Узурпатор - Мэй Джулиан. Страница 50
— Ну, если у наших гостей кишка тонка, то я готов! — весело вызвался старый Селадейр.
— Позволь мне, повелитель! — взмолился Бетуларн.
Остальные воины-фирвулаги тоже стали наперебой просить.
— Нет! — немного помедлив, отрезал Шарн. — Это я беру на себя. Пускай наш радушный хозяин не думает, что лишь у первобытных отваги в избытке.
— Пора, пора меня проучить за дерзость, — подзадоривал монарха Эйкен.
— Вперед, Шарни!
Летучая Охота понеслась на запад, к проливу. Луна была на полпути к зениту. Эйкен поднял всадников на значительную высоту, чтобы они могли обозреть бескрайние пространства слабо поблескивающей воды, огни Гории на горизонте и даже мерцающие стоянки фирвулагов у излучины Лаара, неподалеку от Майской рощи.
— Плезиозавры, остающиеся в море в такие ночи, либо очень молоды, либо слишком стары, — объяснил Сиятельный. — Но если радости любви не про них, то защищаться и нападать они умеют, можете мне поверить! Покружим маленько, пока наш славный Кулл не подберет для Шарна достойную добычу. А ты, Шарни, после этого покажешь нам пример настоящей отваги фирвулагов!
«Идиот!» — обругала мужа Айфа на интимном телепатическом канале.
«Он меня облапошил».
«Вот именно».
«Что же я, по-твоему, должен был дать себя обойти двум старым хрычам? Все-таки я король и Стратег!»
«Ну да, образец отваги!»
«Плезиозавры, думается, не так опасны, как крокодилы. Тех, что мы видели на болоте, я бы мог прирезать тупым столовым ножом».
«Дерзай! У меня предчувствие, что именно этого Эйкен Драм и добивался».
«Пока я буду занят чудовищем, он может спихнуть меня в воду. Вы с Медором ни на секунду не выпускайте из поля зрения золотого ублюдка. При малейшем ослаблении его психокинеза вы совместными усилиями ударите по нему с воздуха. Даже если мы все сложим головы, по крайней мере честь расы останется незапятнанной».
«Да спасет тебя Тэ, милый мой дурак! Ты знаешь, что я думаю об этой чести».
«Знаю. Но все равно ты будешь слушаться меня, так что заткнись».
— Стратег, — сказал Куллукет Эйкену, — я нашел подходящее чудище.
— За мной! — вскричал Сиятельный.
Кавалькада, словно фейерверк, полетела к лунной воде.
— Он на поверхности, Кулл?
— Да, отдыхает. Но держится настороже. Лучше всем, кроме Его Фирвулагова Величества, оставаться невидимыми…
Тринадцать охотников мгновенно испарились, и только Шарн на своем иноходце сверкал, будто огромный метеор, удерживаемый в воздухе психокинезом Эйкена Драма.
Мозг Шарна пронзила телепатическая мысль шута:
«Спускайся один. Вперед, и удачи тебе! Сланшл, пупсик!»
Шарн выхватил меч. У самой воды он натянул поводья и заскользил по направлению к неясно маячившей на пенных волнах глыбе. Шея плезиозавра была опущена; он вытянулся на воде наподобие изогнутой геометрической фигуры и чуть помахивал хвостом, огромный, почти как кашалоты Антверпенского моря или та влюбленная пара, которую охотники видели на болотах.
Шарн приближался сзади, надеясь захватить зверя врасплох, если его зрение, по счастью, окажется слабым, толстая резиновая шкура не почувствует вибраций воздуха, а ветер не изменится и не донесет до него запах.
Теперь плезиозавр шевелил не только хвостом, ной плавниками — так же медленно. Сверкающий воитель занес хрустальный меч и выжидал момент, когда шея чудовища окажется в наиболее благоприятном положении для нанесения удара.
Ветер вдруг изменился, и зверь учуял запах. Шпоры Шарна вдавились в круглые бока иноходца, и тот прыгнул вперед. Плезиозавр поднял из воды исполинскую шею, взметнув тучу брызг, и обратил к Шарну раскрытую пасть. Шарн вновь со всей силы послал иноходца, и тот ударился в дикий галоп буквально в метре от бушующих волн, а следом за ним неслась устрашающая голова.
Шарн в ужасе почувствовал, как левую лодыжку в стеклянном доспехе свело судорогой. Иноходец резко остановился, и оба — всадник и скакун — в унисон взревели. Но даже в такой критический момент король не забыл о правилах охоты. Вместо того чтобы испепелить хищника умственным разрядом, он неловко полоснул по длинной шее мечом. Челюсти разжались, иноходец всхрапнул и отлетел подальше от добычи, пользуясь тем, что наездник ослабил вожжи. Шарн послал скакуна вверх, и тот послушно отозвался — поскакал по воздуху, будто по ровной степи. Шарн развернулся и снова ринулся вниз. В мозгу копилась жгучая ярость. Первобытный узурпатор все подстроил! Зная хитрость и силу плезиозавра, они с палачом Дознавателем нарочно заманили гостей в его владения. И теперь ждут, когда он станет жертвой хищника.
Монстр настигал его молниеносными скачками, изрыгая пену, извиваясь, точно кошмарный питон. Искривленные клыки в сравнительно небольшой пасти были острее бритвы, и по меньшей мере один из них уже пробил брешь в его броне, так как в левом колене он ощущал… нет, не боль, а какое-то подергивание.
«Ты сдюжишь, не так ли?»
Снова устремляясь вниз, король выкрикнул древнее боевое проклятие маленького народа, оставшееся от далекого предка, что сражался с Сиятельным Луганном у Могилы Корабля и проиграл свой славный Меч.
— Илахайл! — взревел Шарн Мес. — Илахайл тану! Илахайл Эйкену Драму!
Плезиозавр преследовал его по точно выверенной траектории; Шарн понимал: если промахнется на этот раз, ему уже не будет пощады.
— Илахайл! — опять крикнул он и ударил.
Голова чудовища слетела в море.
Высоко в небе Летучая Охота вспыхнула многоцветными огнями и завертелась подобно ангельскому хороводу. Шарн нацепил на меч плавающую голову и что было сил подбросил ее вверх.
Зубы в разинутой пасти сверкнули зловещим зеленоватым огнем.
— Этот трофей, — воскликнул монарх фирвулагов, — тебе, Эйкен Драм!
12
На рассвете последнего дня апреля началась прелюдия Великой Любви в стане фирвулагов.
Из лагеря на Золотом поле двинулись в город тысячи разряженных коротышек. Женихи и невесты были в перевитых лентами венках из вербены и одуванчика — они более всего напоминали травы, служившие символами плодовитости на родном пропащем Дуате. Матроны несли подарки, завернутые в вышитое полотно, а их мужья играли на трубах, гобоях, свирелях, цимбалах, тамтамах и шестнадцати разновидностях барабанов. За сводным оркестром шествовали толпы детишек в юбочках и шапочках из зеленой листвы, с корзинками, полными крашеных яиц, и с разными трещотками и хлопушками.
Шумная процессия взошла на подвесной мост перед воротами Нионели, где ее встретил отряд всадников, возглавляемый Суголлом. Иллюзорное тело и белые одежды владыки ревунов поражали своим великолепием. Он тепло приветствовал соплеменников и пригласил следовать за ним навстречу Маю. На канатах моста трепетали радужные знамена и гирлянды зелени.
Возрожденный город радушно распахнул врата. Трудолюбивые переселенцы начистили ярью-медянкой все крыши, и они сверкали на солнце, как золотые купола. Золотом сияли и стены домов, и посыпанные песком улицы, и огромная площадь, где должна была проходить торжественная церемония. Фонтаны, фонарные столбы, уличные скамейки тоже блестели свежей позолотой. Обвитые зеленым серпантином пилястры нового павильона для высокопоставленных особ поддерживали навес из золотой парчи. По всему периметру площади тянулись лужайки и цветущие деревья. Большинство домов украшали символические знамена и множество цветов.
Ревуны Нионели вырядились еще пышнее, чем их нормальные собратья, и теперь облепили балконы, окна, сгрудились в аркадах и боковых улочках, чтобы лицезреть мирное нашествие, заполняющее площадь под аккомпанемент заздравного мадригала Великой Любви.
Как манят и ждут золотые пески Того, кто отведал любовной тоски!
Станцуй десять раз вокруг майского древа, И сердце подарит невинная дева.
Но наши невесты всегда начеку — Никто не раскроет объятий врагу!
А парни-то наши — орлы и герои — Ублюдков погонят поганой метлою!
Богиня всещедрая, благослови Весенние дни безмятежной любви!