Череп колдуна - Мэйсон (Мейсон) Дэвид. Страница 24

Кайтай странно посмотрел на него.

– Не забывай, Оуэн, мы служим другому господину. – Его глазки скользнули вниз, к мешку Оуэна, лежавшему у его стула. Там, под холстом, выделялся уголок квадратного ящичка.

Оуэн тут же отреагировал на этот взгляд:

– А вот интересно… Послушайте, магистр Хургин, вам ничего не говорят имена Айн, или Ринель, или Мирдин Велис? Может, вы слыхали о ком-нибудь из них?

Хургин уставился на Оуэна и непереносимо долго смотрел так, не произнося ни звука.

– Ну… – Оуэн беззаботно улыбнулся и развел руками, – нам ведь рассказали историю о западных землях. Вот из нее мы эти имена и узнали…

– Гостю положено верить, – сказал наконец Хургин, – но знайте. Называя имя, можно призвать и его носителя, оттуда, где он покоится. Даже в этой крепости Эмман-Амма, построенной когда-то одним из тех, кого ты назвал сейчас. Никогда не произносите имен таких людей. Одна из них была прекраснейшей и самой ужасной из женщин, проклятием дома и рода. Другой был князь и ее возлюбленный и проклят вместе с нею. А третий… он несет самое тяжкое проклятие, потому что однажды на нем была благодать. Он был… одним из наших братьев, самым могущественным чародеем из всех нас. В поисках ключей к мудрости он не останавливался ни перед чем. И наконец он возжелал стать выше божеств. Его имя не следует произносить никогда.

– А, понятно, – кивнул Оуэн, – простите наше глупое любопытство… Мы никогда не слыхали о подобных людях… и потому так невежественно поступили… Но давайте поговорим о нашем путешествии. Честное слово, магистр Хургин, если бы у нас был выбор…

– Я все понял, – ответил Хургин и поднял голову, так как на пороге беззвучно появился человек в таком же синем одеянии. – Кушанье для вас приготовлено, а этот брат вас проводит. Старайтесь наесться получше. Животных и все остальное для путешествия чуть позже вы найдете у ворот. У каждого седла будет мешочек с амулетами и кое-чем другим, что иногда отпугивает ночных гостей. Но не всех… только некоторых. – Он поднялся. – И если вдруг, по Высшей милости, вам повезет там, откуда еще никто не выбирался живым… не возвращайтесь этой дорогой. Наши всадники убивают без предупреждения, и мы не можем приказать им поступать иначе. Попробуйте поговорить с морским народом, может, вам удастся уговорить их выпустить вас живыми. Больше я ничего не могу вам посоветовать.

– Мы благодарны вам, любезный магистр Хургин, – Оуэн протянул руку, – но вдруг на этот раз вы окажетесь, не правы, и мы выживем. Ведь известно, что смерть тоже любит хороших людей, а мы все трое грешники. Я, скажем, в жизни нагрешил за шестерых. И уверяю вас, я не желаю стать вриколом. Бесконечная жизнь в таких условиях теперь намного меньше привлекает меня, чем… ну, словом, я вообще не вижу в ней ничего привлекательного. Обещаю, что постараюсь им не попасться.

Пожимая руку Оуэна, Хургин изучающе поглядел на него. Пожатие Хургина было удивительно крепким для такого древнего старца.

– В тебе есть нечто, чужестранец, – сказал наконец Хургин, – нечто большее, чем выражает твоя внешность рыжебородого бродяги и вора. Я прочел это по твоей руке, – Хургин посмотрел на Зельзу и улыбнулся, – твои люди научили нас этому, но мы усовершенствовали это искусство. Мы умеем читать не только по линиям ладони. Например, милая дама, я вижу, что вы получите то, о чем так страстно мечтаете, и наш скромный маленький чародей тоже добьется чего хочет. Но когда и как – этого я не знаю. Одним словом, возможно, вы и останетесь в живых, если вашим желанием будет сохранить жизнь.

14

Три приземистых мохнатых юлла осторожно двигались вниз по тропе, ступая след в след и заводя вверх выразительные глаза в надежде укусить седока за ногу. Ехавший впереди Оуэн молниеносно ударил зверя под мохнатый подбородок, заставив его вернуться к своей обязанности выбирать дорогу.

Солнце уже садилось. Тропа под ними вновь начала расширяться, пока не сделалась похожей на настоящую дорогу; и спуск стал уже не таким крутым. Вдруг в нос Оуэну ударил тревожащий, резкий запах, и, объехав утес, он рывком остановил своего юлла.

Другие тоже подъехали и стали возле него, жадно глядя вниз, в долину: а там, далеко, за много лиг, вспыхивало и переливалось серебро… Это было море.

Перед ними, на сколько хватало глаз, простиралась земля: сочная зелень полей и рощиц и какая-то блестящая ниточка, – вероятно, речушка. Дорога – белая, пыльная и совершенно пустая – прямой линией врезалась в зеленое великолепие. Прелестный, плодородный край, созданный для людей… но нигде не было видно никаких следов обитания.

Солнце, краснея, прижималось к блестящему краю моря, и там, на фоне ярко-алого заката, чернотой проступали очертания каких-то зубцов и куполов. Оуэн пристально вгляделся в них и вдруг вскрикнул, вытянув руку:

– Это он! Город!

– И море, – отозвался Кайтай.

– Но больше ничего не видать. – Острые глаза Зельзы ощупывали горизонт. – Дым ниоткуда не идет… неужели здесь нет ни одной деревни, хотя бы для рабов?

– Верно, – откликнулся Кайтай. – Я бы тоже предпочел увидеть здесь движение жизни. – Он отстегнул арбалет и, положив его на колено, заправил в желобок стрелу.

– Нам незачем останавливаться прямо сейчас, – возразил Оуэн, – эти негодные твари, на которых мы едем, тоже должны что-то есть, а внизу хорошие пастбища. А до города мы доберемся за ночь. – Он фамильярно постучал по висевшему у седла мешку. – Твой шест очень близко, господин чародей, ближе чем один день и одна ночь пути. Будь доволен. – И ногой ударил юлла под ребра, подгоняя его вниз по тропе.

Стало темно, но в небе светил тонкий месяц, а юлла, как оказалось, обладали прекрасным ночным зрением. Когда глаза путников привыкли к темноте, они начали различать внизу залитую лунным светом равнину, на фоне которой белизна дороги выделялась теперь ярче прежнего.

– Мы можем ехать всю ночь, – заявил Кайтай, – хотя они и предупреждали, что ночью…

– Ты думаешь, этим созданиям будет легче поймать нас, когда мы мчимся по дороге или когда будем лежать неподвижно? – спросил Оуэн.

Зельза молчала: она была занята загадочными предметами в мешочке, что дал им Хургин. Она подняла руку, махнула ею в сторону остальных – и их окутал странный аромат.

– Средство старого магистра? – улыбнувшись, спросил Оуэн. Она кивнула.

Дорога стала ровной и гладкой, а вокруг по-прежнему не было ни звука, слышались только удары копыт да иногда гортанное блеянье юлла.

– Кайтай! – вдруг шепотом сказал Оуэн. – Кайтай, подожди. Поедем медленнее.

Юлла перешли на шаг. Оуэн изо всех сил вглядывался в окружающую тьму.

– Смотри – вон там, на фоне неба.

По одну сторону дороги на горизонте чернела какая-то зубчатая линия. Еще одна была впереди. Перистые верхушки деревьев шевелились от легкого ветерка, но эти очертания оставались неподвижны.

– Стены, – догадался Оуэн. – Кайтай, это какое-то поселение.

– Скорее всего, ты прав, – ответил Кайтай, останавливая юлла. Он соскользнул с седла, держа оружие наготове, и острым взглядом впился в темноту – Но спит оно крепче, чем любое селение из тех что мне когда-то приходилось видеть. И запахов жилья здесь нет.

Зельза тоже спешилась, за ней и Оуэн. Он передал ей поводья своего юлла, и Кайтай последовал его примеру.

– Тише! – зашипел Оуэн и сжал крепче топор.

Держа топор перед собой, он медленно двинулся к краю дороги, куда падала лунная тень от этого непонятного предмета. Кайтай мягко ступал за ним. Они вошли в густую тьму. Они слышали дыхание друг друга и могли слабо различить лица, белевшие в темноте.

– Стой, – выдохнул Оуэн. Он ухватил Кайтая за локоть. – Что это, перед нами?

– Стена.

Медленно Оуэн двинулся вдоль стены.

– Дверь, – зашептал Кайтай. – Толкай… тихо. Вот так.

– Не пахнет, – вновь заговорил Оуэн, уже не соблюдая прежних предосторожностей, – не пахнет ни людьми, ни скотом. Кайтай, люди здесь не живут.