Мстительное сердце - Мэтьюз Патриция. Страница 8

Скрючив пальцы, она хотела было вцепиться ногтями в лицо Ханне, но та увернулась, и Нелл не успела ее оцарапать.

Тогда Нелл остановилась, на лице у нее промелькнуло хитрое выражение; внезапно она бросилась вперед, вцепилась в руку Ханны, сжимавшую в кармане деньги. Платье Ханны порвалось, и монеты рассыпались по земле.

И тут Ханна дала волю ярости и отчаянию, накопившимся в ней за день. Она бросилась на товарку, и они покатились по пыльному двору, колотя и царапая друг друга. Ханна запустила пальцы в длинные волосы Нелл и принялась бить ее головой о землю. Та пронзительно закричала.

Чей-то голос произнес:

– Перестать! Хватит!

Сильные руки подхватили Ханну под мышки и поставили на ноги. Нелл, побелевшая от страха, отползла в сторону, потом вскочила и убежала, взмахнув юбками.

Бесс хмыкнула.

– Будь уверена, золотко, больше она к тебе не приставать никогда. Ты ей задать хорошую трепку. – И Бесс отпустила Ханну. – И не бойся, она не жаловаться старому Стричу. Не то ей придется признаться, что она припрятывать, когда посетители давать ей на чай. Если он узнавать, то задать ей жару.

К ним робко подошел Дикки, протягивая руку.

– Денежки не потерялись, мисс Ханна. Я подобрал их все до единой монетки.

Ханна взяла у мальчика деньги. Потом, не раздумывая, дала ему фартинг.

– Вот, Дикки. Это тебе.

Тот с изумлением раскрыл рот. Нерешительно протянул руку, словно боясь, что Ханна отберет у него монетку. Потом, зажав ее в кулаке, еле слышно проговорил:

– Спасибочки, м'леди, – и пустился наутек, топая босыми ногами.

Ханна задумчиво смотрела ему вслед.

– А знаешь, Бесс, ведь меня никто еще не называл «м'леди».

– Бедный мальчик. Он редко слышать доброе слово…

На втором этаже с шумом распахнулось окно, и кто-то проревел:

– Какого черта вы там делаете? Что еще за кошачий концерт? – В окне показалась голова Стрича. Его лысину прикрывал фланелевый ночной колпак.

– Немного веселиться, масса Стрич.

– Ночь – не время для веселья. Чтоб было тихо, или я испробую на ком-то свою палку!

– Ага, масса Стрич.

– Никакого покоя больному человеку… – Голова исчезла, окно с шумом захлопнулось.

Трясясь от беззвучного смеха, Бесс обняла Ханну за плечи.

– Пойдем, детка. Я припасать тебе горяченького на ужин. – Но уже в дверях кухни Бесс стала серьезной. Она остановилась и посмотрела на второй этаж. Когда она заговорила, в голосе ее зазвучали странные нотки: – Похоже, старому Стричу полегчать. Он скоро оправиться, да помогать нам Бог!

Через два дня Ханна поняла, что имела в виду Бесс.

На следующий вечер Стрич опять не появился в баре, и все было очень хорошо. Нелл всячески избегала ее, а в своих обязанностях Ханна уже разбиралась. Денег от посетителей она больше не получала; но, видно, этого и не могло быть каждый вечер.

Однако неприятность все-таки случилась. В трактир пришел Сайлас Квинт. Ханна не разговаривала с ним, старалась не смотреть на скамью, где он сидел, и он вынужден был сам подходить к стойке за выпивкой.

И вот, возвращаясь на свое место, Квинт остановил Ханну, грубо схватив за руку.

– Что это, мисси, неужто у вас не найдется даже словечка для старенького папочки?

Ханна вырвала руку.

– Вы мне не отец. И потом, зачем вам со мной говорить? Вы же меня продали.

Квинт угрюмо посмотрел на нее.

– Я слыхал, мистер Стрич не поднимается с постели несколько дней. Подождите, мисси, вот он встанет и сойдет вниз – тогда уж вам не удастся корчить из себя леди!

Когда на третий вечер Эймос Стрич появился за стойкой, атмосфера в зале резко изменилась. Он следил за всем внимательным взглядом. А когда уходящий посетитель дал Ханне фартинг, Стрич потребовал монету себе, едва девушка подошла к стойке.

– Все, что здесь оставляют на столах, принадлежит мне, девочка. Смотри, запомни это. Глаз у меня острый – я ничего не пропускаю. Если замечу, что ты прикарманиваешь мое, то угощу тебя палкой!

Когда трактир закрылся и девушки собирались уходить, Стрич крикнул из-за стойки:

– Эй, девушка! Ты, Ханна! Поди сюда.

Ханна с опаской приблизилась к стойке.

На этот раз Стрич был сплошное радушие, его красное лицо расплылось в ухмылке и стало похоже на морду фантастического зверя, какими иногда украшают рыльца водосточных труб.

– Ступай быстренько на кухню и скажи Черной Бесс, чтобы приготовила мне ужин. Потом принесешь его мне наверх.

– Я, сэр?

– Да, ты. И поторапливайся. Ожидание меня утомляет.

Ханна пошла на кухню; сердце ее замирало, хотя она не могла понять отчего.

– Мистер Стрич хочет, чтобы я принесла ужин ему в комнату, – сообщила она Бесс.

Та напряглась, глаза ее сузились.

– Вот как? Грязный старый потаскун, вот кто он. – Она отвернулась и пробормотала: – Будь у меня селитра, я бы сделать из него окорок.

– Что, Бесс?

– Ничего, золотко мое.

Пока Бесс накладывала на тарелку еду, Ханна успела перекусить. Бесс совсем закопалась. «Неужели нельзя побыстрее?» – подумала девушка. Она просто с ног валилась от усталости, ей страшно хотелось добраться до своего тюфяка.

Наконец все было готово. Бесс протянула тарелку Ханне, не проронив ни слова и пряча глаза. Такое поведение Бесс несколько смутило Ханну; ей стало не по себе, и она вышла из кухни.

Если бы она оглянулась, то заметила бы, что по черному лицу Бесс скатились две крупные слезы. Она заметила бы, что Бесс устремила глаза к небесам, бормоча молитву:

– Прошу тебя, Боже, помогать этой бедной девочке. Она ведь совсем дитя невинное, как младенчик.

Если не считать комнаты Стрича справа от лестницы, на втором этаже имелось четыре комнаты, расположенных одна за другой, но дверей между ними не было. Все они были заставлены кроватями и обогревались камином, находившимся посредине. Во время какого-нибудь съезда или просто наплыва приезжих, как узнала Ханна, Стрич иногда сдавал одну и ту же кровать трем клиентам, и им приходилось спать вместе, несмотря на то что они могли быть даже не знакомы. Для леди, конечно, эти комнаты не были приспособлены. Впрочем, мужчины очень редко брали жен с собой. А если кто и приезжал в Уильямсберг с супругой, то заранее договаривался с кем-то из друзей, что леди остановится у них. На постоялых дворах, подобных этому, не было принято сдавать комнаты для леди.

Ханна робко постучала в дверь Стрича.

Дверь сразу же распахнулась. Стрич стоял на пороге, одетый во фланелевый колпак и длинную, до полу, ночную рубашку. Выглядел он так смешно, что Ханне захотелось рассмеяться. Но она, конечно, не осмелилась.

– Ну, девочка, долго же ты копалась! – проревел Стрич. – Заходи, заходи!

Ханна вошла, стараясь держаться подальше от хозяина.

– Поставь все у кровати.

Кровать была огромная, с четырьмя столбиками, на возвышении. Ханна искоса взглянула на нее, ставя тарелку на стол.

Потом, услышав, что ключ поворачивается в замке, быстро повернулась. Стрич ухмылялся, глядя на нее, и поигрывал длинным латунным ключом.

– Что это значит, сэр?

Он подошел к ней, взгляд у него был хитрый, лицо красное, как разваренная свекла.

– Я собираюсь поиметь тебя, девочка. Хочу осуществить мои права.

– Какие права, сэр? – воскликнула Ханна; сердце у нее упало. – По договору я должна работать в трактире.

– Разве Квинт тебе ничего не сказал? Ну, не важно. Для работы внизу я могу найти девчонок в любом количестве. Но мне нужна такая, чтобы согревала мне постель. И при этом девственница. – Лицо его потемнело. – А ты правда девственница? Квинт мне поклялся…

– Да, мистер Стрич. Я девственница, – ответила Ханна дрожащим голосом. – И таковой я хочу остаться.

Лицо Стрича посветлело. Он подошел к ней ближе. Глаза Ханны заметались, ища спасения. Сердце гулко забилось. Но спасения не было. В комнате была только одна дверь – тяжелая, деревянная, – через которую можно выйти. Но даже если бы Ханне удалось увильнуть от Стрича, дверь-то все равно заперта. Как только мысль об этом мелькнула в голове у девушки, она увидела, что Стрич опустил ключ в карман своей рубахи.