Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему - Ашар Амеде. Страница 32

Рено следовал советам дальновидного Каркефу. Благодаря присутствию в замке Дианы, а также баронессы д`Игомер, Рено не так сильно скучал по Арману-Луи. Он вздыхал при виде Дианы и улыбался, когда встречал баронессу — и этому наказанию не было конца.

А однажды утром Арман-Луи, точно молния, влетел во двор замка. Очевидно, какое-то предчувствие привело Адриен в это время к окну. Увидев белую ручку за занавеской, а потом и её красивое радостное личико, Арман-Луи тотчас забыл о днях, проведенных вдали от м-ль де Сувини.

Он поднялся в замок, перепрыгивая через несколько ступенек по большой лестнице, погромыхивая шпорами и, толкнув дверь кабинета, вошел к ну де Парделану.

— Ну вот и я, господин маркиз, — улыбаясь заговорил он. — Еще два таких поручения, вроде этого, и я, наверное, буду чувствовать себя столетним старцем.

При виде королевского герба на письме, привезенном Арманом-Луи, г-н де Парделан затрепетал:

— Сам король Густав-Адольф вручил вам это письмо? спросил он.

— Нет, господин маркиз.

— Значит, капитан гвардейцев?

— Не более того.

— А вам известно содержание этого послания?

— Нет, ни слова, ни буквы.

Г-н де Парделан зазвонил колокольчиком. Появился слуга.

— Попросите барона Жана де Верта подняться ко мне, — приказал маркиз.

— Это все? — спросил Арман-Луи.

— Все.

— Мне доставляет удовольствие оказывать вам услуги, господин маркиз. Вы не рассыпаетесь в комплиментах…

Г-н де Парделан пожал руку молодому дворянину.

— Не сердитесь на меня! — сказал он. — В этом письме — гибель или спасение половины мира… Богу угодно было вдохновить короля!

Послышались шаги Жана де Верта, и г-н де Парделан указал г-ну де ла Герш на незаметную дверь в углу кабинета:

— Надеюсь, вы меня извините? — проговорил он.

— Дела короля — не мои дела, — поспешно ответил путешественник.

И Арман-Луи, которого спасение мира занимало меньше, чем воспоминание об Адриен, вышел, оставив г-на де Парделана наедине с бароном.

— Вот то, что вы ждали, — сказал старик Жану де Верту, показывая ему послание, только что врученное г-ном де ла Герш. — Сургуч не тронут. Я хотел вскрыть это письмо в вашем присутствии. Сделайте это сами.

Жан де Верт взял письмо и сорвал сургуч. Г-н де Парделан развернул листок бумаги. Сердце его забилось сильнее. Вдруг выражение неизъяснимой радости преобразило его лицо.

— Вот видите, читайте! — не сумев совладать с собой, порывисто сказал он.

Послание содержало только два слова: «Нет, никогда!». И ниже тем же почерком: «Я король».

И ещё ниже подпись Густава-Адольфа и гербовая печать короля.

Жан де Верт скомкал письмо в руках.

— Но это же война! — воскликнул он.

Потом, топнув ногой, закончил свою мысль: — А ведь с ним мы были хозяевами Европы!

Г-н де Парделан не хотел отвечать, но подумал, что Швеция могла бы стать хозяйкой Германии и силой собственного оружия.

Во время этой сцены в кабинете г-на де Парделана г-н де ла Герш искал Адриен, Адриен также искала его.

Когда м-ль де Сувини наконец увидела Армана-Луи, она взяла его за руки и увлекла в дальний угол сада.

Арман-Луи не мог говорить — так он был взволнован. Глаза Адриен были влажны и блестели. Когда они оказались наедине, в густых зарослях деревьев, она остановилась и, вздохнув, сказала:

— Наконец-то!

И слезы мучительной радости и тревоги брызнули из её глаз, заливая лицо.

— Что случилось? — воскликнул г-н де ла Герш взволнованно при виде этих слез.

— Я не знаю, но я дрожу вся насквозь, я взволнована и встревожена… Ах, как вы мне нужны! Что-то происходит здесь, что пугает меня… Что? Я не знаю, но мне страшно. Вокруг нас какая-то беда.

— Беда? — переспросил Арман-Луи.

— Вы знаете, насколько не присуще для меня тревожиться… Мне кажется, тем не менее, что какая-то опасность, которой вы подвергались, она одна наполнила мою душу этой тревогой, которая так меня терзает. Но вот вы здесь, и я знаю, что никакая гибель вам не угрожает, однако страх по-прежнему донимает меня…

Арман-Луи обхватил рукой покачнувшийся стан м-ль де Сувини.

— Не причиной ли тому барон Жан де Верт? — вдруг спросил он.

— Ах, замолчите!.. Несколько дней назад мы просто болтали, и господин де Парделан был там. Я заканчивала расшивать шелковый темляк для шпаги. Барон Жан де Верт заговорил о войне, о сражениях, мои мысли были о вас. Он стал говорить мне об опасностях, которые окружают солдата, и сказал мне, что вскоре собирается уехать и, возможно, не вернется больше, но что он чувствовал бы себя смелее и был бы неподвластен смерти под защитой, данной ему рукой друга, и попросил у меня этот темляк, который я расшивала.

— И вы дали ему то, чего касались ваши руки, Адриен?

— Во всяком случае, он взял его, а я ему позволила…

Ах, я клянусь вам, когда я думала о вас, я видела, что над вашей головой нависла угроза: железо или летящий свинец. И моя обессилившая рука не сумела удержать этот кусочек шелка. Вы простите меня, Арман-Луи?

— Адриен, любили ли вы меня все это время?

— Люблю ли я вас!.. Силы небесные, и он меня об этом спрашивает! Вы видите, я же все вам рассказываю… Послушайте, я достаточно наревелась! Но с тех пор как этот расшитый темляк перешел из моих рук в его, барон смотрит на меня таким взглядом, какого я ещё у него не видела. Вы помните г-на де Паппенхейма? Он смотрел так же и так же улыбался.

Арман-Луи собирался ответить, но голос Рено позвал его.

— Мой бедный гугенот, тебе пришло письмо из Франции: если оно встревожит тебя, разорви его на тысячу кусочков! Я заметил, что письма — дело скверное: написанные друзьями, они, подобно мушкету с раструбом, направлены против нашего богатства, тогда как наши грустные кошельки и так не нуждаются в такого рода кровопусканиях, в чрезмерных расходах, чтобы остаться вовсе без гроша; а те, что подписаны нашими дедами, полны нудных проповедей и уроков, столь же длинных, сколь неприятных.

Тем временем Арман-Луи уже распечатал письмо, присланное из Франции.

— Читайте, — сказал он м-ль де Сувини. — И читайте вслух!

Адриен бросила взгляд на бумагу и побледнела, едва прочитав первые несколько слов.

«Г-ну графу де ла Герш.

Сын мой горячо любимый!

Знайте, что ла Рошель, последний оплот протестантства во Франции, окружен многочисленными войсками, стянутыми туда г-ном кардиналом де Ришелье из всех уголков королевства. Если Бог не даст в обиду своих служителей, мы падем под их натиском, и умрем как подобает мужественным людям, со шпагой в руке защищая нашу веру. Если м-ль де Сувини, моя приемная дочь, одна и покинута своим дядей, всецело сознавайте свои обязанности по отношению к ней. Прощайте! Получила ли она должный приют у г-на де Парделана, спросите об этом свое сердце, оно скажет вам, где истинное место чести. Что ж, до свидания. Храни Вас Господь, сын мой! Да снизойдет на вас Его благословение.

Маркиз Эркюль-Арман де Шарней»

Адриен подняла свое бледное личико. В её глазах была смерть. Взяв за руку того, кого любила, она решительным голосом сказала:

— Арман-Луи, вы должны ехать к нему!

— Я поеду, — ответил г-н де ла Герш.

— Черт возьми! Я пригожусь вам! — обрадовался Рено.

— Ты? — удивился Арман-Луи. — А я считал, что некая цепь удерживает тебя здесь?..

Тень грусти омрачила лицо г-на Шофонтена.

— Тебе, другу детства и юности, я скажу все. Да, я люблю, до глубины души люблю, так, что никогда не поверил бы, способен ли на это сын моего отца. Ах! Возможно, я полюбил на всю жизнь! Но мое имя — маркиз де Шофонтен, и если бы я разбросал по камешку мой родовой замок каждому придорожному кусту, то и тогда никто не обвинил бы меня в том, что я ищу наследницу, чтобы восстановить с её помощью утраченную славу моего герба! И я не посрамлю моего гордого имени — оно останется, как есть, незапятнанным! Я молод, у меня есть шпага. Какая бы ни выпала на мою долю судьба, никакая другая женщина, кроме Дианы, не будет названа маркизой де Шофонтен.