Плащ и шпага - Ашар Амеде. Страница 10

— Еще бы! Я один стою целого гарнизона.

— Само небо послало вас сюда…

— Ну да, разумеется!

Все трое спустились назад по лестнице и Агриппа показал испанцу на столе в его комнате большую кружку вина и добрый кусок мяса.

— Постель ваша готова; не нужно ли ещё чего? — спросил он у него. — Оказывая нам такую услугу, вы, надеюсь, не станете церемониться.

— Нет, благодарю, больше ничего не надо.

— Значит, я смело могу идти в деревню, где меня ждут?

— Хоть сейчас, если хотите, — отвечал дон Гаэтано, расстегивая пояс.

— А завтра задам вам такой завтрак, что вы не скоро его забудете! — вскричал Агриппа нежным тоном.

Они обнялись, Агриппа затворил дверь и ушел с Югэ.

— Начинаете понимать, граф? — спросил он.

— Да, немного; но ты увидишь, что твоя хитрость пропадет даром.

На другой день на заре Агриппа и Югэ пошли к комнате испанца; в ней никого не было и дверь была отворена. Агриппа подмигнул и, взглянув наЮгэ, сказал:

— Когда птичка вылетела из гнезда, значит — улетела за кормом.

— Послушай-ка, — сказал Югэ, схватив его за руку.

Из башни раздавались глухие проклятия. По мере того, как они подвигались дальше по коридору, крики становились явственнее. В конце коридора они увидели, что люк открыт, и, нагнув голову над черной дырой, они заметили внизу, в темноте, человека, который ревел и бился.

— Как? Это вы, дон Гаэтано? — сказал Агриппа ласковым голосом… Что это за беда с вами приключилась? Я забеспокоился, не найдя вас в постели… Она совсем холодная… Не дурной ли сон поднял вас с постели? Или вы услышали какой-то шум?

— Именно! — отвечал Гаэтано, сверкая взором. — Мне приснилось, что кто-то пробирается к вашим мешкам… Я встал и поспешил в эту проклятую башню… Оборвался в яму.

— Не очень ушиблись, надеюсь?

— Нет, не очень… Но вытащите меня поскорей… Я продрог и непрочь отведать обещанного завтрака.

— Вот это умно сказано, господин идальго. — Но этот завтрак вы получите, заплатив прежде выкуп.

— Выкуп? Что это значит?

— Очень ясно, и вы сейчас меня поймете, любезный друг.

Агриппа уселся поудобнее над самой дырой, свесив в неё ноги.

— Вы совсем не дурной сон видели, мой добрый Гаэтано, — сказал он, — и вовсе не шум разбудил вас, а просто пришла вам не в добрый час охота завладеть чужой собственностью: черт попутал, должно быть, вот зачем вы забрались ночью сюда в башню.

— Клянусь вам всеми святыми рая…

— Не клянитесь, святые рассердятся. Сознайтесь, что если бы вы в самом деле вскочили с постели в спешке, неожиданно, то не успели бы одеться, как следует, с головы до ног, надеть шляпу, прицепить шпагу. Ничто не забыто, ни сапоги, ни штаны, хоть сейчас дать тягу! … Ну, а так как за всякое худое дело положено наказание, выверните-ка ваши карманы, чтобы показать нам, что в них есть, и поделимся по-товарищески…

Дон Гаэтано божился и клялся тысячью миллионов чертей, что у него в карманах не бывает никогда и шести штук серебряной мелочи.

— Ну, как хотите, — сказал Агриппа и, подняв люк, сделал вид, что хочет закрыть его.

— Когда вы пообедаете и поужинаете мысленно, я приду завтра утром узнать, не передумали-ли вы, — продолжал он. — Ночь, говорят, хороший советник.

Испанец кричал и вопил, Агриппа не обращал на это ни малейшего внимания. Пришлось сдаться. Пленник вывернул карманы, в них было довольно много серебра.

— Бросьте мне четыре пистоля, а остального мне не нужно, — сказал Агриппа, — я ведь не злой.

Четыре монеты упали к его ногам.

— Поскорей теперь лестницу, — крикнул Гаэтано.

— А вот ваш ученик, для которого всякое желание учителя — закон… он и сходит за лестницей. Но прежде надо исполнить ещё одну маленькую формальность.

— Формальность? Как это? … Говорите скорей, я совсем закоченел.

— Остается только передать мне без разговоров вашу длинную шпагу и кинжал, что висит у вас на поясе.

— Это зачем же?

— А затем, что вам может прийти в голову нехорошая мысль пустить их в дело, а из этого для вашей же милости вышли бы такие неприятности, память о которых надолго осталась бы на вашей шкуре.

Дон Гаэтано подумывал о мести и не решался отдать оружие.

— Ну что же? — крикнул Агриппа, — опускать люк или лестницу?

Пленник тяжело вздохнул и, вынув из ножен шпагу и кинжал, подал из рукоятками Агриппе, который их проворно схватил.

— Славное оружие! — сказал он, осматривая их. — Стоит такого кавалера, как ваша милость. Видна работа толедских оружейников.

Потом прибавил, улыбаясь:

— Я был уверен, что мы с вами поладим, а теперь, сеньор, можете выходить на свет Божий.

Лестница опустилась в погреб, а между тем Дракон и Фебея, прибежавшие вслед за Югэ, уставились черными мордами в отверстие люка. Агриппа взял их за ошейники.

— Два неразлучных с нами приятеля! — сказал он.

Испанец вышел и бросился бежать.

Тогда Агриппа обратился к молодому графу и спросил его с улыбкой:

— Ну, теперь вы убедились, что ваш плащ не сам улетел со скамейки и что попадаются ещё на свете и скверные люди?

Отвечать было нечего, но одна вещь все-таки смущала Югэ.

— Зачем ты взял четыре пистоля у этого мошенника? спросил он.

— А затем, что я их же предложу в награду тому честному человеку, который не поддастся искушению… Я ведь намерен продолжать эти опыты… Утешительно было бы, если хорошего и дурного вышло поровну.

Новый случай представился скоро. Агриппа не стал придумывать другого испытания и повторил ту же хитрость. Новый прохожий выслушал все с таким же вниманием и ночью все произошло точно так же, как с Гаэтано, но с него взяли только шесть ливров, потому что в карманах у него было не густо.

Еще трое или четверо прохожих попались на ту же удочку и не дали бедному Югэ улучшить свое представление о роде человеческом. Наконец, пятого застали в постели, спящего блаженным сном. Агриппа насилу растолкал его.

— Извините, пожалуйста, — сказал он, протирая глаза, — до полуночи я караулил… А потом сон одолел… Пойдемте поскорее посмотрим, не случилось ли что с вашим сундуком.

— Не нужно. Пойдемте лучше завтракать, и когда поедим, вы увидите, что иногда неплохо быть и честным человеком.

Его посадили перед сытным и вкусным завтраком, и когда он закончил, Агриппа вынул из кармана с полдюжины желтых и белых монет, и сказал:

— Вот вам за труды от молодого графа, и если случится вам ещё раз когда-нибудь проходить мимо, не забывайте нашего дома!

— Забыть! — вскричал тронутый солдат, — забыть такой дом, где прохожим дают не только славную постель и хорошо их кормят и поят, да ещё и денег на дорогу дают! Одного я только боюсь, чтобы хозяева не разорились скоро и не заперли дверей.

— Ну, этого не бойтесь, приятель. Мы так устроили дело, что раздаем только то, что получаем с других.

Когда солдат ушел, Агриппа обратился к Югэ, который не пропустил ни одного слова из их разговора, и спросил:

— Вы сосчитали? Я дал всего четыре, а получил тридцать. Вот вам и пропорция между добром и злом. Будьте же впредь менее доверчивым.

Случилось как-то, что проезжал солдат высокого роста на поджарой лошади и Агриппа зазвал его отдохнуть на целые сутки.

Никогда ещё не бывало в стенах замка человека с такой огромной шпагой и с такими густыми усами. Руки у него были волосатые, уши красные, шея воловья, а лицо — квадратное, как у бульдога. При этом, хотя он и смахивал на разбойника, было в нем что-то благородное.

— Ну, уж если этот не свалится в погреб, — сказал Агриппа своему воспитаннику, то наружность бывает, значит, иногда обманчива.

Когда проезжего привели в фехтовальный зал, он показал себя мастером владеть и шпагой, и кинжалом. Он осыпал Югэ ударами, но и сам получил несколько таких, которые его удивили. Лицо у него разгорелось.

— Как! — вскричал он, — вот первый раз случается, что воробей клюет сокола!

Он начал снова, но сердился и тем самым терял выгоды превосходства над молодым учеником. Удар шпагой прямо в грудь привел его в бешенство. Югэ, в восторге от своей ловкости, не мог скрыть этого.