Смерть Артура - Мэлори Томас. Страница 222

Затем заговорили семеро братьев из Северного Уэльса; то были семь благороднейших рыцарей, — семь королевств можно было обыскать и все же не найти других таких семерых рыцарей. И сказали они все семеро в один голос так:

— Сэр Ланселот, ради Христа, позвольте нам с сэром Галихудом выехать за стены, ибо мы не приучены прятаться по замкам и крепким городам.

И тогда заговорил сэр Ланселот, который всем им был глава и господин, и сказал так:

— Любезные лорды, знайте, я никак не хотел бы выезжать из стен замка ради пролития христианской крови. Но я вижу, что мои земли окажутся вовсе разорены, если на них еще долго будут кормиться большие армии, занятые великой войной, какую еще во время оно вел на них король Клаудас против здешних людей, а также против отца моего короля Бана и моего дяди короля Борса. Но все же пока еще мы останемся за этими крепкими стенами. Я же пошлю посольство к господину моему королю Артуру для примирения, ибо мир лучше, нежели постоянные войны.

И послал сэр Ланселот девицу и с нею карлика, дабы просили они короля Артура не воевать более его земли. Пустилась она в путь на лошади, ее карлик бежал сбоку, и когда она подъехала к шатру короля Артура, то спешилась. И встретил ее учтивый рыцарь сэр Лукан-Дворецкий и сказал:

— Прекрасная девица, вы прибыли от сэра Ланселота Озерного?

— Да, сэр, — она отвечала, — для того я прибыла сюда, чтобы говорить с королем Артуром.

— Увы, — сказал сэр Лукан, — господин мой Артур рад был бы примириться с сэром Ланселотом, но сэр Гавейн до того не допустит. — И еще он сказал: — Молю Бога, девица, чтобы вам преуспеть, ибо все мы, состоящие при короле, почитаем сэра Ланселота за лучшего среди всех рыцарей на свете.

И с тем сэр Лукан отвел девицу к королю, где он сидел с сэром Гавейном, чтобы они могли выслушать ее посольство. И когда она кончила говорить, побежала влага из королевских глаз. И все лорды с превеликой радостью стали советовать королю примириться с сэром Ланселотом, кроме лишь одного сэра Гавейна. А он сказал так:

— Господин мой и родной дядя, как намерены вы теперь поступить? Неужели решитесь вы повернуть назад, когда уже так далеко зашли? Весь мир будет говорить о вас со смехом и презрением.

— Знайте, сэр Гавейн, — отвечал король, — что я поступлю по вашему совету. Однако сдается мне, — сказал король Артур, — что не следовало бы отвергать его справедливых предложений. Но раз уж я зашел так далеко, дать ответ этой девице я поручаю вам, ибо сам я не в силах от жалости говорить с нею, ведь ее предложения столь благородны.

И тогда сказал сэр Гавейн девице так:

— Передайте вы сэру Ланселоту, что посылать посольства к моему дяде для него — напрасный труд. Ибо, скажите ему, если он в самом деле желает приложить старания для мира, надо было сделать это ранее, ибо теперь уже поздно. И скажите ему, что я, сэр Гавейн, просил ему передать, что я клянусь верностью моему Господу и рыцарству преследовать его неотступно до тех пор, пока он меня не убьет либо же я его!

Заплакала тут девица и удалилась, но и там осталось немало плачущих глаз. Сэр Лукан отвел ее туда, где стояла ее лошадь, и она возвратилась к сэру Ланселоту. А он был со своими рыцарями, и когда сэр Ланселот услышал ответ короля, то слезы сбежали по щекам его. А благородные рыцари обступили его и сказали:

— Сэр Ланселот, почему вы так невеселы? Вспомните, кто вы такой, вспомните, кто мы такие, и давайте, благородные рыцари, померимся с ними силами на поле брани.

— Это-то легче легкого, — отвечал сэр Ланселот, — но никогда еще не был я менее склонен к сраженью. И потому прошу вас, сэры, если вы меня любите, то послушайтесь вы меня и поступите по-моему. Ибо я буду всегда избегать боя с благородным королем, когда-то посвятившим меня в рыцари. Перед ним я буду обращаться в бегство, а если уж некуда мне будет дальше бежать, только тогда стану обороняться. И оттого будет мне и всем нам больше чести, чем если бы стали мы биться против благородного короля, которому прежде мы все служили.

На том прекратили они свои речи, и в ту ночь все расположились на отдых.

А рано поутру, когда еще только светало, выглянули рыцари и увидели, что осада со всех сторон подступает к городу Бенвику и уже лестницы наставлены. А из города их отбивают и сбрасывают со стен.

И выехал вперед сэр Гавейн, во всеоружии, на могучем скакуне, остановился перед главными воротами с копьем в руке и крикнул:

— Где ты, сэр Ланселот? Или меж вами, гордыми рыцарями, ни один не осмелится поломать копья со мною?

Тут изготовился сэр Борс и выехал за стены города. И встретился сэр Гавейн с сэром Борсом и сшиб его с коня и самого его едва не убил. Подобрали сэра Борса и унесли обратно в город.

Тогда выехал сэр Лионель, желая отомстить за сэра Борса. Вот оба они наставили копья, ринулись друг против друга и сшиблись жестоко, но сэру Гавейну была в тот день такая удача, что он сшиб наземь сэра Лионеля и нанес ему глубокую рану. Подобрали тогда сэра Лионеля и внесли за ворота в город.

И так сэр Гавейн приезжал каждый день, и не было случая, когда он не сокрушил бы кого-либо из рыцарей сэра Ланселота. Так продолжалось целых полгода, и немало народу было побито с обеих сторон.

Но вот случилось однажды сэру Гавейну подъехать к воротам города, как всегда, в полном вооружении и верхом на отличном скакуне и с тяжелым копьем в руке, и крикнуть громким голосом так:

— Где же ты, коварный изменник сэр Ланселот? Почему прячешься, как трус, за стенами и укрытиями? Выгляни только, коварный рыцарь-предатель, и я отомщу тебе за смерть моих трех братьев!

Все эти речи слышал сэр Ланселот от начала до конца. И тут обступили его со всех сторон родичи его и его рыцари, и так сказали они сэру Ланселоту все враз:

— Сэр, теперь должно вам непременно защитить себя, как подобает рыцарю, либо же быть опозоренным навеки, ибо когда вас открыто обвиняют в измене, тогда настает время действовать! И так слишком долго вы спали и слишком много терпели.

— Да поможет мне Бог, — отвечал сэр Ланселот, — меня жестоко печалят слова сэра Гавейна, ибо ныне он бросает мне тяжкое обвинение. И потому знаю я, как и вы, что мне должно теперь непременно защищаться либо же оказаться трусом.

И приказал сэр Ланселот седлать своего лучшего коня и нести свои доспехи в надвратную башню. А сам сэр Ланселот обратился к королю громким голосом и сказал так:

— Господин мой Артур, благородный король, когда-то посвятивший меня в рыцари! Знайте, сокрушается сердце мое за вас, что вы вот так преследуете меня. Я же все от вас сносил, ведь, будь я мстителен, я бы давно уже встретился с вами на бранном поле и усмирил бы самых храбрых ваших рыцарей. Вот уже полгода, как я все терплю и сношу от вас и от сэра Гавейна. Но теперь я уже более терпеть не могу и непременно должен защититься, раз уж сэр Гавейн обвинил меня в измене. Но это будет против моей воли, ибо я не хотел биться против рыцарей вашей крови, однако теперь уже мне нет пути назад, как зверю, загнанному в засаду.

Тогда сказал сэру Ланселоту сэр Гавейн:

— Если ты отважился на бой, то оставь пустые речи и выходи на поле, и мы отведем душу!

Тогда облачился сэр Ланселот в доспехи и сел на коня своего и оба рыцаря взяли в руки тяжелые копья. Отступило от ворот осаждавшее войско, и вышли из города благородные рыцари, числом столь многие, что, когда увидел король Артур такое множество воинов и рыцарей, подивился он и сказал себе:

— Увы мне, что сэр Ланселот против меня! Ибо теперь я вижу, что он и вправду, до сих пор меня щадил.

И заключен был между ними двумя договор, что никто не должен к ним приближаться и ввязываться в бой, покуда один из них не будет убит или не покорится.

И вот разъехались далеко сэр Ланселот и сэр Гавейн и пустили друг на друга коней во всю мочь и во весь опор, сшиблись и ударили один другого в середину щита. Но так могучи были рыцари и так тяжелы их копья, что не выстояли кони под этими ударами и рухнули наземь. Встали рыцари, бросив узду, перетянули наперед щиты и, сойдясь, стали рубиться, нанося один другому жестокие удары по всему телу, так что кровь хлестала у них отовсюду.