Первая в новом веке - Мзареулов Константин. Страница 25

– В общем, нелюди, – подытожил Сердюк. – Только силу признают… – Он прикрикнул: – Кончайте митинг. Всем разойтись по своим подразделениям. И чтоб не высовываться. Наблюдение за противником вести через перископы или из бронетехники.

Вернувшись в штабную землянку, выкопанную за обратным скатом высотки, капитан впервые за последние три часа выпрямил спину. Велев ординарцу дать чаю с лимоном, Сердюк почему-то вспомнил московского журналиста Мамлеева, который дважды приезжал к нему в роту и держался вполне бесстрашно, хотя и не рвался попасть в самые горячие места. Москвич необидно подшучивал над Сердюком: дескать, родители назвали его Александром Васильевичем в честь то ли Суворова, то ли Маслякова из КВН.

И еще Мамлеев уверенно предрекал, что НАТО обязательно будет бомбить Украину, а они хохотали над пророчествами наивного, как тогда казалось, москаля. Вот и досмеялись, дурни чубатые… Память подсказала загадочную фразу, сказанную Богданом Мамлеевым: «И в Багдаде, и в Белграде была такая народная примета – если вечером корреспонденты CNN ставят на улице свои телекамеры, то ночью эту улицу обязательно разбомбят».

Снаружи затрещали пулеметные очереди. Оказалось, что проклятый снайпер уложил еще одного спецназовца, и у Семки Ужвия сдали нервишки. Забравшись в окопанный БТР-70, лейтенант выпустил сотни две пуль по месту, из которого, по его, Ужвия, разумению, палил поганый басмач. Попал он в снайпера или промазал, никто подтвердить не мог. Но душу взводный отвел крепко.

А через четверть часа на рацию роты вышел командир бригады и страшным голосом осведомился, что творится на участке 4-й роты.

– Вроде порядок, пане полковнику, – ответил недоумевающий Сердюк. – Тихо. Даже снайпер беспокоить перестал.

– Тихо?! – взорвался комбриг. – Мне уже из Киева звонили, фитиля вставили за твое вертепство!

– Да что стряслось-то? – Сердюк начал беспокоиться всерьез.

– Чего стряслось? Он еще спрашивает! – Полковник разразился длинной очередью талантливых матюгальников. – Си-эн-эн в прямом эфире вела репортаж с высоты Куб – вот чего стряслось! И комментарий давали подобающий: украинская армия, нарушив перемирие, обстреливает позиции моджахедов!

Сообщив, что из Киева уже выехал военный прокурор, и пообещав, что Сердюк с Ужвием могут прощаться с погонами, командир бригады дал отбой. Капитан долго сидел с молчащей трубкой в руках, не отвечая всем, кто заглядывал в землянку. По извилинам ротного тупо бродила риторическая мыслишка: «CNN установила камеры на нашей улице… Стало быть… Неужто и вправду бомбить собрались?!»

Москва. Медведково.

Приехав на две недели по гостевой визе, Максим Словинский поселился у бывшего одноклассника. Мамлеев пришел к нему за час до срока и с унылым видом признался:

– Знал бы ты, как я хочу повидать Янку…

Еще вчера это было чистой правдой, но сейчас он вдруг понял: что-то изменилось. Уже несколько лет перед глазами Богдана, как наваждение, стояло лицо Яны, а теперь место этого образа прочно заняла сегодняшняя знакомая Лея… «Не к добру, – насторожился журналист. – Только этого мне для полного счастья не хватало».

Между тем Макс принял его слова вполне благожелательно и сказал не без сочувствия:

– Понимаю. Она тоже говорила, что соскучилась по здешним друзьям. И Москву повидать хочет…

– Надо что-нибудь придумать, чтобы ее пригласить, – решительно заявил Богдан. – А то характер у твое сестрицы сам знаешь какой. Пока силой или хитростью не заставишь – будет упрямиться, пусть даже сама этого до смерти хочет.

– Она такая, – согласился тинейджер. – А что придумать-то?

– Пока я к тебе добирался, мелькнула одна мыслишка…

Вообще-то мыслишка эта мелькнула еще в прошлое воскресенье, когда общие знакомые сообщили о приезде Макса. И дело тут было не только в ключе к сети компов заморской спецслужбы. В тот момент (да и сейчас тоже, пусть не так остро) Богдана куда сильнее заинтересовала возможность повидать Яну, и он не собирался упускать прекрасный шанс совместить приятное с полезным.

Богдан изложил свой замысел, удовлетворенно наблюдая, как хихикает и щерится собеседник. Макс был веселым парнишкой, любил розыгрыши и частенько ввязывался во всевозможные авантюры, а потому вполне мог увлечься безумной затеей журналиста. Он и увлекся.

– Здорово придумал! – восторженно сказал Макс. Его глаза блестели, а рот растягивался несдержанной улыбкой. – Только паника поднимется – ты же знаешь мою семью. Чего доброго мать вместо Янки примчится.

– Сколько вас учить – предохраняться надо, – назидательно изрек Мамлеев. – Скажешь, мол…

Оставшееся время он инструктировал израильтянина, что и как говорить, а чего не говорить ни в коем случае, дабы избежать ненужных осложнений. Предусмотрительность – великая штука. Помогает заранее подготовиться к некоторым неожиданностям. Увы, не ко всем.

Наконец в 18.02 телефон коротко звякнул, словно спросонок, потом затрещал длинными звонками. Подняв трубку, Макс принялся кряхтеть и охать, потом сказал, что дела в порядке, но сильно побаливает бок и есть подозрение на аппендицит, а потому через пару часов он ложится в больницу. Богдан не слышал ответ Яны, однако увидел, как глаза парнишки сделались квадратными, и Макс пискнул:

– Да ты чего, какая на фиг… Говорю тебе, аппендицит, с утра дома сижу. Хотел с тобой поболтать, а вечером ребята отвезут…

Немного послушав сестру, он подмигнул Богдану и продолжил излагать легенду:

– Слушай, может приедешь? Только матери не говори, а то начнется паника на всю Галактику… Да ну, зачем…– Макс неуверенно посмотрел на Богдана. – Не знаю… Много не бери, обойдемся. Думаю, хватит карточки на тысчонку баксов… Ага, целую. Ребята тебя в аэропорту встретят.

Положив трубку, Макс заржал и сообщил, что сестра обещала прилететь ближайшим самолетом и что часа через два-три она перезвонит и скажет, какой рейс надо встречать.

– Прекрасно. – Журналист протянул ему записку. – Пусть ей ответят, что тебя положили в эту больницу.

– Зачем?

– Может, она захочет проверить, действительно ли ты лежишь в палате или просто решил к ней приколоться.

– Наверняка захочет, – согласился ошеломленный его проницательностью Макс. – А как ты догадался?

Махнув рукой, Мамлеев буркнул: мол, я твою сестру насквозь вижу получше всякого рентгенна.

Киев. Резиденция президента Украины.

Окруженный эскортом мотоциклистов и «джипами» охранной службы «мерседес» промчался по Крещатику. Несмотря на выходной день, народу на главном проспекте столице собралось немного. Лишь на некоторых перекрестках госсекретаря встречали кучки киевлян, державших транспаранты с призывами не допустить агрессии НАТО и отстоять суверенитет державы. Милиция не вмешивалась. Стражи порядка лишь уговаривали демонстрантов убрать плакаты с матерными оскорблениями руководителей заокеанской сверхдержавы.

Президент Фердецкий встретил Хэддена строго по-протокольному – на ступеньках у входа своей резиденции. Американец со страдальческим видом протянул ему ладошку, скользнул безразличным взглядом по лицам министрам и генералов. Некоторые были ему знакомы по фотоснимкам из доклада ЦРУ – этих людей предстояло предать Гаагскому трибуналу как военных преступников. Согласно сценарию, министры обороны и внутренних дел будут приговорены к пожизненному заключению, начальник Генштаба и директор СБУ проведут в тюрьме по 20 лет. Всего в списке было около тридцати функционеров режима, и Хэдден не помнил, как их зовут, ведь славянские имена так трудны для произношения.

К высокому заокеанскому гостю бросились журналисты, протягивая микрофоны, украшенные эмблемами медиа-компаний. Сверкали фотовспышки, а телескопические объективы видеокамер нацелились, словно стволы безоткатных пушек. Посыпались вопросы, и госсекретарь выбрал тот, на который был заготовлен лязгающий сталью ответ: «Вы привезли новые предложения о мирном урегулировании?»