Золотое руно - Ашар Амеде. Страница 18

— Когда вы состаритесь, молодой человек, вы узнаете, что от пушек больше грома, нежели вреда.

— Я всегда буду гордиться тем, что услыхал это от вас, граф.

— У вас, Колиньи, лучшие войска, — продолжал Монтекюкюлли, — и я надеюсь на них и на вас, как на себя.

— Вы абсолютно правы, граф.

— И все же ввиду труднейшей задачи, которую нам предстоит разрешить, мне необходимо быть уверенным, что каждый, кто находится под моим началом, будет мне слепо повиноваться.

— Клянусь вам, — твердо ответил Колиньи.

Монтекюкюлли улыбнулся, встал с кресла и произнес:

— Хорошо, можете идти.

Возвращаясь сумерками от Монтекюкюлли, Югэ видел зарево на краю неба со стороны турецкой армии. То был результат действий её передовых отрядов — татарской конницы, высланной в разъезд. И никто не знал, сколько ещё дней отделяли малочисленную армию христиан от грозных полчищ мусульманского — и не только мусульманского — войска.

В это же самое время Кадур только-что расстался с Коклико, засидевшимся в устроенном из веток и зелени кабачке с товарищами. Его рассказ о своих последних приключениях отнюдь не был короток: об этом свидетельствовало немалое число валявшихся рядом пустых бутылок. Но Кадуру было не до Коклико с солдатами. Перед ним неотступно стоял образ в виде светлой фигуры. Незримые для других, её волосы мягко волновались перед ним в свете луны. Белые руки извивались, как лебединые шеи, глаза сверкали, как голубые звезды в ночи. Лихорадка била тело араба.

— Она будет принадлежать только ему, — шептал он с тоской и его сердце тяжелым стуком подтверждало безрадостные мысли.

Он долго бродил в округе, пока ноги не привели его к палатке, где ночевал Югэ. У порога спал, сладко улыбаясь во сне, завернувшийся в плащ Угренок. Араб приподнял полу палатки, проскользнул в неё и, найдя себе место, прилег было, чтобы заснуть. Но не тут-то было! К видению светлого образа, так и не исчезнувшего из его воображения, добавилось теперь дыхание его соперника, спавшего рядом за занавеской.

Кадур не выдержал, он пролез под ней и на коленях стал подкрадываться к Юге. Приблизившись к нему, Кадур вытащил из-за пояса кинжал

Минуту он колебался. Затем из груди его вырвался тяжелый вздох. Рука с кинжалом опустилась и легла на пол. Что-то шевельнулось в сердце араба. Юге проснулся и остановил взгляд на Кадуре.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он вяло.

— Мне показалось, ты стонешь во сне. — ответил араб.

— Да, мне снилось, что меня собиралась ужалить змея.

— А где Коклико?

— Пьет.

Да, кто знает, что будет вскоре с нами. Пусть пьет. — И Юге закрыл глаза и снова заснул.

— Я знаю, что будет, прошептал Кадур.

Он присел рядом с Юге, засунул кинжал за пояс, обхватил голову руками и задумался.

Наутро Юге решил пройтись по лагерю. На передовой линии несколько офицеров играли на барабане в кости. Он подошел к ним.

— Не везет! — воскликнул один из игроков, бросая кулечек с костями. Выпала четверка.

— На что игра? — спросил гасконец.

— Да, вы ведь не знаете… Смотрите, сами поймете.

Игра продолжалась. У кого выпала десятка и выше, отходил в одну сторону, у кого меньше — в другую. Вдруг кто-то прокричал:

— Смотрите, вон он!

К лагерю во весь опор скакал турок. На нем была видна богатая одежда, оружие сверкало, а на поводьях горели благородным огнем драгоценные камни.

— Каждую неделю этот нехристь прыгает перед нами, — пояснил один из игроков, обращаясь к Юге, — и дразнит, вызывая на бой.

Начальство разрешило нам сразиться с ним. Мы разыгрываем право на дуэль. Жаль, я проиграл. Увидите, наверняка выиграет Вотрель.

«Я не играл и клятвы не давал», подумал Монтестрюк.

Он быстро вернулся к палатке, отыскал своего коня, прыгнул в седло и одним махом перескочил ров, отделявший лагерь от турок. Офицеры возбужденно обменялись мнением по поводу случившегося: одни поддержали Юге, другие осудили за то, что пересек им дорогу.

— Молодец, — подвел итог старый капитан, — у него ведь только шпага да кинжал, и ни одного пистолета.

В один миг на крики офицеров сбежалось чуть не пол-лагеря зрителей. Оба противника быстро сближались. Турок выстрелил, но Юге предупредить выстрел и пригнул голову. Пуля просвистела у него над головой.

— Браво! — раздались крики увидевших этот блестящий прием.

Через мгновение турок и француз сошлись в схватке. Турок, молодой, красивый и быстрый, как ртуть, так и завертелся вокруг Монтестрюка на своем огневом скакуне. В правой руке он держал саблю, в левой — широкий кинжал. Удары оружием сыпались направо и налево, натыкаясь на встречное железо, и лишь изредка они сопровождались отлетевшими кусочками окровавленной одежды.

Вдруг случилось что-то стремительное, прекрасное и… плохо понятное. Отступавший было турок, резко повернулся вправо навстречу Юге, затем мгновенно повернул коня налево и нанес по противнику страшный сабельный удар. Вопль ужаса всколыхнул зрителей. Но тут же он сменился радостными криками. Юге успел-таки спрыгнуть с седла прежде, чем сабля достигла теперь уже опустевшего седла его коня. Зато турок, перегнувшийся вперед, чтобы усилить удар, не успел увернуться. Ш ага Юге воткнулась ему в левую руку, которая бессильно выпустила кинжал, упавший на землю.

Тем временем вскочивший в седло Юге возобновил бой, где он уже имел заметное преимущество. Движения турка стали более вялыми, он отбивался с трудом. Наконец, настал момент, когда шпага Юге, отбив саблю турка, ткнулась ему в тело. Но… раздался скрежет, и наткнувшаяся на кольчугу шпага разлетелась на куски. Упоенный успехом, турок кинулся на, казалось, обезоруженного врага. Н о Юге и здесь успел увернуться, схватил левой рукой турка за руку, повалил на седло и вонзил кинжал ему в горло.

— Бей, коли! — издал он свой клич.

Тело турка бессильно свалилось на покрасневшую от крови траву. Его конь остановился и стал обнюхивать неподвижно распростертого хозяина.

Тут откуда ни возьмись, на месте дуэли оказался Кадур. Он успел прискакать на мчавшемся во весь опор скакуне в самый последний момент. Кадур соскочил с коня, нагнулся над турком и взял было в руки его саблю. Вдруг турок приподнялся. В руке его оказал я второй пистолет, из которого он целился в Монтестрюка. Как тигр, Кадур одним прыжком оказался между ними. Раздался выстрел. Тело Кадура дрогнуло, как от разряда молнии.

— Ты ранен? — кинулся к нему Югэ.

— Нет, просто царапина, — ответил тот.

Турок вытянулся и испустил дух. Все бросились поздравлять победителя. Югэ собрал драгоценности турка и, указав на его лошадь, сказал Кадуру:

— Возьми все это, отвези мадемуазель де Монлюсон и расскажи все, что видел.

Араб поклонился и молча уехал, беспрестанно кутаясь в широкий плащ.

— А где твой господин? — спросила его Орфиза, когда Кадур предстал перед ней.

— Он послал меня вперед, — тихо ответил он. — Скоро он сам приедет сюда. Он ничего, только сломал шпагу.

— Скажи ему, чтобы ехал быстрее ко мне, я ему дам новую.

Орфиза пошарила среди вещей турка, ища то, что могла бы подарить арабу. Найдя кошелек с золотом, она протянула его Кадуру. Тот отстранил его со словами:

— Нет, не это. — Голос его стал ещё тише.

Орфиза взглянула на него с удивлением. Араб, смертельно бледный, стоял, прислонившись к стене.

— Что с тобой? — испуганно спросила она.

Кадур молча развернул складки бурнуса. На его груди краснело огромное пятно.

— Боже! — воскликнула Орфиза и кинулась позвать людей, но Кадур остановил её.

— Никого не надо звать. Я хочу вам напомнить ваше обещание — вложить свою руку в мою и спросить: чего ты хочешь?

— Да, правда… я вспомнила. Но ещё не выполнила его. Так чего же ты хочешь?

— Вложите свою руку в мою.

Орфиза протянула ему руку. Араб схватил её и прижал ко лбу. Затем поднес её к губам, опустился на колени и прошептал:

— Позволь мне так умереть.

Но в это время послышался шум на лестнице, а за ним и голос Монтестрюка. По лицу Кадура пробежала тень, он отпустил руку Орфизы и остался стоять на коленях, закрыв глаза и безмолвствуя. Орфиза бросилась навстречу Югэ и показала ему на Кадура.