Почему ты меня не хочешь? - Найт Индия. Страница 7

Мне хочется кричать и – нелепо, – но у меня дрожат руки. Хани успокоилась, и я опускаю ее на пол. Мне жизненно необходима чашка чаю.

– Привет, я Луиза. – Симпатичная блондинка, которая улыбнулась мне при знакомстве, возникает рядом со мной. Она легонько хлопает меня по плечу и с улыбкой протягивает пакет молока. – Не переживай так из-за нее. У этой женщины очень странное представление о воспитании детей. Например, Икабод до сих пор не научился ходить на горшок,

Кейт считает, что это вредно, – говорит Луиза и поднимает глаза к потолку.

– А меня зовут Стелла. – Мы улыбаемся друг другу. – Ужасный засранец.

Луиза смеется в ответ:

– И не говори. Просто кошмар. К сожалению, он тут не один такой. Еще увидишь. Ты ведь сегодня игровую ведешь? Тогда я лучше оставлю тебя. Я так подошла – просто познакомиться. И еще, ты все-таки слишком уж не переживай.

– Спасибо за поддержку, – говорю я, и мне действительно уже лучше. – Еще увидимся.

– Надеюсь, – смущенно улыбается Луиза. – Здесь я иногда чувствую себя как в сумасшедшем доме. А ты – образец здравомыслия.

– Только с виду, – не совсем удачно шучу я в ответ, но в душе ликую: подруга!

Ну, во всяком случае, потенциальная подруга – явная противоположность Грудастой Женщине, что сидит в углу, спрятав наконец свою сиську, и теперь наблюдает за Юаном. Он ходит вокруг – ссутулившись и слегка покачиваясь с пятки на носок, как подросток. Мамаша смотрит на него удовлетворенным, влажным от восторга коровьим взглядом.

Ладно, может, все дело во мне. Это я странная, со своими иностранными идеями и старомодным мнением, что дети должны иметь хоть какое-то представление о том, как следует себя вести. Если дело только во мне – а все выглядит именно так, – то я искренне приношу свои извинения. Но, господи, все происходящее настолько ужасно, что в это трудно поверить. Не успела я начать петь и играть с детьми – мы стали хором разучивать считалочку, – как Юан, сын Марджори, спустил свои голубые вельветовые штаны, присел на корточки, крякнул и навалил кучу прямо у книжного уголка. И никто ничего не сказал. Несколько минут мы молча пялились на какашки, пока мамаша засранца не произнесла ленивым голосом: “Маленькая неловкость”, не подобрала кучу голыми руками и не отнесла ее к мусорному ведру. Не в туалет, который находится прямо тут, за углом, а в мусорное ведро на кухне. Потом Юан лег на пол, поднял свои толстые ножищи и развел их в стороны, а мамочка не слишком успешно подтерла ему задницу крошечной салфеткой.

Затем, когда мы лепили из красного пластилина червеобразные спагетти, Икабод заехал кулаком в лицо Манго.

– Ничего страшного, у Ики проблемы с выражением агрессии, – произнесла мама Манго, словно убеждая себя в этом, хотя было видно, что она в ярости.

– Ой, он просто устал, – сказала Кейт.

При этих словах я, стыдно сказать, хихикнула вслух. Наградой за смешок мне был очередной ненавидящий взгляд мамаши Икабода.

Полли, точнее сказать, несчастный мальчик Полидевк, привел всех в восхищение отсутствием предрассудков по поводу половой ориентации – оделся как балерина и проходил в таком виде полдня. Мамочка нахваливала сынка, говорила, что наряд очень идет, а я изо всех сил отгоняла от себя тень Зигмунда Фрейда. Брат Полли, Кастор, за весь день не произнес ни слова, хотя ему уже два с половиной года. Пару часов подряд он играл с одним паровозом и орал как резаный, если кто-то приближался к нему, а я старалась не думать о том, что когда-то прочитала об аутизме.

Рэйнбоу, Пердита и Чайна, всем примерно по четыре года, были поглощены увлекательным занятием – показывали друг другу свои трусики, а потом Пердита сказала, что ее мама называет свою штучку “киской”. После этого они хором полчаса распевали: “Мяу, мяу, киска” – шаг направо, шаг налево, юбки вверх – и “Мяу, мяу, писька”.

И лишь милый крошка Александр, ему два с половиной, тихонько сидел на полу рядом с ошалевшей Хани и “читал” ей книжку про медведей.

Мы с Луизой действительно сходили выпить по чашке кофе. И знаете что? Она тоже мать-одиночка. Правда, причисляя себя к этой категории, я всегда чувствую себя обманщицей, но я ведь и вправду мать-одиночка. С большим домом и с няней, которая в моем распоряжении в любое время, и это, конечно, не то же самое, что мать-одиночка, живущая на пособие в муниципальной квартире, но тем не менее. Луизин муж променял ее на “модель помоложе”, как она сама выражается, и это грустно, потому что Луизе всего тридцать четыре. Ее квартира находится прямо над небольшой пекарней на Регент-Парк-роуд, и Луиза работает модисткой на полставки. За чашкой кофе с горячими тостами у нас состоялась приятная, восторженная и немного стеснительная беседа: так беседуют одинокие люди, обнаружив, что есть человек, который разделяет их взгляды и вкусы. Луиза и Александр придут к нам в гости на будущей неделе. И еще она сказала, что нам нужно как-нибудь выбраться на прогулку в парк. Так что все обернулось к лучшему, и в “Милых крошках” я нашла то, что искала.

– Увидимся во вторник! – прокричала Фелисити, когда мы выходили. – Марджори будет учить детей йоге!

– Йоге? – спросила я Луизу.

– Это ее специальность – она преподает йогу, – ответила та.

– Тогда почему она такая толстая? В смысле, по ней не скажешь, что она стройная и мускулистая.

– А может, она толстая, но очень гибкая, -сказала Луиза, и мы засмеялись.

Да, похоже, все действительно не так уж плохо.

3

После дневного сна мы идем за покупками в “Сайнсбери”, а когда возвращаемся, уставшие, домой, обнаруживаем, что по всей гостиной стоят белые лилии: в вазах, кувшинах, стаканах, банках, даже в заварочном чайнике, который мне подарил папа на совершеннолетие. Дом заполнен восхитительным запахом лимона и розмарина. И в этот момент из кухни выглядывает Фрэнк, в моем фартуке с розочками.

– Исправляюсь, – улыбается Фрэнк своей глуповатой улыбкой. – Исправляюсь и извиняюсь. Цветы, цыпленок, запеченный с картошкой, глазированная морковь и шоколадный кекс.

– Не стоило так беспокоиться, – говорю я, широко улыбаясь, и наклоняюсь, чтобы отстегнуть ремень на коляске, – но мне очень приятно.

– Я знаю, что путь к твоему сердцу лежит через желудок. И мне правда очень стыдно за вчерашнюю ночь. – Фрэнк вынимает Хани из коляски, пока я роюсь в корзине и выуживаю оттуда пакеты с покупками. – Привет, Хани.

– Здаово, – говорит ему Хани, улыбаясь. Не знаю, почему она разговаривает как деревенский ребенок. Загадка. Отчего бы ей не говорить на “королевском английском”?

– Тут нечего стыдиться. Ты взрослый мужчина, совершеннолетний, и сексом заниматься тебе не запрещено. – “Хотя такое количество секса с таким разнообразием партнерш, конечно, не вполне естественно”, – думаю про себя. – Ну ладно. Я сейчас быстренько отнесу юную леди наверх, выкупаю ее, прочитаю коротенькую сказочку и буду вся в твоем распоряжении.

– Все будет готово к восьми. Ой, – говорит Фрэнк, – кстати, звонил твой отец.

О нет.

– Что сказал?

– Вроде как собирается приехать, пожить у тебя пару дней. Но он еще перезвонит.

– Знаешь, с тех пор как я сюда въехал, ты ни разу никуда не ходила по вечерам, – замечает Фрэнк за ужином.

– Ну так уж и ни разу. Несколько вечеров меня дома не было. И потом, у меня очередной заказ на перевод, а я могу работать, только когда Хани спит. И вообще, ты по ночам гуляешь за нас двоих. Будь добр, налей мне, пожалуйста, вина.

– Давай бокал. Ну, значит, почти ни разу. Тебе надо чаще бывать на людях. Ты же знаешь, что я всегда рад посидеть с Хани, да и Мэри ты могла бы попросить.

– Могла бы, – говорю я, протыкая вилкой морковку. – Ты их с тимьяном готовишь? Очень вкусно. Но, видишь ли, мне некуда пойти. Я что, одна должна ходить в кино, как псих-одиночка? Или болтаться по улицам? А может, мне пойти на вокзал и посидеть там часок в кабинке моментального фото?