Тонкая нить(изд.1968) - Яковлев Андрей Яковлевич. Страница 15

— Простите, — безразлично вставил наконец так волновавший его вопрос Миронов, — а почему, выйдя за вас замуж, Ольга Николаевна не приняла вашу фамилию?

— Почему? — переспросил Садовский. — Сказать по совести, меня никогда не интересовал и не волновал вопрос, какую фамилию носит моя жена, но у Ольги были свои соображения, по которым она не хотела менять свою фамилию на мою.

— Что за соображения?

— Фамилия Величко была ей дорога, и она никакие хотела ее менять.

— Величко? — задал вопрос Миронов. — Это ее девичья фамилия?

— Нет, что вы, — как и прежде, бесстрастным тоном ответил Садовский. — Фамилия Ольги — Корнильева. Величко она стала на фронте. Ольга ведь была радисткой. В партизанском отряде. Дело, как вы понимаете, секретное. Ну, из соображений конспирации, как она говорила, ей и пришлось изменить фамилию. Фамилия эта была ей дорога как память фронтовых лет, поэтому Ольга и не хотела ее менять.

Дальнейший рассказ Садовского был менее интересен: почти все, что он сообщил, в частности о злосчастной поездке в Сочи и уходе от него Ольги, а также о своей поездке в Крайск, было уже известно Миронову. О судьбе Ольги после их последней встречи Садовский ничего не знал. Правда, кое-что в его рассказе об обстоятельствах ухода от него Ольги заинтересовало Миронова. Вернее, заинтересовал не сам рассказ, а те противоречия, которые Андрей заметил в словах Валериана Сергеевича и Черняева. Так, например, Черняев говорил, что «роман» с Ольгой длился у него в Сочи около двух недель, по словам же Садовского получалось, что Ольга ушла от него к Черняеву через день после знакомства с ним. А беседка на берегу моря, лунная ночь, пощечина? Ни о чем похожем в рассказе Валериана Сергеевича не было и речи. Имелись и другие расхождения между тем, что говорил Садовский, и рассказом Черняева. Кто же из двоих грешит против истины? Садовский? Зачем? Тогда — Черняев? А он с какой стати? Но сейчас не это было главным, хотя и с этим со временем предстояло разобраться.

Выслушав в тот же вечер по телефону доклад Миронова, генерал Васильев спросил:

— Значит, говорите, Садовский сказал, что его бывшая жена находилась одно время в лагерях невдалеке от Энска? Весьма любопытно… — Генерал на минуту умолк. — Кстати, Андрей Иванович, ведь этот самый «кузен» Корнильевой — как его? Рыжиков? — тоже, если я не запамятовал, из Энска. Вы об этом совпадении не задумывались?

— Как же, товарищ генерал, думал. Не исключено, что в свете новых данных следы Корнильевой надо поискать именно там, в Энске. Может, лучше бы выехать туда мне самому?..

— Пожалуй, — согласился генерал. — Поезжайте. Только сначала побывайте в Крайске, проверьте, что там делается, а затем — в Энск. Что же касается Корнильевой — такова, кажется, ее подлинная фамилия? — так мы организуем тщательную проверку. Результаты вам сообщим. Да, кстати, давно пора поинтересоваться теткой Корнильевой, Навроцкой, да как следует, поосновательнее. Не там ли скрывается Корнильева? Как вы думаете, не направить ли в Воронеж Луганова, а? Согласны?

Глава 7

Вернувшись из Куйбышева, Миронов вызвал младшего лейтенанта Савельева. Андрею не терпелось узнать, не выяснил ли тот чего-нибудь нового о Черняеве, о людях, которые окружали инженер-подполковника, с которым тот был близок.

Ничего интересного, однако, Савельев доложить не мог. Вот уже третью неделю, как он не спускал глаз е Черняева, а все без толку. Все было тихо и мирно. Где те трудности, о преодолении которых мечтал младший лейтенант Савельев? Не было ничего даже отдаленно напоминающего опасность, ничего романтического в будничном тяжком труде молодого чекистка Савельева. Черняев вел себя спокойно, скромно. Ни с кем вне работы не встречался. По вечерам сидел дома, либо одиноко бродил по городу, выбирая глухие, окраинные улицы и переулки, избегая людей. Ровно ничего примечательного, ничего настораживающего Савельев не обнаружил. Так он и доложил Миронову.

— Ничего не попишешь, — сказал майор. — И так бывает. Может, возле Черняева и нет никакой грязи. Работу, однако, продолжайте. Окончательные выводы делать рано.

После ухода Савельева Миронов встретился с Лугановым. Он передал ему указания генерала, и они обсудили план предстоящей поездки Луганова в Воронеж, к тетке Корнильевой. Андрей сообщил ему, что сам он отправляется в Энск.

Полковник Скворецкий высказал свое недовольство, когда Миронов и Луганов доложили ему свои планы. «Здорово, — говорил он, — у вас получается. То один укатил в Ленинград, то другой в Куйбышев, а теперь оба удираете. Кто же тут без вас будет заниматься делами этого самого розыска, координировать всю работу? Мне, старику, что ли, прикажете?»

Ворчал полковник, однако, больше для вида, а в конце беседы заверил Миронова и Луганова, что на время их отсутствия сам будет контролировать ход дела.

Пока Андрей, готовясь к поездке в Энск, вновь и вновь просматривал скудные материалы о Рыжикове и его встречах с мнимой Величко, из Москвы пришла справка на Корнильеву.

В справке содержались сведения как о ней самой, так и о ее родителях. Оказалось, что отец Корнильевой вырос в семье крупного помещика, был в прошлом офицером одного из привилегированных гвардейских полков царской армии. В первые годы гражданской войны Корнильев сражался в рядах белой армии против советской власти. Осенью 1919 года, после провала деникинского наступления на Москву, Корнильев, будучи раненным, застрял под Курском, где жила его жена.

Явившись в конце гражданской войны в местные органы советской власти с повинной, Корнильев был прощен. До 1929 года работал там же в Курске, в Губземотделе, а в 1929 году был арестован. Как выяснилось, он был связан с контрреволюционными заговорщиками из числа бывших белогвардейцев. В тюрьме, заболев воспалением легких, Корнильев умер.

Вскоре умерла и мать Ольги. Девочке в то время не исполнилось и шести лет.

Вместе с братом, который был старше ее на пять лет, Ольга очутилась в детском доме, но пробыла там недолго. Ее удочерил профессор Навроцкий, жена которого была родной сестрой матери Ольги Корнильевой.

Георгий, брат Ольги, уйти из детдома отказался, что с ним сталось дальше, в справке не указывалось.

Судя по справке, Ольга Корнильева осенью 1942 года, окончив среднюю школу, после ряда настойчивых просьб была зачислена в специальную радиошколу. Закончив с отличием ускоренный курс, она была сброшена с парашютом в тылу немецких войск, в расположение одного из партизанских соединений. За время пребывания в соединении характеризовалась только положительно.

В одном из боев летом 1943 года Корнильева была ранена и захвачена в плен. Сначала находилась в гитлеровском концлагере в районе Энска, где вела себя достойно, как советский человек. Затем вместе с другими пленниками Ольга была вывезена в Германию. На этом след Корнильевой терялся: она значилась пропавшей без вести. Никакого ответа на вопрос, как и почему Ольга Корнильева превратилась в Величко, справка не содержала.

Внимательно прочитав справку, Миронов задумался. Конечно, происхождение Корнильевой, судьба ее родителей несколько настораживали, но ведь сама Ольга росла, воспитывалась в советской семье, среди советских людей. А самый факт и обстоятельства ее ухода на фронт, ее поведение в партизанском отряде, в лагерях, наконец, — разве не говорили сами за себя?

Да, но — Величко! Почему Величко? Зачем, с какой целью взяла она эту фамилию? Садовскому, во всяком случае, она лгала, утверждая, будто фамилию Величко ей дали во время пребывания в партизанском отряде, «по соображениям конспирации». Лгала, по-видимому, неспроста. А записка, опять все тот же злосчастный клочок бумаги? Что значила эта записка?

Сколько этих «зачем» и «почему» подстерегают чекиста на его трудном пути к раскрытию тайны! Андрей привык к этому, и все же сейчас он испытывал чувство какой-то неудовлетворенности. С каждым днем, с каждым вновь добытым фактом таинственная история Ольги Николаевны Корнильевой-Величко-Черняевой не только не прояснялась, но становилась все сложнее, все запутаннее. Значит, работать и работать…