Золотое руно - Ашар Амеде. Страница 35

— Я ехала в Шамбор к королю, но мне сказали, что вы здесь.

— Значит, вы ищете меня?

— Именно вас.

Глаза шевалье загорелись.

— Отныне я связан узами вечной признательности.

— Но у меня к вам просьба.

— Ваша просьба для меня приказ. И если это зависит от меня, считайте, что дело сделано.

— Посмотрим. Впрочем, вы напрасно обещаете так много вперед.

— Испытайте меня, принцесса.

— Вам поручено отвезти графа де Монтестрюка в Амбуаз?

— Мы прибудем с ним туда завтра.

Лудеак подавил глубокий вздох и продолжал минорным тоном:

— Я не верю возводимым на графа обвинениям. Но он очень изменился за последнее время. Его мучает лихорадка. А Амбуаз — место сырое. Все это очень плохо.

— От вас зависит, чтобы он туда не попал.

— От меня, жалкого сторожа?

— Вы можете дать ему убежать.

Лудеак вскочил с места:

— Вы прибыли именно за этим?

Принцесса движением руки усадила его на место.

— Я, значит, ослышалась, когда кто-то говорил, что мое желание будет для него законом?

— Нет, но…

— Может, нам требуется что-то обсудить?

В глазах шевалье вспыхнула молния.

— Допустим, — продолжала принцесса, — я тоже со своей стороны пообещаю вам то же, что и вы. Лудеак перевел дух.

— Как только граф Монтестрюк будет на свободе, — продолжала принцесса, — вы покидаете Францию, а все мое состояние переходит к вам.

Лудеак отрицательно покачал головой.

— Мне мало надо. Мне хватает того, что у меня есть.

— Мои влиятельные друзья помогут вам в вашей карьере.

— Что нужно дворянину со шпагой? Возможность отдать себя правому делу и умереть, защищая его.

— Чего же вам бы хотелось?

— Вас.

Шевалье взял Леонору за руку. Принцесса закрыла глаза. Ее губы шевелились, как будто она шептала молитву. Шевалье встал на колени.

— Да, именно вас, кого я обожаю, — пылко воскликнул он, — кто соединяет в себе все соблазны, кто наполняет меня жизнью, кажется, заставляет почувствовать весь мир, слиться с Богом, наконец! Вы этого не понимаете, но это так! С вами я осознаю, зачем родился и жил на этом свете: затем, чтобы через вас наполниться им. Одно ваше присутствие разливает огонь в моих жилах…

Она пристально взглянула на него.

— И за эту цену он будет свободен?

— Клянусь. Но только за эту цену.

— А если я потребую освободить его сейчас же?

— Извольте.

Шевалье поднялся и направился к двери. По пути он спохватился.

— Но если я сдержу свое слово, кто мне поручится, что вы сдержите свое?

— Разве я не у вас, не с вами? Сделайте так, чтобы граф де Монтестрюк был на свободе, чтобы я его увидела верхом, при шпаге, скачущим по той дороге — и так же верно, как меня зовут Леонора Мамьяни, я буду ваша.

— Поклянитесь вон тем крестом, что блестит над церковью.

Принцесса протянула руку к кресту, сверкавшему в свете луны.

— Клянусь своей христианской верой: если граф де Монтестрюк будет в безопасности, живая или мертвая, я буду ваша.

Лудеак выскочил из комнаты.

Прошли минуты, показавшиеся Леоноре вечностью. Наконец, вошел Лудеак.

— Смотрите, — сказал он, указывая на окно.

Леонора посмотрела на дорогу, облитую ярким лунным светом. На ней показался всадник на лошади со шпагой на боку. Проезжая мимо окна, всадник сбросил плащ.

— Да, да, это точно он, — прошептала она.

— Я дал вам клятву, я её выполнил, — произнес Лудеак и, наклонившись к Леоноре, обнял её за талию. Она отшатнулась и вынула из волос длинную золотую булавку.

— Подождите. Пусть он доедет до конца моста на том берегу…

Но Лудеак успел поцеловать её в шею. Ей же показалось, что её укусили.

Тем временем цокот копыт за окном все слабел. Наконец, он затих. Тогда она поднесла булавку к тому месту, куда её поцеловал Лудеак, и укололась ею. Показалась капелька крови.

— Прощай, — негромко произнесла Леонора.

— Кому это вы говорите?

— Ему и себе.

Лудеак подхватил её и усадил в кресло. Она едва передвигала ноги. Он встал перед ней на колени и стал говорить нежности. Она закрыла глаза. Он привлек её к себе на грудь. Она безжизненно упала на нее, губы её посинели.

— Что с вами? — вскричал он в испуге,

— Я обещала быть вашей живой или мертвой. Вот я и умираю. — Это были её последние слова.

Лудеак увидел, как её рука выпустила булавку, упавшую на пол. Взглянув на Леонору, он увидел у неё на шее кровь.

— Умерла, — прошептал он.

Весь дрожа от возбуждения, он зашагал по комнате, не зная, что предпринять.

Тут послышался шум снаружи. Во дворе раздались поспешные шаги. Затем шаги перешли на лестницу. Раскрылась дверь, и в комнату влетел Сент-Эллис. Приехав в Божанси, маркиз узнал, что принцесса поехала к Лудеаку. Его объял какой-то ужас и он помчался следом за ней. Увидев лежавшую в кресле Леонору, он кинулся к ней, стал звать, гладить. Она не отвечала. Уста были закрыты, лоб белый и холодный. н выпрямился во весь рост.

— Мерзавец! — воскликнул он.

— Она пришла просить за Монтестрюка. Пленника освободили… А она покончила с собой. Я не знаю почему она это сделала.

Но маркиз выхватил шпагу и с криком «попался, разбойник!» кинулся на Лудеака. Лудеак тоже взялся за шпагу. Началась яростная дуэль.

Никто не вмешался в эту борьбу. Сообщники Лудеака, объятые страхом из-за бегства Монтестрюка (Лудеак их не предупредил о его освобождении), были заняты организацией погони. Все боялись показаться на глаза Лудеаку до поимки пленника. Дуэль становилась все яростнее. Соперники уже мало беспокоились о защите, стараясь нанести побольше ударов друг другу. Обе шпаги уже запачкались кровью.

Наконец, Сент-Эллису, порядком уставшему, удалось улучить момент и вонзить шпагу в тело противника по самый эфес. Но Лудеак успел нанести ответный укол не менее опасный. Увидев безжизненное тело врага, смертельно раненный маркиз кое как дополз к телу Леоноры. Его губы прильнули к её безжизненной руке. Улыбаясь от счастья, что он вместе с любимой, он лег рядом в ожидании смерти.

Пока происходили эти события, в Шамборе появилась Брискетта в сопровождении Коклико, Угренка и Пенпренеля. С другой стороны туда же стремился Монтестрюк, не подозревая, какой ценой была куплена его свобода. Остановившись в гостинице, Брискетта заперлась в своей комнате и занялась своим чемоданом, который ещё в дороге удивил Коклико своими увеличенными размерами. Через некоторое время из гостиницы вышел никогда не входивший в неё паж в голубой с белым королевской ливрее.

В это самое время во дворе гостиницы стоял Коклико и, глазея на улицу, дожевывал кусок ветчины с хлебом, который он вынул из кармана. Он очень удивился, когда к нему подошел вышеназванный паж — вроде такой раньше не попадался ему на глаза — и спросил, не видел ли он, чтобы по дороге проезжали охотники с собаками.

Коклико торопливо проглотил непрожеванный кусок, закашлялся, тараща глаза на пажа, и извинился почтительным образом за то, что ничего не видел. В ответ раздался смех. Так могла смеяться только Брискетта! Или ему показалось?

— Ну, — произнес паж голосом Брискетты, — раз уж ты не узнал, значит, никто меня не узнает. Теперь — в путь! Уверена, что при небольшой смелости доберусь до герцогини, а уж графу де Шиврю никогда не придет в голову искать свои бумаги в кармане у пажа.

Через полчаса Брискетта прошла за двери королевского дворца и смело направилась к комнатам Лавальер, ловко выведав направление. Ей повезло: герцогиня как раз выходила на прогулку, окруженная дамами. Брискетта смело пошла ей навстречу и, сняв шляпу, п клонилась.

— Мне приказано вручить вам, герцогиня, это письмо по делу, интересующему его величество, — произнесла она громко, а затем тихо добавила: — ради Бога, успокойтесь, это письмо от графа де Монтестрюка. Дело идет о его жизни.

— Пройдите со мной, — ответила Лавальер.

Когда они вдвоем вошли в комнату, Брискетта бросилась перед герцогиней на колени.