Долгий путь в лабиринте - Насибов Александр Ашотович. Страница 7

Телега стояла на месте. Коня не было.

Несколько секунд все были словно в оцепенении, молча глядели ему вслед. Потом возчики в панике ринулись к своим подводам и лошадям.

Группы чекистов, производивших ночные обыски в городе, вернулись в здание уездной ЧК, когда солнце уже поднялось над далеким лиманом.

Андрей Шагин прошел в умывальную, рывком стащил с плеч гимнастерку, закатал рукава рубахи. Водопровод не работал, но на табурете стояло полное ведро. Шагин поставил ведро в раковину, погрузил в него голову.

Несколько минут спустя, бодрый, с еще влажными волосами, он вошел в комнату Саши. Здесь собрались старшие оперативных групп, чтобы сдать конфискованные ценности. Все глядели на Сашу — она хмуро сидела у перламутровой шкатулки с откинутой крышкой. Рядом горкой лежали ожерелья, браслеты, серьги.

— Что? — тревожно спросил Шагин.

Григорий Ревзин подбородком показал на шкатулку:

— Фальшивые.

Ревзин два года работал подмастерьем у ювелира, он не мог ошибиться.

— А золото?

— Монеты правильные, — сказал Ревзин. — Все проверил. Тут без обмана.

Обман? Шагин оглянулся. Взгляд его остановился на парне в кубанке и с маузером в кавказской мягкой кобуре. Это он, Олесь Гроха, неделю назад принес сведения о ценностях в доме Белявских. Был настойчив: данные верные, докторишка только прикидывается человеком, который живет скромно, якобы на трудовые доходы. На самом же деле золота у него тьма, есть и камешки.

— Говори! — сурово приказал Шагин.

— Монеты же настоящие, — сказал Гроха. — А это, — он кивнул на «драгоценности», — этого понять не могу, председатель.

— Вот что странно. — Ревзин снял очки с толстыми стеклами, потер пальцами лоб над близорукими красными глазами. — Вот что мне кажется удивительным: как утверждает Саша, золото лежало вместе с камешками, в одной шкатулке. И теперь я все думаю, почему их смешали в одну кучу, какую преследовали цель?

— Полагаешь, была определенная цель? — задумчиво проговорил Шагин.

Ревзин пожал плечами.

— Я вот что скажу. — Гроха снял кубанку, оглядел товарищей. — Я скажу так, что треба не рассуждать, а ехать в тот дом и робить, пока горячо. Ехать треба до тех Белявских и другой раз пошукать. — Он посмотрел на Шагина. — Твое слово, председатель, и в момент обернемся. И Гриша Ревзин нехай едет, и Саша, чтобы опять промашки не вышло.

— Чепуха, — сказал Ревзин. — Если у них и осталось что-нибудь после обыска, так успели припрятать, не найдешь. Скорее всего, из дома вынесли от греха подальше. Ночь же прошла, товарищи. Это — дважды два.

— Все равно разыщу, — горячился Гроха. — Съезжу туда, душу повынимаю из подлюг!

Наступило молчание. Все ждали решения председателя УЧК Андрея Шагина.

— Точка, — сказал он. — С ними еще будет встреча. А пока всем оставаться в отделе. Саша, прими у товарищей конфискат, все оформи. Потом пусть соберутся у меня. Разговор будет. Думаю, как раз к месту.

При этом он вновь поглядел на Олеся Гроху.

Вскоре сотрудники уездной ЧК заполнили просторный кабинет председателя. Шагин сидел за столом и листал бумаги. Вот он поднял голову, обвел взглядом присутствующих:

— Гроху не вижу!

— Здесь я. — Парень в кубанке внес табурет, поставил его возле окна и сел.

— Так. — Шагин помедлил. — Случай расскажу. Произошел в Москве. Один комиссар ЧК допрашивал арестованного. Допрашивал и… — Председатель выразительно помахал кулаком. — Всем все понятно?

— Чего же яснее? — Гроха широко ухмыльнулся. — С контрой дело имел!

— Может, и с контрой, — продолжал Шагин. — Так вот, узнал об этом товарищ Феликс Дзержинский. Лично расследовал факт. Слушайте его заключение. Внимательно слушайте, думаю, всем будет полезно.

Шагин взял со стола лист бумаги, стал читать, отчетливо произнося каждое слово: «Комиссия рассмотрела и решила сделать самые энергичные внушения виновным и в дальнейшем предавать суду всякого, позволившего дотронуться до арестованного».

— Ого! — воскликнула Саша.

— Вон как круто, — добавил Ревзин. — Что же, приветствую такие меры.

— Чего не улыбаешься, Гроха? — Шагин положил бумагу на стол. — Может, не все понял? Повторить тебе, может?

— Контра же! — пробормотал Гроха в растерянности. — Стреляем ее — это можно. А прижать — не моги?

— Расстреливаешь не ты, — тихо сказала Саша. — Это Советская власть казнит врагов революции. Она приказывает, ты исполняешь. А лупить арестованных по мордасам есть самоуправство и подлость.

— Революцию позоришь, — сказал Григорий Ревзин. — Красное знамя пачкаешь.

— Точка! — Шагин встал, поправил гимнастерку. — Гляди у меня, Олесь, ежели волю будешь давать рукам!.. Ну, с этим все. Дальше пойдем. Еще бумага и опять из Москвы. Читаю:

«Инструкция для производящих обыск и записка о вторжении в частные дома и содержании под стражей.

Вторжение вооруженных людей в частную квартиру и лишение свободы повинных людей есть зло, к которому в настоящее время необходимо еще прибегать, чтобы восторжествовало добро и правда. Но всегда нужно помнить, что это зло, что наша задача, пользуясь злом, — искоренить необходимость прибегать к этому средству в будущем. А потому пусть те, которым поручено произвести обыск, лишить человека свободы и держать его в тюрьме, относятся бережно к людям, арестуемым и обыскиваемым, пусть будут с ними гораздо вежливее, чем даже с близким человеком, помня, что лишенный свободы не может защищаться и что он в нашей власти. Каждый должен помнить, что он представитель Советской власти — рабочих и крестьян и что всякий его окрик, грубость, нескромность, невежливость — пятно, которое ложится на эту власть».

Шагин отложил бумагу:

— И это всем ясно?

Ответа не последовало. Тогда председатель УЧК прочитал короткую инструкцию для чекистов, производящих обыск и дознание: