Влюбленный игрок - Мэтьюз Патриция. Страница 3
Но сейчас, думая о незнакомце, который спал в каюте ее отца, Кэт чувствовала, как у нее учащается пульс, и понимала, что этот мужчина ее взволновал. Только этого не хватало – увлечься бандитом из Сайд-Ката! И потом, у нее не было времени на любовную романтику.
Злясь на саму себя, девушка долго ворочалась с боку на бок, пока, наконец, не заснула.
Утром ее разбудил стук в дверь каюты и голос Тимми:
– Мисс Кэтрин, что с вами? Нам давно пора ехать.
Кэт резко села в постели и увидела, что в крошечном окошке уже вовсю сияет солнце. Обычно она вставала гораздо раньше.
– Со мной все в порядке, Тимми! – крикнула она. – Запрягай мулов, я сейчас поднимусь наверх.
Девушка спрыгнула с койки и быстро натянула на себя одежду. Когда она вышла на палубу, Тимми уже запряг мулов и вывел их на бечевник. Встав на свое место у румпеля, Кэт отдала приказ трогать. Животные напряглись в постромках, и «Кошечка» пришла в движение.
Было весеннее утро, и в воздухе чувствовалась прохлада. В низинах еще висели клочья легкого ночного тумана, но вскоре они начали рассеиваться.
Кэт оглядела баржу. Девушка гордилась своим судном – от буксирной мачты на носу, возвышавшейся над палубой на четыре фута (такая высота позволяла не пачкать буксирный трос и в то же время пропускала баржу под низким мостом), и до самой кормы «Кошечка Карнахэна» имела семьдесят два фута в длину и четырнадцать в ширину, в ее трюм свободно вмещалось шестьдесят тонн груза. Кэт особенно гордилась тем, что «Кошечка» – палубное судно: трюм располагался на корме, а маленькие жилые каюты и хлев для мулов – на носу. Жилые каюты и трюм выступали на два фута над главной палубой, узкие оконца внизу давали свет и вентиляцию.
Кэт довольно потянулась. Она любила жизнь на канале. Эта жизнь давала ей ощущение свободы, которого на земле она не испытывала. Ей никогда не надоедала постоянно менявшаяся панорама Эри-канала. Сколько бы раз Кэт по нему ни проплывала на своей барже (а она и родилась на «Кошечке»), в каждой поездке все было по-другому: времена года расцвечивали берега в разные краски, проплывавшие мимо суда тоже всегда отличались друг от друга. Вон идет еще одна баржа, глубоко осевшая в воду под тяжестью груза, а там пассажирский пакетбот – люди стоят на крышах кают, кричат и машут ей руками, когда их суда встречаются...
За ее спиной послышался хриплый голос:
– Что этот тип делает в моей каюте, дочка? Кэт обернулась к отцу. Мику Карнахэну было пятьдесят пять, но пьянство добавило ему лет: седые волосы, мутные серые глаза с красными прожилками, лопнувшие капилляры на крупном носу и щеках, рыхлое обрюзгшее тело. Кэт помнила времена, когда он, высокий и гордый, стоял на румпеле, работал с рассвета до заката, а по вечерам танцевал с мамой.
– На него напали бандиты, когда мы проезжали Кат.
– Это не объясняет того, как он попал в мою каюту.
– Я спасла его: разогнала бандитов с помощью своего револьвера.
Отец уставился на нее, ошеломленный.
– Боже святый! Да ты никак из ума выжила, девочка? Сколько раз я говорил тебе, чтобы ты не выходила на берег Ката, а тем более ночью?
Она пожала плечами.
– Не приди я ему на помощь, сейчас он, наверное, был бы мертв. Бедняга даже не помнит, как его зовут.
– Все это замечательно, Кэтрин, но зачем ты полезла не в свое дело? – Мик грубо тряхнул ее за плечо. – С тобой могла случиться беда.
– А кто бы еще спас его, ты, что ли? – язвительно спросила Кэт. – Ты валялся пьяный и ничего не соображал, Мик.
Отец покраснел и отвел глаза.
– Да, здесь я виноват, – признал он. – Но это не оправдывает твой поступок: ты рисковала жизнью ради незнакомого человека!
– Ты-то сам не оставил бы человека умирать, – сказала она смягчившимся тоном. – Ну а теперь, может, спустишься вниз и приготовишь нам завтрак?
Мик молча кивнул и направился на камбуз.
– Кэтрин... – он вдруг опять обернулся. – Знаю, я никудышный отец, но я люблю тебя. Ты – все, что у меня осталось в этой жизни.
– Знаю, папа, – ласково проговорила она. – Я тоже тебя люблю. А теперь иди.
Кэт смотрела, как отец шаркающей походкой спускается вниз, и часто моргала, гоня подступавшие к глазам слезы. Она, в самом деле, любила его. Он был ласковым и заботливым человеком, и даже напившись, оставался хорошим, только от него уже не было толку.
«Это не совсем так», – подумала Кэт с легкой улыбкой. Мик был хорошим поваром, если, конечно, не напивался до полного бесчувствия. Он возился по кухне и все время ворчал, что занимается «бабьим делом».
Сама Кэт не любила готовить и предпочитала стоять на румпеле, чем у плиты тесного камбуза. Отец часто ругал ее за это.
– Кто же на тебе женится, дочка, если ты не умеешь готовить? – говорил он.
– Если мужчина не захочет взять меня в жены, потому что я не умею готовить, то такой муж мне не нужен, – отвечала дочка.
Опять повернувшись к румпелю, Кэт увидела, что навстречу «Кошечке» идут еще два судна – оба крупнее обычного, с высокими бортами, раскрашенные в яркие цвета. Многие судовладельцы вообще не утруждали себя покраской.
Когда суда поравнялись с ее баржей, Кэт поняла, почему они такие яркие, – это был плавучий цирк. Над крышей каюты первого судна висела надпись: «Цирк братьев Блантон».
Зачем уходить с канала? Разве что по делам. А так здесь можно найти все, что душе угодно: тут тебе и цирк, и аптеки, и врачи, и салуны, и дансинги, и рестораны, и даже плавучие церкви.
Кэт услышала за спиной неуверенное покашливание.
– Доброе утро, мисс.
Кэт обернулась к незнакомцу. Он стоял, бледный и изнуренный. На бинтах, которыми она обмотала ему голову, проступили пятна крови.
– Вы и есть та самая юная леди, моя спасительница? Я смутно припоминаю ангела-хранителя, который вился надо мной ночью, но не уверен, что это был не сон.
Кэт улыбнулась.
– Да, это я. Как вы себя чувствуете, мистер Кейн?
– Пока не знаю, мисс... – Мужчина сдвинул брови. – Простите, вы, кажется, представились ночью, но я не...
– Кэтрин Карнахэн, но все зовут меня просто Кэт.
– Так вот, по поводу вашего вопроса: трудно сказать, как я себя чувствую. Все болит, а голова... – Он осторожно потрогал шишку на затылке и поморщился.
– Насколько мне известно, в Кате нет врача. Но даже если б и был, вчера ночью я все равно не стала бы его искать. Через несколько миль мы прибудем в городок. Может, вы покажетесь там врачу? Я сделала все, что было в моих силах, но я мало смыслю в медицине.
– Посмотрим, как я себя буду чувствовать. – Незнакомец озадаченно посмотрел на нее. – Вы назвали меня мистером Кейном. Откуда вы узнали мое имя? Вчера ночью я и сам не знал, как меня зовут.
Кэт смущенно покраснела.
– Вы ничего не помнили, и я просмотрела ваши карманы в поисках документов. Я ничего не нашла, кроме часов, но на них было выгравировано ваше имя. Это ведь ваши часы и ваше имя, да?
Он немного помолчал, глядя в сторону, потом медленно проговорил:
– Если честно, я не знаю. Но, наверное, все-таки мои, как вам кажется?
– Откуда мне знать, сэр, если вы сами не знаете? – Девушка пожала плечами.
Тот начал было говорить, но замолчал, заметив что-то на канале. Обернувшись, Кэт увидела, что мимо них проходит еще одно судно.
Это была грузовая баржа, темная от грязи. Первоначальная краска давно облупилась, а больше ее не красили. На корме стояли двое мужчин. Тот, что на румпеле, был большой и грузный, просто великан – ростом выше шести футов, заросший длинными черными волосами и густой бородой, в рабочей одежде. Мужчина, стоявший рядом, был, напротив, одет хорошо, даже щеголевато, и это поразило Кэт.
Человек на румпеле тряс кулаком и кричал на своего погонщика:
– А ну поторопи этих чертовых мулов, лентяй неотесанный! Я хочу прибыть на место до Рождества!
Вдруг великан обернулся и увидел смотревшую на него Кэт. Он оскалил зубы и погрозил ей кулаком.
– Что уставилась, баба проклятая? Делай свое дело!