Дитя Всех святых. Перстень со львом - Намьяс Жан-Франсуа. Страница 48

Франсуа, конечно, ничего не мог знать об этом. Единственное, что он увидел со своего места, было то, что англичане показались, наконец, перед ним. То тут, то там появлялись рыцари, и гремел клич:

— Англия, святой Георгий!

Все произошло так быстро, что Франсуа даже не успел прокричать собственный боевой клич: он увидел, как трое вражеских рыцарей мчатся во весь опор прямо на него. Их кони держались бок о бок, копья были опущены наперевес, и все вместе представляло собой грозную сплоченную массу — неодолимую, неотвратимую. У Франсуа мелькнула мысль о Боге, но голос Туссена отвлек его от поспешной молитвы:

— Делайте, как я!

В самое последнее мгновение, когда копья уже едва не касались их, Туссен нырнул вперед, и Франсуа сделал то же самое. Трое всадников пронеслись над ними… Туссен поднялся, за ним — Франсуа. Оба остались невредимы.

— Я этому научился в Броонском лесу: лошади избегают наступать на тело, лежащее на земле.

Франсуа взял своего оруженосца за руку.

— Идем!

— Куда?

Франсуа не ответил. Вслед за другими беглецами он двинулся к лагерю. Туссен вспылил:

— Я дал клятву повиноваться вам. Так вот, сейчас я ее проклинаю!

Франсуа улыбнулся и прибавил шагу.

— Ты видел Битву Тридцати?

Туссен ответил тоном глубокого презрения:

— Нет! Я тогда был в Броонском лесу, и сам сражался, а не смотрел, как дерутся другие.

— Туссен, мы поступим так же, как Гильом де Монтобан.

— Пока что мы поступаем, как пара трусов!

— На этот раз ты судишь слишком поспешно, Туссен!

Они добрались до французского лагеря. Там царила суета, как в пчелином улье. Да и беглые сеньоры напоминали перепуганных насекомых. Одни орали на своих слуг, чтобы те быстрее грузили золото и ценности, которые привезли с собой, другие, рассудив, что дороже жизни сокровища нет, вскакивали на первую попавшуюся лошадь, нимало не беспокоясь о ее владельце, и мчались прочь, как можно дальше отсюда.

Восток по-прежнему оставался там, где его привязал Туссен. Завидев своего хозяина, он даже подскочил и исполнил от радости несколько безумных кульбитов. Франсуа сел в седло и направил коня туда, откуда они только что прибыли. Туссен, тоже оседлавший лошадь, спросил с широкой ухмылкой:

— Значит, возвращаемся в бой?

— Да, как это сделал Гильом де Монтобан в Битве Тридцати, и это принесло тогда победу! Без коней мы бы все равно оставались беспомощными. Зато теперь англичане увидят, кто мы такие!..

Франсуа, бросивший во время бегства свое укороченное копье, обнажил меч. Но, заметив, что Туссен безоружен, он протянул меч своему оруженосцу. Тот хотел было отказаться:

— Он же благословленный, а я не рыцарь!

— Бери! Ты достоин его больше, чем все те, кого я сегодня видел.

Франсуа пустил Востока тройным галопом и взмахнул своим боевым цепом. Он раскрутил его над головой и в первый раз с начала битвы прокричал клич рода де Вивре:

— Мой лев!

***

За время его мнимого отступления положение дел сильно изменилось. Когда Франсуа покидал поле боя, ситуация была следующей: на плато Бовуар оставался лишь королевский полк, пополненный беглецами из полков дофина и герцога Орлеанского. В тот момент с ними схватился, атаковав их в лоб, только английский авангард под командованием графа Уорвика.

Но из леса Нуайе Черный Принц увидел, какой нежданный оборот приняло дело. Французские знамена отходили одно за другим, избегая боя. Каким бы невероятным это ни показалось, стала возможной победа. И тогда Черный Принц велел бросить в сражение остаток английского войска, атаковав фронт королевского полка рядом с графом Уорвиком.

Капталь де Бюш и его гасконцы весь день оставались у брода через Миоссон. Они ждали своего часа. И когда они увидели, что англичане атакуют с фронта, то предприняли обходной маневр и зашли французам в тыл. Это был последний удар: попав в тиски между капталем и Черным Принцем, французы были обречены…

Иоанн Добрый находился в самой гуще своих войск. Хоть и пеший, король все равно был заметен издалека благодаря орифламме, которую держал знатный сеньор Жоффруа де Шарни. Рядом с ним находился также его сын Филипп, маленький принц четырнадцати лет, похожий в своих миниатюрных доспехах на игрушку. Несмотря на все приказы и уговоры отца, он упрямо отказался покинуть его.

Королевская свита была хорошо видна на этом открытом плато. Ее присутствие еще больше раззадорило противника. Король по-прежнему здесь! Король решил биться до последнего! Такой пленник — можно неслыханно поживиться! Англичане с одной стороны, гасконцы — с другой яростно устремились к нему, презрев все опасности, словно бабочки, ослепленные пламенем. Вскоре наиболее отчаянные уже добрались до короля.

Велев увести своего коня, Иоанн тем самым лишил себя надежды спастись бегством. Ухватив свою секиру обеими руками, он бросился в самую гущу схватки.

Именно в этот момент Франсуа де Вивре и прибыл на поле боя. Он сразу заметил, как переменилась обстановка: англичане теперь были повсюду, а французы таяли, словно снег на солнце. Стало быть, его ждала не победа, а судьба павших героев, судьба его отца при Креси… Это была единственная мысль, промелькнувшая в его мозгу. Он бросился вперед.

К нему сразу же устремился какой-то английский рыцарь с копьем наперевес. Франсуа поскакал навстречу, раскручивая цеп над головой. Никогда прежде он не чувствовал такой уверенности в себе. Все произошло на скаку, на бешеной скорости, однако он до мельчайшего своего жеста знал, что ему делать. Когда копье противника оказалось в пределах досягаемости, Франсуа отбил его шаром цепа. Рыцарь, увлекаемый навстречу разгоном коня, приблизился, и тут Франсуа изо всех сил ударил его по голове. Сила удара в сочетании с удвоенной скоростью обоих коней оказалась так велика, что шлем англичанина разлетелся на куски вместе с половиной черепа.

Франсуа прокричал:

— Мой лев!

И поскакал на поиски нового противника.

Тогда-то он и услышал этот клич:

— Солсбери!.. Солсбери!..

Впереди скакал отряд рыцарей и латников попроще. Они окружали и защищали графа Солсбери, важного английского вельможу и одного из лучших военачальников Черного Принца. Вот он, долгожданный случай покрыть себя славой! Франсуа пустил коня во весь опор им навстречу. К нему присоединился Туссен, куда-то потерявшийся во время схватки с англичанином. Они поскакали бок о бок. Оруженосец показал ему меч с золотым навершием, красный от крови.

— А котел-то начинает окупаться, господин мой!

Сказать больше им не хватило времени. От отряда Солсбери отделилось несколько всадников, желая, без сомнения, обезопасить своего господина от нежелательной встречи. Из их числа Туссен привлек к себе сразу троих. К Франсуа направился только один. Зато это был настоящий великан, вооруженный, как и он сам, боевым цепом.

Цеп против цепа: Франсуа тысячу раз повторял это упражнение во время тренировок. И он ринулся в новое единоборство без малейшего страха. Англичанин, гигант с буйволовой шеей, уже отвесил несколько ударов, способных свалить быка, но Франсуа избежал их играючи, простым отклонением торса или головы. И тоже ударил в свою очередь. Он думал победить противника этим единственным ударом, но, к его великому сожалению, тот также избежал выпада с поразительной легкостью: у колосса гибкости оказалось не меньше, чем у него самого! Стычка становилась смертельно опасной!

В течение долгих минут оба рыцаря кружились в гибельном танце, яростно нанося друг другу удары и с легкостью их избегая. До тех пор, пока цепи не перекрутились между собой. Теперь оставалось одно: тянуть сильнее, чем противник, и завладеть сразу обоими цепами. Это был вопрос исключительно физической силы, и если ты не уверен, что сильнее своего соперника, лучше уж тебе сразу спастись бегством.

Как когда-то с Большим Кола, Франсуа превратил эту борьбу в простое и незамысловатое испытание силы. Несмотря на разницу в весе он должен, он обязан оказаться сильнее!