Дитя Всех святых. Цикламор - Намьяс Жан-Франсуа. Страница 7

Как и на всякий большой праздник, в парадном зале замка Вивре был устроен пир. Анн, конечно, сидел рядом с Франсуа. Он решительно повернулся к нему.

– Монсеньор, простите мою дерзость, но я думаю, что сам Дух Святой внушил мне эту мысль. Герб нашего рода не может быть просто игрой слов.

– Что ты хочешь этим сказать?

– То обстоятельство, что в нем соединено красное и черное, мне представляется гораздо более глубоким…

Франсуа остолбенел. Сам-то он никогда не ставил под сомнение историю про пасти и песок в пустыне. И только его брат Жан, богослов, великий ум, много лет спустя открыл ему, что существует и другое истолкование, до которого он додумался… Решительно, Анн – существо незаурядное! Однако отзывы Изидора о своем воспитаннике уже давно вызывали у Франсуа серьезное беспокойство. Если он хочет образумить мальчишку, то сейчас – самое время.

– Верно. Согласно другой традиции, история с охотой на львов – выдумка, и только те, кто ставит под сомнение первую версию, имеют право услышать вторую…

Глаза подростка сверкнули гордостью. Он впился взглядом в лицо прадеда, чтобы не упустить ни слова. А тот обронил, не повышая голоса:

– Кроме глупцов…

– Глупцов?

Это было так неожиданно, что Анн застыл с раскрытым ртом. Прадед продолжил, чуть громче:

– Можно быть одновременно и умным, и глупым: ты этому живой пример! Жаль только, что Святой Дух не до конца просветил тебя. Стоило бы открыть тебе всю нелепость твоего поведения!

Анн де Вивре был сражен и тем больше уязвлен, что разговоры за столом внезапно смолкли.

– Монсеньор…

– Что ты ставишь в вину Изидору? Желая вышколить Стеллу, он думал только о твоей жизни. С такой лошадью ты бы погиб в первом же бою! Что ты ставишь в вину брату Тифанию? Что он не знает греческого? Для тебя, выходит, все, кто не знает греческого, достойны презрения?.. Взгляни-ка на меня, Анн: я тоже не знаю греческого. Ты и меня презираешь?

– Монсеньор!

– Что ты ставишь в вину Безотрадному? Как ты его обозвал? Разве он повинен в смерти твоей кобылы? Это прекрасное животное, сильное и послушное. А ты хочешь угробить его, бросая на скалы!

Анн заплакал.

– Я прошу у вас прощения.

– Не у меня надо просить прощения, а у тех, кого ты обидел.

Потрясенный, Анн бросился в ноги брату Тифанию и Изидору Ланфану и на глазах у гостей, со слезами, умолял их простить его. Но Франсуа де Вивре решил быть суровым до конца.

– Ты забыл коня. Иди каяться к нему в конюшню, на коленях, в соломе, и до ночи не возвращайся!

Когда стемнело, Анн вернулся в большой зал. Он был весь перепачкан и взъерошен, глаза его покраснели от слез. Мальчик стоял, трепеща, перед прадедом, не зная, что говорить, что делать.

– Ты достаточно поразмыслил, Анн?

– Я понял все свои ошибки, монсеньор. Отныне я никогда не повторю их. И больше не буду звать своего коня Безотрадным, я назову его…

– Будешь и дальше звать его Безотрадным, чтобы, покуда он жив, это напоминало тебе о твоем тщеславии и глупости… А теперь подойди. Я расскажу тебе о втором истолковании нашего герба.

– Монсеньор, я недостоин!

– Это мне решать, достоин ты или нет. Молчи и слушай… Некоторые полагают, что Эд де Вивре был вовсе не мясником, а философом. Красное и черное действительно не имеют никакого отношения к львиным головам в пустыне. Они олицетворяют собой мужество тела, и мужество мысли, жизнь рыцаря и жизнь отшельника, действие и размышление, свет и тень. Поместив оба эти цвета на свой щит, Эд де Вивре тем самым повелел одному из своих потомков объединить в себе обе половины герба, примирить непримиримое.

Анн забыл о волнениях дня и был весь во власти откровения, которое обрушил на него прадед.

– Анн, цвета Вивре – не пасти и песок, но кровь и чернила! Цель каждого из Вивре состоит в том, чтобы стать рыцарем, ищущим знаний, или книгочеем-воителем. Сам я осознал это лишь на склоне лет, слишком поздно, чтобы осуществить на деле. Но ты-то узнал это в юном возрасте. У тебя вся жизнь впереди. Я не спрашиваю, понял ли ты, потому что уверен: для тебя все очевидно. А теперь ступай и заслужи доверие, которое я оказал тебе, открыв тайну…

***

Как и после поражения при Вернее, политическая ситуация во Франции еще раз непосредственно повлияла на жизнь обоих Вивре.

Новым коннетаблем, которого назначил дофин вместо убитого в сражении герцога д'Омаля, стал Артур де Ришмон, младший брат герцога Бретонского. Последствием такого назначения явилось то, что провинция, прежде нейтральная, оказалась втянутой в войну. Англичане вознамерились вторгнуться в Бретань.

Новость стала известна осенью 1425 года. Франсуа не хотел подвергать Анна риску. Он решил покинуть Вивре и перебраться в Куссон, свой второй замок. Там они будут в безопасности: если Вивре мощно укреплен, то Куссон попросту неприступен.

Он объявил это своему правнуку в один из октябрьских дней.

– Анн, наши враги приближаются. Мы отправляемся в Куссон.

Анн молча кивнул. После Троицына дня страх охватывал его всякий раз, как он представал перед прадедом. Но тот, казалось, уже позабыл обо всем и благосклонно продолжил:

– Тебе там понравится. В Куссоне библиотека гораздо богаче, чем в Вивре. Раз уж ты так любишь учиться, сможешь читать вволю. Анн…

– Да, монсеньор?

– Помнишь, на Богоявление я говорил тебе о противнике, который поклялся погубить меня и мой род? Поскольку наши враги уже близко, думаю, настала пора назвать тебе его имя. Если, конечно, ты достаточно окреп духом.

– Полагаю, окреп, монсеньор.

– Знай же, что этот враг – мой сын.

– Ваш сын!

– Он не законный мой сын, а бастард, которого я прижил довольно поздно. Теперь он в расцвете лет. Хотя вас разделяют два поколения, он всего лишь на пятнадцать лет старше тебя… Его имя – Адам, он владеет замком Сомбреном в Бургундии. Это он обрек на смерть твоего деда Луи, а твоего отца убил собственными руками.

Анн стиснул кулаки.

– Как мне узнать его?

– По гербу. Он нарочно, ради вызова, взял себе герб обратный моему: раскроенный на песок и пасти, черное над красным.

– Вы сталкивались с ним?

– Он приходил сюда осаждать мой замок. Я сумел отбиться. Он был тяжело ранен и бежал… Но это еще не все. Ты должен знать также про его жену. Ее зовут Лилит.

Франсуа де Вивре подошел к сундуку, открыл его и достал оттуда листки, исписанные его собственной рукой.

– Согласно Писанию Лилит – проклятая супруга Адама. Исайя называет ее «духом ночи и воздуха, демоницей обольстительной и ненасытной».

Франсуа перевернул страницы.

– А вот что сказано про нее в «Алфавите» Бен Сиры: «Первым мужчиной и первой женщиной были Адам и Лилит. Поскольку они были сотворены одновременно и были равны, то стали спорить, кто будет сверху. В гневе своем Лилит произнесла имя Божье. Она обрела крылья и была изгнана из рая. Адам же в отчаянии молил Всемогущего вернуть ее. Всемогущий отправил к Лилит трех ангелов: Сеноя, Сансеноя и Семангелофа, чтобы убедить ее покориться. Она отказалась. Тогда Бог в наказание обрек ее порождать одних только демонов, а для Адама, оставшегося в одиночестве, сотворил вторую жену, Еву… Лилит долго искала себе спутника. Наконец, встретила Самаэля, падшего ангела, который признал за ней право быть сверху. Они поселились в долине Гееннской и наплодили тысячи демонов».

Франсуа умолк. Поскольку Анн тоже молчал, прадед, немного удивленный, заговорил снова:

– Ты не спрашиваешь, зачем я тебе столько рассказываю о Лилит?

– Нет, монсеньор. Думаю, что понял: не только вражеских солдат надо опасаться.

Франсуа кивнул.

– Как и с Адамом, я уже встречался с Лилит. И победил ее. Быть может, ты тоже встретишь ее на своем пути.

– По вашему описанию я сумею узнать ее, монсеньор. Не сомневайтесь…

***