По ту сторону барьера - Найт Дэймон. Страница 17
Найсмит замолк и удивленно нахмурился.
— Я не помнил ничего… совсем ничего. Даже язык… он…
Найсмит вздрогнул всем телом и изогнулся на кушетке.
— Спокойно, — сказал Веллс. — Можете вы повторить его ответ?
Найсмит сжал зубы.
— Теперь-то могу. Он произнес: «На каком это языке, старина?» Но я не понял. — Найсмит приподнялся на локте. — Он говорил по-английски, и я не понял ни слова!
Веллс заставил его лечь. На лице врача было беспокойство.
— Спокойно, — повторил он. — Нам известно, что после катастрофы у вас была полная амнезия. Вам пришлось заново учиться всему… Не позволяйте яркости воспоминаний…
— Но на каком языке я говорил? — яростно спросил Найсмит. — Когда задал вопрос «Где я?».
Веллс выглядел удивленным.
— Вы можете точно повторить звучание?
— Глену эш ай? — спустя мгновенье произнес Найсмит, закрыв глаза. Напряжение росло в нем — он не мог лежать спокойно. Челюстные мышцы его лица были болезненно напряжены. Он почувствовал, как его лоб начал покрываться потом. — Вы узнаете этот язык?
— Я не лингвист. Это не немецкий, не французский и не испанский. В этом я абсолютно уверен. Может быть, румынский или хорватский? Откуда-то из тех краев? В вашей родословной не было влияния подобного рода?
— В соответствии с записями — нет, — напряженно проговорил Найсмит. Пот ручьями тек по его лицу, кулаки сжимались, разжимались и снова сжимались. — Мои родители коренные американцы и всю жизнь прожили на Среднем Западе. Умерли оба в пыли Омахи, как и все другие мои родственники. Я был последним. Такая вот история. И я на нее почти купился!
— Пошли дальше, — сказал Веллс. — После того, как закончим, я проиграю эту фразу Гупке или Лири. Посмотрим, что они скажут. Давайте попробуем сейчас пройти немного дальше назад. Попробуйте собраться.
— Хорошо.
Найсмит, положив руки вдоль тела, вытянулся на кушетке.
— Сейчас я направляю ваше внимание, — осторожно начал Веллс напряженным голосом, — на последние воспоминания перед пробуждением в госпитале. На последнюю вещь, которую вы помните. — Он снова положил руки на приборы управления.
Перед глазами Найсмита снова вспыхнули яркие картины, и он начал говорить. Правда, на этот раз был какой-то ландшафт, туманный и серый.
— Катастрофа, — хрипло проговорил он, облизнув губы. — Обломки крушения повсюду… дымящиеся… Тела…
— Где вы сами? — спросил Веллс, наклонившись ближе.
— Примерно в двадцати ярдах от фюзеляжа, — с усилием ответил Найсмит. — Совершенно голый, весь в крови… Холодно. Голая земля. Тело, и я склоняюсь над ним, чтобы посмотреть, кто это. Лица нет, полностью разбито. Личный номер… Боже правый! — Он резко сел, весь дрожа.
Даже под загаром было видно, как побледнело лицо Веллса. Он выключил аппарат.
— Что это было?
— Я не знаю, — медленно проговорил Найсмит, роясь в памяти в поисках картины, которая там была, но теперь отсутствовала. — Я потянулся к бирке с личным номером парня и потом… не знаю, что произошло. Просто дьявольский шок. Сейчас уже все прошло.
— Нам лучше окончить сеанс. — Веллс собрался отключить блок управления. — В следующий раз…
— Нет. — Найсмит схватил его за руку. — Мы уже близко, я чувствую. И я не хочу на этом успокаиваться. Включите эту штуковину.
— Не думаю, что это разумно, Найсмит, — попытался успокоить его Веллс. — Вы слишком сильно реагируете. Не забывайте, это мощное средство.
— Еще один раз. Один раз я выдержу, а потом мы отложим до следующего сеанса.
Он посмотрел Веллсу в глаза.
— Ну, хорошо, — с неохотой согласился Веллс. — Посмотрим…
Найсмит лег на спину. Гудение и щекотание в голове началось снова.
— Я направляю ваше внимание в детство, — сказал Веллс. — Любая сцена из вашего детства. Все, что придет на ум.
Найсмит окаменел. Что-то направлялось к его сознанию. Что-то настолько жуткое, что если бы он увидел это, то сошел бы с ума. Затем оно исчезло.
Итак, все закончилось неудачей. Стоя на дорожке, ведущей от дома Веллса, Найсмит сердито массировал пальцами виски. Все, что он вынес из этого мероприятия, была головная боль.
Какое-то время он стоял и, злясь, никак не мог решить, что делать дальше. Один за одним отсекались все возможные варианты действия. С того самого первого дня в аудитории…
Постепенно мысль, которая вертелась где-то на задворках сознания, начала приобретать определенную форму. Именно там все и началось, когда он находился под воздействием дубликатора Хиверта… Возможно ли, чтобы все произошедшие с ним с тех пор события — сны и все прочее — были результатом какого-то вмешательства чужаков в механизм работы этого устройства? Не поместили ли они в аппарат что-нибудь такое, чем воспользовались для внедрения в сознание Найсмита некоего хитрого внушения?
Задав себе вопрос, он уже не мог оставить его неразрешенным, и поэтому решительно двинулся по дорожке, ведущей к станции трубопоезда.
Головная боль не утихала и не усиливалась. Было такое чувство, будто зажимы, которые использовал Веллс, все еще находились на голове. И, хотя это было бессмысленно, он никак не мог избавиться от желания сорвать их.
Приход к Веллсу был ошибкой. Столько неудобств и неприятностей, потерянное время, и все равно из того темного периода, который заканчивался четыре года назад, они не узнали ничего. Несколько небольших обрывков воспоминаний о пребывании в госпитале — чуть больше, чем им удалось ранее. А дальше ничего.
Он вышел на станции «Университет» и под ярким солнцем пошел в научный корпус. Несколько студентов, мимо которых он проходил, останавливались и смотрели ему вслед, но среди них не было ни одного знакомого, и никто не заговорил с ним.
Поднимаясь по задней лестнице, ведущей к аудиториям, Найсмит повстречал спускающегося вниз вечно испуганного Дональда Кемперера, за которым следовал молодой лаборант по фамилии Ирвинг; на обоих были надеты лабораторные комбинезоны, и, увидев Найсмита, оба в удивлении посмотрели на него. Кемперер был самым молодым преподавателем на физическом факультете: всегда озабоченный и виновато моргающий юноша. Ирвинг отличался невозмутимостью, имел темные волосы и мощное телосложение.