Норбит, или Туда и обратно - Мэрфи Пэт. Страница 50

И сразу же почувствовал резкую перемену. Хотя коридор и выглядел так же, Бэйли стал мерзнуть, как будто подул холодный ветер. В голове зазвучал новый голос. Это не были слова, просто чьи-то эмоции и чувства. Кто-то или что-то хотело спросить у него: «Ну и куда ты собрался?» Или нет, это было более сильное удивление и раздражение, так что фраза должна была звучать примерно так: «Куда прешь, гад?! Стоять, тебе говорят!»

Бэйли сразу же вспомнились любимые интонации прабабки Берты. Он понял, что приказ отдавал тот, кто привык к беспрекословному повиновению.

Норбит замер на месте, одной рукой опершись о стену, а в другой держа кристалл-карту. Зря он перестал петь песню трансеров. Пришлось затянуть ее снова.

– Я отсюда ухожу, – громко заявил он. И начал представлять себе, как взбирается по лестнице на поверхность луны и встречает «сестер». Как только у него в мозгу появилась такая картинка, он предпринял героические усилия, чтобы излучать спокойствие и уверенность. Конечно, он уходит отсюда. И ничто его не остановит.

Извне пришел новый сигнал, на этот раз слегка другой эмоциональной окраски. «Это первый голос», – подумал норбит. Голос, исходивший из комнаты с золотыми нитями. От него веяло чем-то материнским. Так заботливая мамаша журит нашалившее дитя. Немного разочарования и чувства, что от него ожидали большего. Кажется, разочарование было связано с его намерением уйти. Если озвучить это, получится что-то вроде: "Ты действительно собрался уходить? Так рано? Останься еще, куда ты спешишь? "

Бэйли удалось сделать еще один шаг.

– Я прекрасно провел здесь время, – сказал он таким тоном, словно действительно разговаривал со своей матерью. – Но мои друзья будут скучать по мне. Мне на самом деле пора идти.

Ответ пришел сразу же. На этот раз сигнал был яростным и раздраженным. Еще не упрек, но предостережение, сделанное властным тоном: «Если и дальше пойдешь – у тебя будут бо-о-оль-шие неприятности».

Но он продолжал идти вперед, мурлыча песню трансеров. Перед глазами вдруг появился знак вопроса. Это спрашивал первый голос, тот, что подобрее. "Кто ты? "

Бэйли поколебался с ответом. Кто он? Бэйли Белдон было его имя, но какими эмоциями это можно передать? Был ли он отважным норбитом, который спас «сестер» от пауков и пиратов, или норбитом, который предпочел бы остаться дома и сытно поужинать? Был ли он норбитом, который пилотировал истребитель во время звездных баталий, или норбитом, который играл в компьютерные игры со своим племянником? И какие выводы сможет сделать чуждый искусственный разум из всего этого?

Он подумал о Беспокойном Покое, и его мысли остановились на нем. Он был норбитом, необычайно привязанным к своему дому. Он представил, что он в солярии, смотрит сквозь стеклянные перегородки на буйство зелени в оранжерее, а в воздухе витает аромат уюта, тепла и умиротворения. Он почувствовал силу своей привязанности к дому, друзьям, к своей родине. Вот кем он был, вот где была его душа.

Яркий образ родного дома, стоявший у него перед глазами, помог сделать еще один шаг вперед. Затем еще один, и еще один. Шаг за шагом, возвращаясь к лестнице, он не опускал левую руку, скользившую по гладкой стене, и чувствовал отголоски эмоций, возникавших у первого существа, установившего с ним контакт. Тоска но дому, глубокая горечь, жажда возврата к жизни, повседневным делам, к обыденности. Это было похоже на разговор по радио с давним другом. Болтовня о работе автоматических шахт, об аквастанции Беспокойного Покоя. Такие милые сердцу обыденные вещи.

Его поступь замедлилась, норбит начал спотыкаться. Он не мог понять, что в этой вселенской скорби было его, а что пришло извне. Неважно, откуда пришло это чувство, но оно полностью поглотило его. Бэйли чуть не замер на месте, не в силах выносить тяжесть тоски по дому, но кое-как ему удалось пересилить себя.

Это был длинный, очень длинный путь к лестнице, и острая тоска давила на него непосильной ношей, тянула назад. Когда он отошел подальше, чувство стало изменяться: все еще убитый горем, он отметил нотку враждебности и горечи. Его преследовали печаль и озлобленность, но он не позволил этим чувствам остановить его.

У подножия лестницы он остановился и задумался, как нести карту, если для подъема требуется освободить обе руки. Он расстегнул верхние пуговицы комбинезона и положил куб за пазуху. Теперь карта лежала, прижатая к животу, а пояс не давал ей упасть. Не теряя времени, Бэйли начал подниматься по лестнице, напевая песню трансеров.

Хоть гравитация и была очень слабой, подъем показался бесконечным. Руки и ноги ныли от усталости, а голова как будто свинцом налилась. Неимоверных усилий стоило Бэйли одновременно карабкаться по лестнице и мурлыкать мелодию трансеров.

По мере того, как он поднимался, эмоции, внушаемые извне, становились все слабее. Пение трансеровской музыки давалось все легче, двигаться стало не так тяжело. Он все еще чувствовал тоску по дому, но это было его личное чувство, такое знакомое и терпимое. Бэйли словно убавил в весе и поднимался все быстрее.

– А вот и он! – эхом разнесся по трубе голос Незабудки. – Поднимается.

Последовали шумные возгласы радости, но Бэйли не прислушивался, что кричали ему «сестры», сосредоточившись лишь на своих руках и ногах и на перекладинах лестницы. Сердце выскакивало из груди, а ноги дрожали от напряжения. Он уже не пел песню трансеров, но она прочно засела у него в голове, и он перебирал руками и ногами в такт бесконечным аккордам.

Словно игрушечный чертик из коробки, Бэйли выскочил из колодца, вокруг которого собрались все «сестры». Он совсем запыхался, а лицо его было красным и мокрым от пота. Незабудка подхватила его под один локоть, а Джаз – под другой; вместе они вытащили Бэйли из колодца и положили его на землю.

– Где ты был?

– Как ты открыл?

– Что там внизу?

– Принес что-нибудь?

Бэйли лежал на спине и никак не мог отдышаться. Он отвечал на все вопросы громким сопением. Не говоря ни слова, он расстегнул комбинезон и достал карту – и получил возможность немного отдохнуть от расспросов «сестер», пока те передавали куб из рук в руки и громко выражали свой восторг.

– Я загружу эту карту в компьютер, чтобы проверить, принадлежит ли этот сектор к известной нам части Галактики, – сказала Маргаритка Захарии.

– С тобой все в порядке? – осторожно поинтересовалась у Бэйли Джаз.

Он кивнул.

– Мы с Незабудкой уже собирались идти тебя искать, – сказала она. Бэйли заметил, что на земле у люка лежат два ранца. – Мы не хотели бросать тебя, что бы с тобой ни произошло.

– Сколько я там ходил? – спросил Бэйли хриплым голосом. Только сейчас он понял, что горло у него ужасно пересохло.

Джаз порылась в своем ранце, извлекла оттуда флягу с водой и протянула ее Бэйли. Он с трудом приподнялся на локте, и начал пить. Немного утолив жажду, он сделал два новых открытия: оказывается, он умирал от голода, а ноги отказывались повиноваться ему.

– Я не знаю, когда ты открыл эту дверь. Но мы оставили тебя здесь около двадцати четырех часов назад. Мы заметили, что ты полез туда, только когда проснулись. – Она покачала головой. – И чего тебя туда потянуло одного? Не мог нас дождаться?

– Хороший вопрос, – Захария переключила внимание с куба на Бэйли. – И что ты там обнаружил?

Бэйли сделал еще один глоток воды, которая показалась ему такой сладкой и прохладной.

– Много карт, – ответил он. – И не сосчитать, сколько именно. И стража…

Он запнулся, не зная, как описать то существо, которое «разговаривало» с ним.

– Двух стражей. Один настроен дружелюбно, второй опасен.

– Какие они, эти стражи? – не унималась Захария.

– Один – любознательный, а второй только просыпался. Он был очень зол.

– Откуда ты знаешь? Ты с ним разговаривал?

– Не совсем разговаривал… Скорее, общался, – он предпринял героическую попытку сесть, и Джаз ринулась помогать ему. Он выпил еще воды, размышляя, какими словами можно описать способ его общения со стражами. – Я им не верю. Мне кажется…