гладиолусами.

Бах! — Гладиолусы осыпались на землю, уступив место виноградной лозе, обильно плодоносящей почему-то гигантскими арбузами.

Бах! — Лоза, вспыхнув, мгновенно истлела; арбузы взорвались красными гранатами — все, кроме одного, который превратился в лысую человеческую голову.

— Мама! — крикнула голова, распухая в полосатый резиновый мяч.

Бах! — Пошел снег вперемешку с дождем и крупинками конфетти.

Бах! — Сам Филимон покрылся вдруг перьями, и вместо проклятий из его рта раздалось гортанное карканье.

Гаврила поначалу визжал от страха, но, увидев, что ничего ужасного ему явно не грозит, принялся откровенно веселиться, тыча пальцем в преобразившегося беса. Я же — хотя мне всё уже было ясно — решил ради эксперимента попробовать какое-нибудь простенькое заклинание… Ну, к примеру, разжечь костер.

Как Филимон раньше, дунул на уголья кострища. Ничего не произошло. Только где-то далеко в небе ухнуло что-то и затрещало.

Филимон оглянулся на меня, тоскливо каркнул и обессиленно опустился на землю.

— Адик! — позвал Гаврила. — Как ты думаешь, мне уже можно спускаться? Ты-то на меня не сердишься? Я ведь как лучше хотел, правда!

Я оглянулся. Неподалеку валялась толстая суковатая ветка, которую очень удобно будет использовать как дубину. Хорошая получится дубина, увесистая… Я бес незлобивый, на куски Гаврилу разрывать не стану, но поучить его, вложить, так сказать, мозги через одно место просто нужно! Надо же такое придумать — прыснуть святой водички в зелье!.. Как я теперь вернусь из этого временно-пространственного периода обратно? Единственный бес, который может отправить меня, лишен теперь своей магической силы: дым костра, отравленного святой водой, перемешал в наших мозгах — моих и Филимона — извилины, ответственные за осуществление заклинаний. Это точно!.. А сам Гаврила помешался форменным образом на любви к Оксане и уж конечно не пожелает отпустить меня, прежде чем я не решу его проблему…