Волшебная сила любви - Мэтьюз Патриция. Страница 39
– Если мы уедем отсюда, то только с Маргарет. Мы не можем оставить ее здесь.
Жак кивнул:
– Конечно.
– А как твоя мать?
Жак пожал плечами:
– С ней я этот вопрос еще не обсуждал. Она весь день не выходит из спальни и ни с кем не разговаривает, кроме своей горничной. Ночное происшествие ее сильно потрясло. Она всегда была очень предана моему отцу. Можешь себе вообразить, что она должна сейчас чувствовать.
Ребекка медленно кивнула. Разумеется, такое вообразить она могла. Проснуться утром и узнать, что муж в собственном доме пытался изнасиловать женщину, и не просто женщину, а жену сына. Да, тяжелый удар.
– Ее надо успокоить, – сказала Ребекка. – И это должна сделать я. Пойду и скажу, что не считаю, что за происшедшее в ее доме она несет какую-то ответственность.
Жак вопросительно посмотрел на Ребекку:
– Ты уже можешь подняться с постели? Ребекка осторожно вытянула ноги. Все тело болело.
Она чувствовала огромную усталость, причиной которой скорее всего было нервное напряжение. Однако передвигаться Ребекка была в состоянии.
– Все в порядке, сейчас встану. Мне обязательно нужно поговорить с твоей матерью. Будь любезен, подай пеньюар. Он где-то там, на комоде.
Жак отправился за пеньюаром, а Ребекка быстро подняла рубашку, посмотрела на себя и поспешно одернула. На груди и бедрах повсюду были синяки лилового цвета, а внизу живота наложена повязка.
Жак подал ей пеньюар.
От вида синяков внутри у нее все разболелось. Она увидела физические свидетельства своего поругания. И хотя завершить акт насилия Эдуарду помешали, Ребекка знала, что он все равно у нее что-то отнял, что-то такое, чего она уже никогда больше не вернет. И в этот момент она пожелала его смерти. Ей захотелось, чтобы он умер, ушел навсегда, чтобы никогда больше его не видеть!
Вначале Фелис не хотела принимать Ребекку. Прежде чем горничная, стройная девушка с коричневой кожей, пригласила Ребекку в спальню хозяйки, потребовались долгие переговоры, которые и велись через эту горничную. Жак помог Ребекке убедить мать принять невестку.
Ребекка вошла. Фелис лежала на постели с неубранными волосами и красными глазами, опухшими от слез.
Собственные страдания не помешали Ребекке проникнуться глубоким сочувствием к свекрови, этой простой щедрой женщине с таким чудесным, добрым сердцем.
Она медленно приблизилась к Фелис и, сев на край постели, взяла ее безжизненную руку.
– Фелис. – Ребекка старалась произнести это слово как можно нежнее. – Я пришла поговорить с вами. Хочу сказать, во-первых, что со мной все в порядке, а во-вторых, что я не считаю вас ни в чем виноватой. Эдуард не успел… сделать непоправимого… Я знаю, вам тоже очень больно. Мне кажется, я могу понять, что вы сейчас чувствуете.
По щекам Фелис потекли слезы. Она с мольбой посмотрела на Ребекку и прошептала:
– Мне так стыдно. Если бы вы знали, как мне стыдно. Я должна была его остановить, но боялась.
Ребекка погладила ее руку:
– Но в том вины вашей нет. Вы всегда были так добры к нам с Маргарет, мы чувствовали настоящую материнскую заботу.
Фелис не могла сдерживать рыдания.
– Но я знала, понимаете? Знала. По крайней мере догадывалась.
Ребекка похолодела.
– Догадывались о чем?
– Что это Эдуард прокрадывался по ночам в ваши комнаты. Но я… я не хотела верить этому, понимаете? Боялась посмотреть правде в глаза. И вот теперь, когда дошло до такого… до такой гнусности! Это Господь наказывает меня за трусость.
Пеньюар Фелис был расстегнут у ворота, и Ребекка увидела на ее белой коже, пониже плеча, большой темный синяк. Сразу все встало на свои места: и эти странные недомогания Фелис, когда она с трудом передвигалась, и то, что она порой по целым дням не выходила из своей спальни, и ее странное поведение в присутствии мужа.
– Он бьет вас! – вырвалось у Ребекки. – Вот почему вы его боитесь.
Фелис вырвала свою руку и быстро запахнула пеньюар.
– Да, это так. Но я не жалуюсь, – проговорила она шепотом. – Возможно, я заслужила такое обращение. К тому же жена должна подчиняться мужу. Это ее обязанность, понимаете? Муж для жены – господин. Но я понимаю, что должна была защитить вас и Маргарет. Это тоже моя обязанность, но я подвела вас…
Неожиданно она рывком поднялась и схватила Ребекку за плечи, больно впившись пальцами в ее тело.
– Вы не должны говорить ему, что вам это известно… – Она отпустила одно плечо Ребекки и показала на свой синяк. – Я понимаю, что подвела вас ужасно, но все же прошу сделать мне одолжение.
У Ребекки закружилась голова. Она кивнула:
– Я не скажу ничего. По правде говоря, я сомневаюсь, что когда-нибудь вообще смогу с ним разговаривать. Мне просто непонятно, почему вы проявляете такую покорность. Как можно сохранять преданность человеку, который так обращается с вами, бьет, заставляет жить в постоянном страхе?
Фелис откинулась на подушки и закрыла глаза.
– Не он один во всем виноват. Есть вещи, которые вам не понять, моя дорогая. Надо знать, как обращались с ним его родители. А кроме того, что еще я могла сделать? Уйти из дому? Но по многим причинам это было для меня невозможно.
– Но вы могли рассказать сыновьям, попросить защиты.
Фелис покачала головой:
– О нет. Это сразу разрушило бы нашу семью. Они не должны ничего знать. Все, что происходит между мной и Эдуардом, касается только нас двоих.
– Но можно было взять сыновей и уехать отсюда. Фелис печально улыбнулась.
– И как бы мы жили? Все, что мы имеем, принадлежит Эдуарду. И все состояние семьи Молино, и вся недвижимость. Если Жак поссорится из-за меня с Эдуардом, тот лишит его наследства.
– И Армана тоже?
– О да, конечно, – быстро проговорила Фелис. – Я упомянула Жака, поскольку он старший. Ребекка, вы должны мне обещать, что ничего не скажете о нашем разговоре ни Жаку, ни Арману. Если проговоритесь, то сведете на нет все мои усилия, которые я предпринимала многие годы, чтобы скрыть страдания. А это порой было очень нелегко.
Ребекка неохотно, но согласилась.
– Если таково ваше желание, то, конечно, обещаю. Но что, разве вам действительно совершенно некуда идти?
Фелис грустно улыбнулась:
– Некуда. Мои родители умерли. Есть еще брат, но вы думаете, он одобрит меня, если я покину своего законного супруга и приеду жить к нему? А потом до конца дней зависеть от его милосердия? Вы еще молодая, Ребекка, и полны иллюзий. Пожалуйста, не обижайтесь, но настоящей жизни вы еще не видели.
Ребекка поджала губы. Молодая или старая – какая разница? Все равно ни при каких обстоятельствах она не приняла бы такого обращения, с которым Фелис давно уже смирилась. Для нее это было бы просто невозможно. Лучше смерть.
Она вспомнила, что не сказала еще главного.
– Фелис, мы с Жаком уезжаем. Возвращаемся в Саванну. Вы должны понять, что при таких обстоятельствах оставаться здесь для нас невозможно.
Фелис кивнула:
– Да, конечно. Вне всяких сомнений, это самый лучший выход.
– Маргарет едет с нами. Может быть, вы… тоже поедете?
Фелис протестующе подняла руку:
– Мое дорогое дитя, вы, очевидно, все-таки меня не понимаете. Я никогда не покину Эдуарда. Никогда! Независимо от того, что он делает и как себя ведет. Я не оправдываю его и не прощаю, но я жена ему, женой и останусь. А вы поступаете вполне разумно. Вам, Маргарет и Жаку лучше уехать, по крайней мере на некоторое время. Но я остаюсь.
Ребекка вздохнула. «Фелис права, я действительно ее не понимаю».
– Тогда мне остается лишь молиться, чтобы он прекратил издеваться над вами. Мы уедем через пару дней, как только соберем вещи.
Фелис взяла руку Ребекки:
– Я буду скучать без вас, дорогая. Вы и Маргарет стали мне совсем родными. Я всегда мечтала о дочери, а тут появились сразу две.
Растроганная Ребекка обняла женщину.
– Может быть, все-таки вы измените решение…
– Своего решения я никогда не изменю. Поезжайте с Богом и ждите от меня писем. Они будут приходить к вам с каждым пакетботом. А слуг возьмите столько, сколько вам нужно.