Бой бес правил - Мякшин Антон. Страница 21

Господа офицеры мало-помалу притихли. Полковник пробился вплотную ко мне, вытер пот с мясистого, опушенного громадными бакенбардами лица платком и грозно нахмурился:

— Кто таков?

— Позвольте отрекомендоваться! — приподнялся я. — Михаил Рюрикович Романов. Прямой потомок и ближайший сподвижник! Прибыл для исполнения священного долга!

Я вытянул ладонь для рукопожатия и незамедлительно получил по пальцам табуреткой.

— И башку проломлю! — пообещал Ванька, опять замахиваясь.

— Пошел вон! — цыкнул на него полковник. — А ты, комиссар, не паясничай!

— Я не комиссар, — тут же соврал я и соврал еще раз: — И не паясничаю… А чего они накинулись?

— Документы!

Псы преисподней! Какие у меня могут быть документы? Рога, копыта и хвост — вот мои документы! Так, что ли, говорил незабвенный кот Матроскин?..

— Документы потеряны, — пробормотал я, сникая под строгим взглядом полковника. — Да вы посмотрите на мой благородный профиль! Никакие документы не нужны при таком профиле…

— Обыскать! — коротко приказал полковник.

Меня опрокинули на стол, заломили руки. Лысый поручик, сунув огурец обратно в кобуру, одну задругой вытаскивал из моих карманов вещи: красный бант; браунинг, по пьянке подаренный мне Карасем, с выгравированной на рукояти надписью «Грабь награбленное! Л. Д. Троцкий»; обрывок прокламации, начинающейся словами: «Смерть буржуям…»; карманный транспарантик «Вся власть Советам!» и, наконец, удостоверение красного боевого комиссара, выданное мне лично товарищем Огоньковым… Что мне стоило проверить карманы, прежде чем выходить на разведку! От такого обилия улик растерялся даже грозный полковник.

— Ну-с? — потирая подбородок, осведомился он. — Что теперь скажете, господин Михаил Рюрикович.

— Конспирация… — прохрипел я, уже ни на что не надеясь.

— Застрелить! — взвизгнул прапорщик за моей спиной.

— Лучше повесить! — крикнул лысый поручик с огурцом. — Его, гада, пуля не берет…

— Удавить!

— Четвертовать!

— Можно мне?!

— Нет, мне!

— Это я его поймал! — подал голос денщик Ванька. — Мне его и жизни лишать! Господин поручик, могу я надеяться на чин штабс-капитана?

— Тихо, господа! — воззвал полковник. — Никто шпиона казнить не будет.

Я облегченно выдохнул.

— Я его сам придушу, — закончил он, оглаживая бакенбарды. — Своими руками.

— А это что такое? — нахмурился вдруг поручик. Он тряхнул транспарантиком «Вся власть…».

Транспарантик развернулся, выронив из складок четырехугольный кусочек картона.

— Визитная карточка, что ли, какая? «Ба… Барон Рудольф Марк… — прочитал поручик, — Опель…герцх…айзен. Колдун и многознатец. Петроград… Садовая, 328. Не стучать. Не звонить. Не беспокоить».

И тут же страшная тишина повисла в зале. Лысина мгновенно протрезвевшего поручика покрылась крупными каплями пота. Один из прапорщиков, закатив глаза, рухнул в обморок. Денщик Ванька с ужасом посмотрел на меня и в отчаянии трахнул себя табуреткой по голове. Даже бакенбарды дородного полковника съежились и потемнели, как бумага в огне.

Я поднялся, отряхиваясь. Офицеры шарахнулись в разные стороны. Нет, все-таки хорошо, что я не проверял карманы, перед тем как выйти на разведку.

— Барона лично знать изволите? — дрожащим голосом поинтересовался полковник.

— Близкий друг и практически родственник, — сурово подтвердил я.

Взвизгнув, потерял сознание второй прапорщик.

— Итак, господа офицеры, — поправив на голове шляпу, проговорил я, — как вы уже догадались, я прибыл прямо из ставки Барона для проведения инспекции города. Хороший же вы мне прием устроили!

— Мы же не знали… — забормотал полковник, втягивая голову в плечи, уменьшаясь в росте, уничтожаясь на глазах. — Мы же действовали сообразно с обстановкой… Вы ведь сразу не представились… Позвольте вас угостить-с…

— Шутки в сторону! — отрезал я. — И угощение — в сторону! Где вверенное вам войско?

— Все здесь! — преданно щелкнул каблуками полковник.

— Не понял?

— Так точно — все здесь! Весь состав: двадцать три офицера и денщик Ванька, которого я сейчас же поджарю на медленном огне за непростительную дезинформацию!

— Не понял, — развел я руками. — А солдаты где? Пехота? Артиллерия? Кавалерия? Где?

Полковник глупо хихикнул:

— Вы, ваше превосходительство, Михаил Рюрикович, наверное, подзабыли немного… Два пехотных взвода, которыми непосредственно я командовал, отосланы в ставку. Барон оставил нам только ночной патруль.

— А, ну да… — несколько обескураженно выговорил я. — Забыл, действительно… Ночной патруль, да… И как же вы удерживаете город при помощи одного только ночного патруля?

На секунду тень подозрения мелькнула в расширившихся глазах полковника.

— Вы, наверное, ваше превосходительство, опять забыли… — начал он.

— Отставить сомнения! — рыкнул я. — Да, я забыл! Имею право! Я, урожденный великий князь, не привык к тому, что меня хватают, бьют и обыскивают грязными лапами, как какого-то преступника! Забыл! Испытал сильнейшее нервное потрясение и все напрочь забыл! Стресс, понимаете ли…

— Так точно, понимаю! — снова вытянулся — руки по швам — полковник. — Разрешите доложить?

— Докладывай! — разрешил я.

— В сумерки на улицы города, охраняемые ночным патрулем, не осмеливаются выйти не только местные жители, но и мы сами, — отчеканил полковник. — При таком положении дел удерживать город проще простого. Пусть кто-нибудь попробует занять Волынск! Благодаря Барону, новая власть не продержится и минуты, после того как зайдет солнце. А мы уж — до дальнейших распоряжений — здесь, в ресторане, отсидимся…

«Понятно, — подумал я. — Какой-нибудь пугающий фантом — вроде того что я сам сотворил в лесу. Очень умно. Очень страшно. Для тех, конечно, кто не понимает, в чем дело. А что вражеские войска состоят только из двух десятков полупьяных офицеров — это мне на руку. Сегодня же Волынск будет наш! Аи да я! Аи да разведчик! Взял и узнал главную военную тайну. Рихард Зорге по сравнению со мной отдыхает, а Штирлиц — так вообще курит, Мата Хари — смолит как паровоз…»

— Устал, — сказал я, томно склонив голову, — уморился. Ведите меня в номера отдыхать. И чтобы без шампанского, роялей, девочек и прочих плебейских штучек. Мягкая постель, ночная ваза и полная тишина!

— Как вашему превосходительству будет угодно! — подскочил полковник. — Пройдемте-с…

Я шагнул было к выходу, но полковник почтительно ухватил меня за рукав:

— Куда вы, ваше превосходительство? Ведь солнце село уже! Темно! Нельзя на улицу выходить! Вы разве не читали объявление о комендантском часе?

— Читал… Ну и что? Прикажете мне здесь под столом ночевать? Где у вас наилучшие апартаменты?

— Наилучшие — в смысле наибезопаснейшие — апартаменты находятся в этом ресторане на втором этаже. Позвольте вас проводить!

Ну вот еще. Не буду я здесь торчать всю ночь. Мне бы сейчас вернуться к своей дивизии, скомандовать: «Пехота, в штыки!» Вернее, «…в дубины!». «Кавалерия, начать перевоплощение в боевых волков! Артиллерия, готовь к бою булыжники — оружие пролетариата! Клыки, зубы и когти наголо!»

И — в атаку! И выбить, к моей уважаемой чертовой бабушке Наине Карповне, спившееся офицерье!

— Не буду ночевать в кабаке! — закапризничал я. — Это ниже моего аристократического достоинства. В городе есть приличная гостиница?

— Была… — недоуменно вороша бакенбарды, проговорил полковник, — но мы ее сожгли… нечаянно… когда впервые смешали итальянское искристое со смирновской водкой двадцать второго номера…

— А из населения квартиры кто-нибудь сдает?

— Не могу знать-с…

— Ну и пес с вами! — гордо, наверное, вполне по-царски вздернул я подбородок. — Не умеете угодить высокому гостю, так и скажите. Пойду сам устроюсь на ночлег. Отпустите рукав, полковник!

Выскользнув из объятий полковника, я распахнул дверь. В тесном пространстве вестибюля густо копошились сумерки. С улицы в проем входной двери слабенько светила луна.