Робкое дыхание - Мэримонт Лесли. Страница 15

– Расскажи мне об Анне, Рита. Какая она была?

– Самая красивая женщина, которую я когда-либо встречала. Это на первый взгляд. Но удивительный эффект – чем внимательнее на нее смотришь, тем менее совершенной она кажется. Шик, блеск, если ты понимаешь, что я имею в виду. Масса золотых волос, улыбка мисс Америки, пышный бюст, длинные ноги. Хоть сейчас на обложку журнала. Но не глупа, отнюдь. У этой куколки острый как бритва ум. Она играла Георгосом как кошка мышкой и приклеила его надежней некуда. Он был без ума от нее до того самого дня, пока не обнаружил правду.

– Какую?

Рита нахмурилась.

– Может, мне не следовало бы тебе это говорить, хотя вряд ли он догадывается, что я в курсе. Если вы у себя в кабинете ворошите грязное белье, а секретарша сидит у самой двери, то голоса лучше не повышать.

– Рита, не тяни. Скажи, что она сделала.

– Принимала противозачаточные, вот что.

Ошеломленный вид Иви достаточно отражал ее чувства.

Рита вздохнула.

– Так вот Георгос и Анна с начала брака пытались завести ребенка. Когда Анна не забеременела через год, она притворилась, что страшно огорчена, сделала вид, что прошла проверку у врача и с ней все благополучно. Она даже послала проверяться Георгоса. Результаты анализов свидетельствовали, что как производитель он не хуже племенного жеребца. Он позвонил доктору Анны.

– И доктор сказал, что она принимает таблетки?

– Ну не совсем. Этого он не сделал, но его очевидное замешательство от вопросов насторожило Георгоса, и он предпринял наступление на Анну. Под градом его вопросов она наконец призналась, что все время пила таблетки. Тут-то Георгос и сорвался окончательно. Он начал ее обзывать, а она в ответ завопила, что не имела ни малейшего намерения портить фигуру, обзаведясь отпрыском, а он просто дурак, если хочет, чтобы она это сделала.

Иви поморщилась.

– Потом она заявила, что ребенок испортил бы им сексуальную жизнь, а она его слишком для этого любит. Это была ошибка. Георгос в очень конкретных выражениях пояснил, что она не имеет понятия о настоящей любви. Когда он вечером вернется домой, лучше, если ее там не будет. Она вылетела из его кабинета, грозя обобрать его до нитки. А он швырнул ей вслед, что будет счастлив отдать ей все, что она захочет, лишь бы от нее избавиться и снова почувствовать себя чистым.

Иви покачала головой.

– Бедный Георгос! Как же он обманулся! Видно, очень он ее любил, если так бурно отреагировал.

– Да, Анна оставила в его сердце след.

– Надо думать, из-за нее-то он и поклялся больше никогда не жениться, – пробормотала Иви.

– Но он же женился, – заметила Рита. – На тебе.

– О, это совсем другое.

– Да, было. Но не обязательно, чтобы так оно и продолжалось. Ты можешь сделать этот брак настоящим, если захочешь. Предложи Георгосу семью, которую он всегда хотел. Он это не отвергнет. Я уверена.

Иви застыла и не столько от самого предложения Риты, сколько от того, как оно отозвалось ней, особенно возможность иметь детей. После своего несчастья она решила, что долго не сможет думать о ребенке, но сейчас именно о нем она подумала прежде всего.

Оказывается, она очень хочет стать матерью, любить ребенка, заботиться о нем. Она хотела этого всем сердцем. Но ребенок от Георгоса? Как ни тронули ее откровения Риты о его первом браке, она не думала, что сочувствие к нему зайдет так далеко, чтобы предложить себя ему в качестве матери его детей.

– Не такая уж это шокирующая мысль, к ней можно привыкнуть, – самым будничным тоном произнесла Рита, словно подслушав ее сомнения. – Обдумай немного. Ведь тебя не беспокоит, что бы сказал об этом Леонидас?

Он, как знала Иви, остался бы доволен. Не в его характере было ревновать, или проявлять собственнические инстинкты, или лишать кого-то счастья. Если бы она смогла каким-то образом построить свою жизнь с его младшим братом, никто бы не обрадовался этому больше Леонидаса.

Но мешала ей не верность его памяти, а неспособность думать о Георгосе как о своем любимом. Она не представляла себе любви без влюбленности. Романтик в ней отвергал любой другой вариант, хотя она и признавала, что этот случай – особый. И это тоже казалось правильным.

– Прости, мне не хочется быть жестокой, – продолжала Рита с присущей ей практичностью, – но Леонидаса больше нет. Ты не можешь строить жизнь на одних воспоминаниях. И ребенка от них не заимеешь. Тебе нужен мужчина из плоти и крови. И едва ли ты найдешь плоть и кровь, оформленную лучше, чем Георгос.

Увидев, что она вздрогнула, Рита нахмурилась.

– Не может же у тебя вызывать отвращение мысль о том, чтобы лечь в постель с таким мужчиной?

– Не то чтобы отвращение, – дрожащим голосом призналась Иви, – просто я не уверена, что смогу. Я... была в постели с Леонидасом один-единственный раз, и не очень-то все прошло хорошо, хотя мы сильно любили друг друга. Но ведь я была девушкой.

– Бог ты мой! Я и не знала. Глядя на тебя, это не подумаешь, мне казалось, что до него у тебя были другие.

– Когда Леонидас меня приютил, мне исполнилось восемнадцать, – потрясенно возразила Иви. – В вопросах морали ее воспитывали очень строго, мать не раз внушала ей, что порядочная девушка не отдастся мужчине без сильной любви, а лучше всего – после свадьбы. – Мне и сейчас только двадцать, – добавила она.

– Ты выглядишь старше, – заметила Рита, переводя взгляд с лица Иви на ее грудь.

Иви покраснела, откровенный взгляд подруги смущал ее.

– Это материнское наследие, – бормотнула она. – Итальянские девушки созревают рано.

Рита сухо рассмеялась.

– Не стоит этого стесняться. Господи, да я бы отдала передний зуб за половину твоего бюста.

– А я бы отдала передний зуб, чтоб мой бюст был наполовину меньше, – так же сухо ответила Иви.

– Не глупи, большинству мужчин это нравится. А у тебя груди такие округлые и в то же время высокие. И нечего их стесняться. А свой первый опыт не бери во внимание. Женщины его предпочитают забыть. И потом, не думаю, чтобы... – Рита оборвала фразу, пробурчав что-то себе под нос, чего Иви не смогла разобрать. Когда она снова подняла на нее взгляд, тонкие ее губы раздвинулись в ободряющей улыбке: – И что ты думаешь делать?

– Не знаю, Рита, здесь есть над чем подумать.

– Спешить некуда. По-моему, Георгос никуда не собирается.

Иви же хотела, чтобы он все же собрался и куда-нибудь уехал прямо этим же вечером. После разговора с Ритой само присутствие Георгоса стало вдруг очень ощутимым физически. Несколько раз за время обеда она ловила себя на том, что разглядывает его. В частности, его руки и... губы. Вовсе они не такие уж тонкие, как думалось ей вначале. Очень хорошо очерчены, нижняя губа немного полней верхней.

Отправляя в рот кусок сырной запеканки, он вдруг поднял глаза и поймал на себе ее взгляд. Брови у него озадаченно сошлись на переносице. Долгое, немыслимо долгое мгновение они смотрели в глаза друг другу. Он хмурился все сильнее, она словно застыла, ужаснувшись, но завороженно слушая, как сердце выбивает чечетку.

– У меня из ушей дым пошел? – протянул Георгос.

И Эмилия, и Алис посмотрели на Иви, которая виновато покраснела.

– Да нет конечно. Я просто думала...

– О чем? – не отступал он.

Она лихорадочно подыскивала, чтобы такое сказать.

– Я думала... я хотела попросить тебя купить елку.

– Она у нас уже есть, – ответил он сердито. – Разве ты не видела ту, серебряную, которую Эмилия поставила в гостиной?

– Да, но это совсем не то что живая, – продолжала она, попавшись в ловушку собственной лжи. – Леонидас всегда говорил, что Рождество не Рождество без живой елки.

При упоминании имени Леонндаса установилась полная тишина, пока снова не заговорил Георгос:

– Хорошо, тогда непременно купим живую. Завтра с утра я это и сделаю.

Иви показалось, что в бодром его голосе она уловила печальную нотку, но его готовность сделать так, как делал брат, высекла искру жизни в его матери. Алис заявила, что этим же вечером сходит на чердак и принесет оттуда еще украшений.