Город несколько лет спустя - Мэрфи Пэт. Страница 3

Восхищенная, зачарованная, малышка выбежала из сумрачного дома на улицу, чтобы как следует рассмотреть свою находку. Прямоугольные домики с крошечными окнами выстроились по обеим сторонам улиц, казалось, стоит присмотреться, и можно увидеть маленьких людей, сидящих в машинах, припаркованных на обочине. Самое высокое здание по форме напоминало пирамиду. Она еще раз потрясла игрушку, золотые крошки засверкали на солнце и, кружась, покрыли прозрачным мерцающим покрывалом здания. Ничего прекраснее девочка еще не видела.

Вертя шар в руках, она заметила маленькую наклейку на подставке – «На память о Сан-Франциско».

Мать рассказывала ей о Сан-Франциско, но девочка не вслушивалась в эти странные, бессвязные истории, эпизоды из прошлой жизни, которые всегда начинались со слов: «Однажды в Сан-Франциско, еще до Чумы…»

Мэри часто вспоминала парады на китайский Новый год, радостное возбуждение, витающее в воздухе, смешанное с запахом пороха от фейерверка. Иногда она рассказывала о своих соседях – старой деве, у которой было двадцать девять кошек, или о молодом человеке, который каждое утро занимался карате на крыше.

Воображение помогло девочке воссоздать из обрывков воспоминаний свой Сан-Франциско, наполненный, как страна Оз, чудесами, где через огромные изумрудные холмы проложены удивительные канатные дороги. Город манил ее, и однажды она осмелилась спросить у матери, почему они не могут вернуться туда. Мэри только грустно покачала головой:

– Не можем, и точка. Слишком много призраков встретит меня там.

В тот день вместе со стеклянным шаром девочка принесла домой раскладной нож с перламутровой ручкой, изящные маленькие ножницы для рукоделия и колоду карт с обнаженными женщинами. Карты и нож она отложила для торговли на рынке, ножницы отдала матери, а стеклянный шар оставила себе. Ночью, прежде чем заснуть, девочка много раз встряхивала игрушку и сонно наблюдала, как золотые пылинки, кружась, застилают город.

Взрослея, дочь Мэри научилась охотиться. Рядом с их домом переезд шоссе был разрушен землетрясением, и вздыбившиеся бетонные плиты образовали причудливые лабиринты, которые облюбовали кролики и прочая мелкая живность. Сначала она ловила их при помощи хитроумных петель из рыболовной лески, которые прятала в траве, где зоркий взгляд мог различить еле видные тропки, протоптанные зверьками. Несколько лет спустя при помощи ржавого обода от велосипеда и куска шины девочка смастерила рогатку. Притаившись за каменной плитой, она долгие часы поджидала, когда неосторожный кролик выберется на свет за пропитанием. Даже в сумерках зоркость редко ее подводила.

В одном из заброшенных домов девочка наткнулась на иллюстрированную энциклопедию. Мать научила ее читать, но больше всего девочку заворожили картинки, которыми изобиловала книга. Пять дней она перетаскивала тяжелые тома, пока наконец не собрала дома весь алфавит. Теперь, долгими зимними вечерами, лежа перед весело потрескивающим в камине огнем, она пролистывала страницы, изучая фотографии далеких стран и неизвестных предметов.

В томе «О» девочка наткнулась на статью об оружии. Изображение арбалета сразу же привлекло ее внимание, и она приступила к работе. Истребив небольшую рощу молодых побегов миндаля, ей удалось найти достаточно гибкое деревце. Основной ствол она тщательно выстругала из толстого полена, валявшегося в сарае. Летом девочка упорно тренировалась в саду, стараясь попасть в намеченную цель. Вскоре она стала первоклассным стрелком.

Шли годы, мало что меняя в их жизни. Лето приносило жару, весна – буйство красок в саду и аромат цветущих миндальных деревьев, осенью они с матерью собирали орехи для продажи, а зимой – жаловались на постоянные дожди. Каждую ночь, ложась спать, безымянное дитя подолгу любовалось миниатюрным городом в стекле, иногда встряхивая шар. Она начала видеть Сан-Франциско во сне.

ГЛАВА 2

Когда ему было восемь, Дэнни-бой узнал, что искусство может изменить мир. Урок состоялся на Мишн-стрит в Сан-Франциско, где мальчик, скорчившись за мусорным баком, приоткрыв от изумления и восторга рот, наблюдал, как художник раскрашивает кирпичную стену.

Худощавый, по пояс обнаженный мужчина, на котором из одежды были лишь обрезанные по колено тертые джинсы и красный шейный платок, стоял, окруженный огромными раскрытыми раковинами морских моллюсков. В каждой раковине курились травы, распространяя терпкий аромат. Босые ноги художника отбивали на асфальте ритм, мальчик слышал его речитатив, но не мог разобрать слов, не понимал даже, есть ли там слова или это всего лишь набор бессвязных слогов.

Дым курений, застилавший Дэнни-бою глаза, мешал разглядеть картины, которые артист наносил на безликую стену широкими, резкими движениями краской из двух баллончиков. Но он все же смог различить стадо диких лошадей с развевающимися жесткими гривами, стремящихся выскочить из кирпичной поверхности и промчаться по Городу; увидел гордого оленя, поднявшего увенчанную развесистыми рогами голову к пасмурному небу. Сейчас странный человек заканчивал глаза разъяренного быка, изогнувшего темно-рыжую спину.

Все движения творца – когда он рисовал, когда отходил, чтобы осмотреть работу издали, или выбрасывал пустой баллончик – стали частью его первобытного танца. Подпрыгивая, он рисовал на стене птиц, точнее говоря, их силуэты, и Дэнни-бою казалось, что он видит стаю диких гусей, летящую по осеннему небу.

Не до конца осмелев, настороженный, готовый при первом же знаке опасности шмыгнуть назад в свое убежище, он все же начал потихоньку красться ближе. Должно быть, мальчик наступил на что-то, художник услышал его шаги и обернулся. Дэнни замер, но танцор лишь улыбнулся, блеснув белоснежной полоской зубов на смуглом лице, и кивнул на стопку трав рядом со стеной. Взяв немного шалфея уерба буэна, Дэнни подкинул их в огонь и задохнулся от дыма. Голова его закружилась, реальность отодвинулась, и он начал повторять за мужчиной движения его танца.

Художник улыбнулся и начертил на стене широкую голубую линию. Под ней он изобразил стайку рыб и гладкую спину огромного кита. Песня начала меняться, становилась громче, ритм убыстрялся. Спина артиста блестела от пота. Мальчик танцевал уже сам, размахивая веткой шалфея, чтобы разогнать дым. На стене тем временем появились пугливые лани и дикие быки. Последним мужчина нарисовал волка, а затем неожиданно отбросил баллончики с краской и одним широким прыжком оказался за спиной Дэнни-боя.

В ушах зазвенело от наступившей тишины. Художник тяжело дышал. Его тело цвета красного дерева было покрыто черными кудрявыми волосами. Расслабленная поза, за которой чувствовалась готовность к прыжку, напомнила Дэнни повадки одичавших собак, скитавшихся по Городу. Странно, но мальчик не чувствовал страха.

– Привет, меня зовут Дэнни-бой.

– Можешь называть меня Рэнделл, – с улыбкой ответил мужчина.

Он подошел к раковинам, где все еще тлели травы, высыпал пепел себе на ладонь и втер его в кожу. Перехватив удивленный взгляд ребенка, протянул ему другую раковину:

– Возьми, не бойся. Отличная вещь, очищает. Дэнни-бой торопливо, словно опасаясь, что Рэнделл передумает, стянул майку и растерся пеплом.

– Пойдем, – поманил его художник, и они направились вниз по улице, параллельной Восьмой авеню.

За долгие годы вода размыла здесь асфальт, теперь под ногами хрустели песок и камни, из расщелин пробивалась сочная, ярко-изумрудная трава. Приблизившись к маленькому ручью, Рэнделл присел на корточки и начал смывать ледяной водой пепел с лица и тела, громким фырканьем распугивая лягушек. Подрагивая от холода, мальчик последовал его примеру. Умывшись, он растерся своей майкой и растянулся на теплом тротуаре, наслаждаясь солнечными лучами. Новый друг сел рядом, и Дэнни с любопытством на него уставился. Вопросы вертелись у мальчика на языке.

– Почему ты рисовал на той стене? – не выдержал он.

– Город опустел. Нам нужно больше жизни. Больше оленей, быков, рыбы.