Многоцветная Земля - Мэй Джулиан. Страница 96

Первобытные принялись тихонько судачить о странностях гуманоидов, а Бурке тем временем одевался. Уве с усмешкой заметил, что по характеру тану ничем не отличаются от тупоголовых ирландцев — лишь бы подраться, а там хоть трава не расти. Его заявление было встречено новыми раскатами смеха, и ни единый сын, ни единая дочь ирландского народа не вступились за честь своего племени. У Бурке мелькнула мысль, что тому должна быть причина, и он пожелал непременно ее выяснить, но тут Халид узрел заживающую рану краснокожего.

— Машалла! Жаворонок, да ты вроде поцарапался малость!

Нога Бурке была обезображена фиолетово-багровым шрамом сантиметров в двадцать длиной.

— Сувенир одного хряка. Он убил Штеффи, да и я чуть не окочурился, пока Деревянная Нога тащил меня сюда. Скоротечный сепсис — шутка сказать! Но Амери вовремя его захватила. Красивого мало, но ходить могу и даже бегать, если придется, не дай Бог.

— Нынче собрание руководящего комитета, — напомнил ему Уве. — Халиду тоже надо быть.

— Ага. Но сперва давай позаботимся о наших героях. Ну что, ребята? Еда и питье уже на подходе. Подкрепитесь — и спать. Какие еще проблемы?

— Рука Зигмунда, — сказал Халид. — Кроме троих погибших, он тоже входит в список наших потерь.

— Как же ты так? — спросил Бурке.

Зигмунд смущенно прикрыл руку.

— Да по глупости. На меня прыгнула гигантская саламандра и впилась прямо в ладонь. Ты ведь знаешь, против их яда есть только одно средство…

— Зиг прикрывал наш тыл, — объяснил Денни. — Оборачиваемся — его не видно. Вернулись — глядь, он как ни в чем не бывало накладывает жгут, а топор и рука рядом валяются.

— Пошли покажем Амери, — распорядился Бурке.

— Да нет, вождь, я в порядке. До свадьбы заживет.

— Заткни пасть и делай, что велят. — Вождь повернулся к остальным. — А вам, ребятки, разрешаю отоспаться денька два. На этой неделе будет большой военный совет, прибудут волонтеры из других поселений. Вам придется еще поработать на совесть, когда мы установим кузню в каком-нибудь укромном месте, чтоб фирвулаги не пронюхали. До той поры я сам буду охранять железо. Надо его спрятать от греха подальше. — Он повысил голос, чтоб все в бане слышали: — Эй, люди! Если вам дороги собственная шкура и свобода тех, кто находится в рабстве, забудьте о том, что видели здесь!

Все согласно закивали. Вождь тоже удовлетворенно кивнул и взвалил на плечи два тяжелых мешка. Уве и Халид поволокли четыре оставшихся. Зигмунд пошел вперед.

— Собрание состоится, как всегда, в коттедже мадам, — сказал Бурке кузнецу, хромая к выходу. — Там теперь поселилась Амери. Мы единогласно ввели ее в комитет.

— Эта монашка — просто дар Божий, — добавил Уве. — Так обработала Максла, что его не надо больше держать взаперти. И бедная Сандра уже не грозится наложить на себя руки: грибок-то у нее совсем прошел. Хаиму глаз залечила, старику Каваи — здоровенную язву на подошве.

— Хорошее дело, — хмыкнул Халид. — А то Каваи вечно стонет на наших сборищах. И впрямь повезло нам с Амери.

Вождь поцокал языком.

— Мало того — она исцелила шестнадцать случаев парши и почти всю болотную лихорадку. Мадам вовремя заполучила врача, это будет еще одним аргументом в пользу ее избрания на следующих выборах.

— Не думаю, что она так уж рвется к власти, — возразил Халид. — Во всяком случае, не больше, чем ты держался за место судьи.

Они почти бесшумно ступали по тропинке, вьющейся меж густых деревьев. У длинного каньона было множество тупиковых ответвлений, из которых выходили на поверхность подземные источники. Большинство жилищ строилось вблизи этих естественных колодцев. Всего в деревне насчитывалось около тридцати домов, а население самого большого поселка первобытных в плиоценовом мире составляло восемьдесят пять человек.

По камням они пересекли ручей и двинулись вверх по каменистому склону по направлению к небольшому, но прочному домику под сенью огромной сосны. В отличие от остальных он был не бревенчатый и не глинобитный, а каменный, выбеленный известкой и укрепленный деревянными балками. Постройка странно напоминала будущие сельские особняки на холмах близ Лиона. Плетистые розы, обильно удобренные мастодонтовым навозом, поднялись и увили кровлю пышными цветами. Ночной воздух был напоен их ароматом.

Мужчины дошли до конца тропинки и остановились. Путь им преградил маленький зверек. Вздыбив шерсть, сверкая огромными глазами, он грозно рычал.

— Ты что, Дея?! — удивился Жаворонок. — Тут же все свои!

Кошка зарычала еще громче и не двинулась с места.

Вождь Бурке опустил на землю мешок и присел, вытянув руку. Халид переместился и стал позади Зигмунда; в мозгу у него мелькнуло воспоминание и зародилось страшное подозрение. Он вспомнил дождливую ночь, проведенную в стволе дерева, и точно такой же кошачий рык. А заподозрил испытанного товарища, который был слишком опытным лесорубом, чтобы его могло захватить врасплох нападение гигантской саламандры…

Пока Халид развязывал свой мешок, дверь коттеджа распахнулась, и в проеме на фоне тусклого света лампы возникла фигура Амери.

— Дея! — позвала монахиня и взмахнула четками. Затем увидела мужчин. — Это ты, вождь?.. И Халид с тобой! Вернулись! Но что…

Кузнец в тюрбане внезапно схватил за волосы того, кого они называли Зигмундом. Другой рукой он прижал что-то твердое, серое к горлу этого человека.

— Не шевелись, сукин сын, не то отправишься вслед за своим братцем!

Амери вскрикнула, а Уве грязно выругался, увидев, что кузнец очутился один на один с горгоной. Вместо волос рука пакистанца сжимала шипящих, извивающихся гадюк, что отходили от скальпа Зигмунда. Тоненькие ядовитые жала вонзились в руку кузнеца, посылая отравленные стрелы по кровеносным сосудам прямо к сердцу.

— Прекрати, я сказал! — взревел кузнец и, покрепче стиснув пальцы вокруг затупленного наконечника копья, вонзил его в мягкую ложбинку на горле чудовища.

Горгона испустила булькающий хрип и обмякла. Халид отпрыгнул и выронил железяку. С глухим стуком она ударилась об землю и осталась лежать близ мертвого тела, снова изменившего очертания. Амери и трое мужчин уставились на хрупкое существо весом, наверное, не больше тридцати килограммов. Маленькие острые соски выдавали в нем особь женского пола. Лысый конусообразный череп был приплюснут над глазами. На лице там, где должен был быть нос, зияло отверстие, а на массивной нижней челюсти виднелись редкие торчащие в разные стороны зубы. По сравнению с раздутым, как шар, туловищем конечности казались тоньше, чем у паука; левая передняя лапа отсутствовала.

— Это же… фирвулаг! — выдохнула Амери.

— Ревун, — поправил Бурке. — Некоторые биологи считают их мутантами фирвулагов. Каждый имеет свое, не похожее на других, обличье. Но все они до жути уродливы.

— Понятно, что было у нее на уме! — раздался голос Халида, дрожащий от ужаса и досады. Он ощупал руку: как ни странно, она оказалась целой и невредимой. — Увидала, как мы порешили ее приятеля, и решила выяснить, что это за диковинное оружие. Для того, должно быть, подкралась к Зигмунду, который замыкал колонну, и… заняла его место. А руку себе отсекла, чтобы ее не заставили нести железо.

— Но прежде ревуны не рядились в людей! — воскликнул Уве. — Зачем же теперь…

— Взгляните на нее — одета в лохмотья, — заметила Амери и наклонилась, чтобы в свете из дверного проема получше рассмотреть карликовое тельце.

Один из грубо выделанных кожаных башмаков свалился в пылу схватки, обнажив ступню — крохотную, но безупречной формы и гладкую, как у ребенка. На пятке натерта трогательная мозоль: верно, малышке было нелегко поспевать за быстроногими людьми.

Монахиня надела убитой башмак, расправила ножки-тростинки, закрыла остекленевшие глаза.

— По всему видать, бедная. Может быть, надеялась обнаружить ценную информацию и выгодно ее продать.

— Кому? Нормальным фирвулагам? — предположил Бурке.

— Или тану. — Монахиня выпрямилась, отряхнула полы белой сутаны.