Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией] - Нагорный Алексей Петрович. Страница 29

— Говори, стервь, скажешь — отпущу, слово уркагана! А промолчишь — изуродую так, что потом никому не нужна будешь!

Маша задыхалась. Свет в глазах померк.

Она уже не слышала, как вбежал в ванную Плавский, не почувствовала, как отпустил ее Кутьков, не увидела, как спустя две минуты после бегства бандитов в квартиру вломились Никифоров, Афиноген и Коля…

— Что мы имеем? — спросил Трепанов. — Имеем визитную карточку Берендея — раз, имеем ее — два, имеем ее — три! А что это значит? Это значит, что убиты трое наших, убита секретарша из банка по имени Таня. И убиты Жичигины. Зачем это понадобилось Кутькову? Рассуждаем: наших убил, чтобы завладеть валютой. Таню убил, чтобы она не выдала его связь с Жичигиным. Жичигиных убил… Вопрос первый: зачем или почему Берендеи убил Жичигиных? Никифоров, что ты думаешь?

— Не поделили чего-нибудь, — буркнул Никифоров.

— А ты, Кондратьев?

— Что могут не поделить бандиты, — сказал Коля. — Деньги, я считаю…

— Правильно, — поддержал Афиноген.

— Согласен, — кивнул Трепанов. — Вопрос в том, что за деньги и вообще… А может, тут есть связь со спецавтомобилем? Ладно… Девушка успокоилась?

— Так точно, — сказал Афиноген. — Дожидается в дежурке. Позвать?

— Сейчас позовешь… Я еще вот что хотел вам сказать, братки. Связь Кутькова и Жичигина очевидна… И вот почему… — Трепанов вынул из сейфа несколько папок с делами, раскрыл одну из них. — Читать вслух не буду — кому интересно — потом ознакомится… Скажу одно: по архивам сыскной полиции Аристарх Николаевич Жичигин проходит как Пузырев Модест Семенович, мещанин города Житомира. В девятьсот шестом году он был исключен с четвертого курса юридического факультета в Петербурге. В тысяча девятьсот девятом году в Житомире Пузырев-Жичигин убил ювелира и был приговорен к двадцати годам каторжных работ. В тысяча девятьсот десятом году бежал с этапа вместе с мокрушником Бессоновым, он же Берендей Кутьков… Вот вам и конец ниточки…

— Начало, если по правде, — заметил Коля и вынул из кармана две стреляные гильзы. — Опять, — улыбнулся он Трепанову. — Капсюль разбит не по центру, имеется загогулина… Тот же самый маузер, товарищ Трепанов.

— Храни, — серьезно сказал Трепанов. — Арестуем владельца — предъявим ему счет… Афиноген, приведи сюда девушку.

Вошла Маша. Она уже успела прийти в себя, и только черные круги под глазами напоминали о недавнем.

— Здравствуйте, — сказал Трепанов, приглядываясь. — Садитесь…

Маша молча села. Вокруг стояли какие-то люди в гимнастерках и кожаных куртках, и все они были на одно лицо, как много раз повторенная фотография.

— Вы находитесь в Уголовном розыске города Москвы, — объяснил Трепанов. — Наша задача — отыскать убийц. Вы помните их приметы?

— Нет, — сказала Маша. — Но даже если и помнила бы — не сказала.

— Почему? — неприязненно спросил Никифоров.

— А кто меня защитит? Вы, что ли? Бандиты могут вернуться в любую минуту.

— А хоть бы и мы! — вызывающе сказал Никифоров.

— Стой, так не пойдет! — вмешался Трепанов. — Вы, барышня, насколько я понял, не доверяете нам?

— А почему я должна вам доверять? — Маша пожала плечами.

— Да нам Советская власть доверяет, а вы… — взорвался Никифоров.

— А я — нет, — спокойно подтвердила Маша. — Если угодно, я могу объяснить…

— Интересно, — протянул Афиноген.

Коля молчал. Девушка была очень красивая. Он был настолько поражен ее красотой, что потерял дар речи. Он только смотрел и смотрел на нее, почти не вникая в суть произносимых ею слов, и все время повторял про себя: «Надо же, какая… Ведь это надо же…»

— … Вот и посудите, что у нас с вами общего, — закончила между тем Маша, — и могу ли я вам верить.

— Во всяком случае, честно, — с уважением сказал Трепанов. — Но это все — в сторону. Мы обязаны, понимаете, не имеем права не договориться с вами! И мы вас убедим, вот увидите… А-то, что вы из дворян… Эка беда… Теперь всем нам в одном государстве жить и новую жизнь строить. Главное, надо честно отказаться от прошлого… Нет к прошлому возврата, барышня, все!

— Помочь нам — ваш революционный долг! — заявил Никифоров. — И я рад, что вы это, наконец, начинаете понимать…

— Боже, какую чушь вы несете, — вздохнула Маша. — Я вам черное, вы мне — белое! Вы извините, господа. Я не хотела вас обидеть. Но говорить нам больше не о чем. Позвольте мне уйти?

— Вас проводит наш товарищ, — сказал Трепанов. — Скажите, барышня, а почему вы так уверены, что бандиты вернутся?

— Не знаю, — Маша отвела глаза в сторону. — Но меня это уже не касается. Жичигиных нет, я уеду, и пусть все кончится, как дурной сон…

— Нет, — Трепанов встал. — Вы будете жить у Жичигиных. Это раз. Комнат много, так что найдется место и нашему товарищу, — это два. Он будет вас охранять, — это три, и ждать, пока вы вспомните приметы налетчиков, — это четыре… Побудьте пока в коридоре, вас проводят.

Маша вышла. Трепанов несколько мгновений молчал — думал о чем-то, потом сказал:

— Приметы приметами, а суть в другом… Когда она сказала, что банда вернется, я ей в глаза смотрел… Она, братки, уверена, она ничуть не сомневается, что бандиты вновь придут… И вот это нам нужно! Это — главное… Правда, больше, чем одного человека, я в засаду дать не могу, нас всего ничего… — он обвел комнату рукой и улыбнулся. — Но мы ведь, братки, одним махом семерых побивахом, а? Кто пойдет?

— Только не я, — хмуро сказал Никифоров. — Она явная контра, а с контрой у меня разговор короткий… — Он похлопал себя по кобуре.

— Я бы пошел, — Афиноген почесал затылок. — Да вы же сами мне велели отчет писать. О проделанной работе…

— Я? — удивился Трепанов. — Когда это? Что-то я запамятовал.

— Я пойду, — вдруг сказал Коля, мучительно покраснел и отвернулся, чтобы скрыть смущение, но Трепанов сделал вид, что ничего не заметил.

— Хорошо, иди, — сказал он. — На всякий случай возьми второй револьвер…

До квартиры Жичигиных добрались без приключений. Маша шла впереди, Коля — в нескольких шагах позади.

Поднялись по лестнице. Маша открыла дверь.

Трупы уже увезли, в квартире был наведен относительный порядок… Коля с интересом осматривал мебель и полки с книгами. Подошел к аквариуму. Рыбки плавали у самой поверхности и жадно хватали воду…