Полюби меня снова - Мэйджер Энн. Страница 25

– Мы же всегда выключали свет. Я так привыкла, – заметила она и упрямо потянулась к выключателю.

– Оказывается, у нас есть устоявшиеся традиции, а я и не знал, – хмыкнул он, перехватив ее руку. Потом поднес ладонь к губам и стал целовать ее пальцы. – Тогда это подходящий момент заявить, что секс не относится к разряду привычек, в него, как и в еду, необходимо вносить разнообразие.

– Кажется, с тобой мне рутина не грозит, – улыбнулась она, наматывая прядь его волос на мизинец.

– Со мной, разумеется! А с кем же еще? На Дайане была дорогая ночная рубашка из тончайшего натурального шелка. В неярком свете шелк поблескивал, льнул к ней, будто это была ее вторая кожа, – грудь, плечи, живот вырисовывались особенно рельефно. Он снял с нее рубашку и швырнул на одеяло, давно уже громоздившееся в ногах.

Он долго смотрел в ее глаза, синие, сверкающие, как сапфиры. Они не разговаривали, потому что говорили их глаза, улыбки. Язык любовников понятен всем – словами часто не передашь то, что чувствуешь, сплетаясь в страстных объятиях.

В эту ночь они почти не спали. Он будто не мог поверить в то, что она в его доме, в его постели. Кидаясь в нее, как в омут, он хотел утопить в бурных волнах страсти все свои сомнения. Дайана принадлежит ему, будет всегда с ним – в этом он хотел убедиться. А она хотела лишь одного: чтобы он вернулся к ней навеки, любил ее, как прежде, – ибо чувствовала, что пока он с ней телом, но не душой.

Глава восьмая

Дайана наклонилась к зеркалу. Она уже вдела в мочку уха жемчужину в золотой оправе и собиралась было закрепить серьгу, но рука дрогнула, и малюсенький винт упал вниз, утонув в высоком ворсе ковра.

– Ах, какая растяпа, – подосадовала она вслух и вновь вспомнила разговор с матерью по телефону. Конечно, это она вывела ее из себя!

Мадлен позвонила во второй половине дня, и сразу же по сдержанному, прохладному тону ее голоса Дайана поняла, что разговор пойдет о Россе.

– Дорогая, надеюсь, согласишься со мной, если я скажу, что…

Дайана мгновенно почувствовала, какая опасность заключена в невинной фразе «…надеюсь, согласишься со мной…» Мадлен свои разносы обычно начинала вежливым вступлением. Мать относилась к числу тех женщин, про которых говорят: на языке мед, а на сердце лед. Она считала себя истинной южанкой и настоящей леди, а это означало – политес прежде всего. Не повышая голоса, расточая улыбки и любезные слова, она могла мгновенно уничтожить человека. Ее обходительность и учтивость позволяли ей совать свой нос в дела других, даже если ее об этом не просили.

– …ты всегда была такая глупышка, когда дело касалось Росса. Я не могла поверить, когда Хейзел сообщила, будто ты живешь с ним целых три недели.

– Четыре, мамочка! Целых четыре недели. А что касается того, что я живу с ним, хочу напомнить – он мой муж.

– Эту твою роковую ошибку следовало исправить два года назад. И почему я не настояла тогда на разводе? Не исключала ведь, что такое может произойти. Прости меня, но Росс умеет быть таким деспотичным. А ты… ты никогда не могла настоять на своем, когда он… словом, не обижайся, твою жизнь он не украшает. Я бы ни за что не поехала в Европу… – Мадлен выдержала паузу, а потом с шумом вздохнула, желая показать, до какой степени она взволнованна. – Не сердись, но хотелось бы знать, неужели ты так наивна, что веришь, будто вы можете жить вместе при совершенном несходстве характеров? Когда думаю о твоем замужестве, поверь, прихожу в ужас, как если бы соседский сиамский кот трепал мою персидскую кошечку. У того чудовища с моей Сильвией ничего общего, кроме масти.

Дайана представила пушистую Сильвию в когтях у сиамского кота и улыбнулась.

– Кошмарное зрелище! Мамочка, чтобы успокоить тебя, скажу, что не увидела на своем теле никаких следов, ни единой царапины, когда принимала утром ванну.

– Господи! Ну зачем ты все воспринимаешь в буквальном смысле? Я вовсе не хочу сказать, что Росс истязает тебя физически. Между прочим, он достаточно умен, чтобы не делать этого. Возможно, мне не следует так говорить, но он, безусловно, садист. Знает прекрасно, что ты не можешь жить в лесу, в том ужасном доме, вдали от города, одна, и все-таки принуждает тебя к этому. По-твоему, это продиктовано добрыми чувствами? Нет, нет и нет… Это преднамеренная жестокость. И еще один момент, о котором я не могу не упомянуть. Меня все время поражает его отношение к Эдэму. Никакого воспитания! По-моему, мальчик предоставлен сам себе. Не удивлюсь, если в один прекрасный день он убежит из дома, а отец и не спохватится.

Мадлен замолчала не потому, что ей нечего было добавить, а потому, что считала: аргументировать свою точку зрения совсем необязательно. Дайана могла себе представить, что' пришлось бы выслушать, узнай Мадлен про побег Эдэма. Сама того не ведая, мать задела самое больное место.

А голос матери между тем все журчал и журчал…

– Я вовсе не собираюсь обсуждать черты характера Росса, но согласись, он совершенно невыносим, когда дело касается денег. Вспомни хотя бы неучтивое отношение ко мне, когда я хотела подарить тебе после свадьбы стиральную машину и сушку, чтобы ты не гоняла в город в «Лондромат», эту ужасную прачечную самообслуживания. Я всего лишь хотела помочь, а он мне такого наговорил! Никогда не забуду, каких усилий и унижений стоило уговорить его. Неприятно даже вспоминать об этом! Он совершенно не считается со мной.

– Может быть, мамочка, он вел бы себя по-другому, не говори ты всем и каждому, что он женился на мне из-за денег! – выпалила Дайана, начиная раздражаться. – Ты его не любила и не любишь, потому что он не позволяет тебе командовать собой.

– Я бы хотела уточнить…

– Мама, – повысила голос Дайана, – не пытайся разрушить мою жизнь.

– Боже, что ты говоришь? Я никогда этого не делала.

Мадлен заплакала и стала извиняться. Однако Дайана хорошо знала ее манеру – пустив слезу, дать задний ход, чтобы потом предпринять новую атаку, поняв, что первая попытка провалилась.

Мадлен достигла своей цели: когда разговор закончился и она положила трубку, Дайана была совершенно выбита из колеи. Получасовой разговор с матерью стоил ей сильного приступа головной боли. А между тем все, что говорила Мадлен, было правдой.

Прошел месяц с тех пор, как Дайана и Росс снова были вместе. И все это время Дайана прилагала немало усилий, чтобы сгладить острые углы. Если бы не сдерживалась, они бы то и дело ссорились. Например, она опять хотела занять у отца крупную сумму, собираясь открыть отделение фирмы «Декор Дайаны» в Ориндже, а Росс был категорически против. Он сам хотел помочь ей, правда, в значительно меньших размерах, однако деньги должны были появиться у него только после Нового года. А пока она, по сути, бездельничала: ничего существенного ей сделать не удавалось.

Она работала в Хьюстоне в среду, ночевала у себя дома, работала весь день в четверг и только вечером возвращалась в Ориндж.

Возникла еще одна проблема. Она и Росс по-разному относились к воспитанию Эдэма. Росс хотел, чтобы его сын был самостоятельным и учился жить своим умом. Походы, ночевки в лесу у костра вместе с друзьями – все это он только приветствовал. Считал, что провожать Эдэма в школу и встречать после уроков совершенно необязательно. Особенно настаивал, чтобы ребенок сам готовил домашние задания – низкие баллы Росса не пугали. Эдэм привык к такому укладу, считая это нормой. А Дайана, под предлогом, что в течение трех лет редко виделась с сыном, старалась не отпускать его из дома, лишая тем самым общения с друзьями. Она отвозила его в школу и встречала на машине, хотя Эдэму больше нравилось гнать туда и обратно на велосипеде. Вот когда он будет постарше, размышляла Дайана, тогда его самостоятельность будет восприниматься ею иначе. А сейчас ее Эдэм еще такой маленький! Она понимала, что родительское перетягивание каната отразится на ребенке, но изменить своего отношения к проблеме не могла.