9 подвигов Сена Аесли. Подвиги 5-9 - Мытько Игорь Евгеньевич. Страница 35

«Это точно», — подумал Персимид, потянулся за кисетом в карман, досадливо крякнул и снова покосился на бурьян.

— Заросло все, — пробурчал он, — прополоть бы.

— Прополоть? — Персефона захлопала тройными ресницами. — Ну давай, поли-пропалывай. Гном трудящий!

Домовуха отвернулась, напоследок хлопнув ресницами особенно громко. Глава семьи насупился. Обозвать его гномом — какая ужасная несправедливость! Никогда в жизни Персимид, потомственный домовой, не опускался до зарабатывания денег руками. Или головой. Или еще каким-нибудь местом. А гномы, хоть и происходили из одного рода с домовыми, жить не могли без того, чтобы чего-нибудь не смастерить, не построить или не прополоть. Племя Персимида принципиально не ударяло пальцем о палец[ 60], зато легко попадало кулаком в физиономию — только благодаря непрерывным дракам домовые росли физически крепкими и выносливыми. Хлеб насущный они добывали исключительно воровством.

Вот и сейчас семейство Персимида отдыхало на ворованной даче. Точнее, не ворованной, а незаконно занятой, что сути не меняло — дача досталась домовому почетным нетрудовым способом.

После разгрома в новогодней битве, где домовые выступили на стороне Бубльгума, три сотни лохматых боевиков были доставлены в отстойник Департамента Безопасности. Там они отстаивались два месяца, ожидая заслуженного наказания, пока в дело не вмешались активисты Общества защиты неполноценных членов общества.

— Это нарушение гражданских прав! — заявили активисты. — Бедолаги стали жертвами подлого обмана, как и все остальные.

«Бедолаги» отчаянно закивали, хитро поглядывая на всех остальных.

— Существа выполняли приказ мага! — наступали защитники. — Разве это плохо? Много лет мы добивались послушания от этого гордого племени, и вот теперь, когда добились, вы собираетесь их наказывать. Они же после этого никогда не станут подчиняться нашим приказам!

Гордое племя согласно загудело. Оно действительно не видело смысла в подчинении чьим-либо приказам.

— И вообще, — продолжали наступать активисты, — что вы собираетесь делать с несчастными? Безмозглон открыт только для магов, тюрем у нас нет и не будет, мы не допустим, а держать их здесь себе дороже.

Последний аргумент стал решающим. Содержание домовых обходилось Департаменту Безопасности очень дорого. Уже в первый день томления домовых под стражей у стражи начали пропадать личные вещи и предметы амуниции. Каждую неделю охранников, обчищенных до нитки, приходилось менять на новых ментодеров, еще более бдительных. Но после того, как у отборного сержанта Сейфуса три раза подряд сперли наградную волшебную палочку, власти сдались. Первый заместитель Тотктонады прибыл к месту заточения трех сотен бездельников, прочитал им нравоучительную лекцию и отпустил под честное слово, что отныне домовые будут жить честно. Те радостно пообещали и разбрелись в разные стороны. Персимид на память о клятве прихватил наручные часы первого заместителя.

Пробродив в разные стороны почти всю весну, Персимид решил, что пора остепениться. Он присмотрел пустующий особняк в тихом месте, смотался за семьей, заселился и принялся степенно, без суеты разворовывать вещи.

Но вскоре Персимид и Персефона столкнулись с серьезной проблемой. Обычно кража заключалась в том, что ловкач хватал плохо лежащую (некрепко прибитую, неплотно вставленную, слабо заговоренную) вещь и тащил к себе домой. Но как быть, если предназначенные к воровству предметы и так находятся дома? Какое-то время Персимид перетаскивал краденое добро из комнаты в комнату, но это был тупиковый путь.

К счастью, вскоре о тихом гнездышке прослышали другие домовые. Еще двенадцать семейств посягнули на собственность, которую Персимид и Персефона уже считали законно присвоенной. После недели неуемных потасовок и взаимных грабежей удалось разделить приусадебное хозяйство и вместительный особняк на тринадцать зон, закрепленных за семьями. Драки и грабежи от этого не прекратились, но у каждого домового появились собственные вещи, которые он старался выкрасть у соседей в первую очередь.

Персимиды как первооткрыватели заполучили элитную веранду, две спальни и половину ягодных угодий, в которые можно запускать многочисленных детей и до вечера о них не думать.

Из куста крыжовника послышался недовольный детский вскрик.

— Левиафанушка, сыночек! — ласково заорала Персефона. — Не ешь зеленый крыжовник! Подожди, пока созреет!

— А хочешь зеленого, — поддержал ее супруг, — заберись к Артемоду!

Персефона одобрительно похлопала Персимида по голове.

— Бам! Бам! Бам! — загремел тревожный гонг из мансарды.

— Опять Анквилад в гонг колотит, — поморщился Персимид. — Сейчас поднимусь и настучу ему в бубен.

Из окошка мансарды высунулся испуганный бубен, то есть испуганное лицо Анквилада.

— Смывайся кто может! — завопил он. — Хозяева едуть!

Все тринадцать семей (семьдесят пять домовых, домовух и домовят) в едином порыве кинулись паковать вещи, бросая тревожные взгляды на группу хмурых людей, приближающихся к особняку. Но чем ближе подходила группа, тем недоуменнее становились тревожные взгляды. Гости не походили на хозяев. Они вертели головами и поминутно сверялись с картой, потом долго искали вход и подбирали ключи. Только один из пришельцев вел себя спокойно и уверенно, но он вряд ли был владельцем дачи — владельцы дач редко приезжают на приусадебный участок со связанными руками и черным мешком на голове.

— Тю, — подал голос Братобрей, противный дальний сосед, — так то ж не маги.

Домовые слегка поколотили умника, но пришли к выводу, что тот прав: вряд ли маги станут тратить время на долгие пешие прогулки и подбор ключей. За правоту Братобрея поколотили еще немного, рассуждая попутно о том, как странно видеть здесь мудлов[ 61].

Рассуждения уже начали переходить в накатанное русло общей драки, но тут хмурые люди преодолели ворота и появились во внутреннем дворе.

— И что это вы себе... — начал гневную отповедь Персимид, но был прерван лаконичной оплеухой.

Это многое прояснило.

Пришельцы определенно не были мудлами, поскольку сразу продемонстрировали навыки обращения с домовыми.

— А ну, вахлаки, брысь с дороги! — рыкнул вожак захватчиков и глянул в карту. — Мы занимаем четвертый этаж. Поймаю кого на воровстве, уши пооткручиваю. Все. Брысь!

— Как четвертый?! — завопил Олиарх, который только что закончил на своем законном четвертом этаже перестановку мебели (отломал у шкафа дверцу). — Не имеете правов!

Но хмурые уже протащили человека с мешком на голове сквозь толпу домовых и спорым шагом двинулись по лестнице.

Следующие несколько дней домовые занимались переделом собственности. Поначалу хотели поступить по справедливости и выгнать пострадавшего из усадьбы, но милосердие и трое здоровых сыновей Олиарха взяли верх. Точнее, половину третьего этажа. Пришлось немного потесниться и вскоре все вновь устаканилось: домовые таскали друг у друга шмотки, дрались в полруки, а таинственные люди практически не показывались.

Несколько раз Олиарховы сынки, хорошенько подпив, пытались пробраться в свои бывшие владения, но хмурые были начеку: из каждого похода удальцы возвращались с огромными, как у иноземного чудовища, ушами[ 62].

За что?! Домовые даже не собирались воровать. Нет, если бы там что-нибудь плохо лежало, то конечно, но главный интерес у них был абсолютно бескорыстным.

Домовым ужасно хотелось узнать, что происходит на четвертом этаже.

Что происходит на четвертом этаже

Профессор Мордевольт немного лукавил, когда говорил, что для усовершенствования Трубы ему понадобится только бумага и карандаш — он нуждался еще и в благодарных слушателях. Или неблагодарных. В каких-нибудь слушателях. В Австралии Мордевольт приспособил для этой цели зеркало, с которым регулярно беседовал, чтобы четче и яснее формулировать идеи. В результате зеркало надоело ему настолько, что бывший Враг Волшебников даже брился с закрытыми глазами.