Тонкая нить(изд.1968) - Яковлев Андрей Яковлевич. Страница 44

— А оно и понятно. Тебе пришлось возиться с протоколом, и ты не мог заметить некоторых деталей в ходе допроса, над которыми следует задуматься.

— Что ты имеешь в виду, если не секрет?

— Какой же секрет? Охотно скажу. Первое — его странное поведение, когда речь зашла о ковре. Он явно насторожился и уклонился от ответа на простой, казалось бы, вопрос. Между тем он не мог забыть, что ковер был куплен после убийства Корнильевой. Он и куплен-то был, вернее всего, чтобы скрыть следы крови, которые мы обнаружили. Почему же Черняев обошел этот вопрос, не сказал правды? Ведь по сравнению с тем, в чем он уже признался, это — мелочь. И все же он скрыл. Повторяю: почему? Да очень просто. Скажи он правду, пришлось бы тогда признать, что вещи приобретала не только одна Корнильева, не только они совместно, но и он сам после ее исчезновения. Вот об этом-то, по-видимому, Черняев и не хотел говорить. Опять-таки почему? Почему не в интересах Черняева признать, что ковер им куплен после устранения Корнильевой? Полагаю, и это ясно. Сделай он такое признание, и у следствия сразу возникнет законный вопрос: а откуда, голубчик, появились у тебя средства на такое приобретение? Ведь если брать его показания за чистую монету, с исчезновением Корнильевой иссяк источник, из которого щедро поступали деньги, дававшие чете Черняевых возможность приобретать все, что их душе было угодно, а такой ковер, знаешь, стоит немало. Уж можешь мне поверить, я в этом толк знаю.

— Занятно, — сказал Луганов. — Я действительно завяз в этом несчастном протоколе и ровно ничего не заметил.

— Это еще не все, — продолжал Миронов. — Есть и еще кое-что весьма занятное. Когда Черняев рассматривал фотографии — ну, те самые, что мы с тобой подобрали перед допросом, — я за ним наблюдал самым внимательнейшим образом…

— И что?

— А то, что фотография Войцеховской не оставила его безразличным. Черняев Войцеховскую знает, голову даю на отсечение. Это же, как ты понимаешь, не мелочь. Тут уж о совпадении речи быть не может. Отсюда мораль: не успокаиваться на показаниях Черняева, не считать, что он выложил все, что мог, — это раз, а второе — Войцеховская…

— Да-а-а, — неуверенно протянул Луганов, — резон в твоих словах есть, но, понимаешь ли, опять ничего конкретного. Детали, предположения, не за что ухватиться… И Войцеховская… Тоже ничего определенного.

Миронов молча пожал плечами. Что тут можно было возразить? Да и продолжать спор Андрею не хотелось, было не до того: надо было спешить к начальнику управления — доложить результаты допроса, да и с Москвой связаться.

Глава 18

Не успели Миронов и Луганов толком рассказать Кириллу Петровичу о последнем допросе Черняева, как дали Москву. У аппарата был генерал Васильев. Трубку взял Миронов.

Разговор получился неожиданно долгим. Генерал не только выслушал доклад Миронова о последних показаниях Черняева, но и тщательно вникал во весь ход расследования, придирчиво расспрашивал об отдельных фактах, интересовался деталями. К показаниям Черняева он отнесся со всей серьезностью, однако, как и Миронов, считал, что брать их целиком на веру нельзя.

— Корнильева, — говорил Семен Фаддеевич. — Корнильева… Роль ее до конца далеко не выяснена. Куда там! Уж больно противоречивая фигура получается: с одной стороны, самые лестные характеристики от Садовского, других, той же Навроцкой, безупречное поведение в партизанском отряде, наконец. А с другой — таинственное превращение в Величко, записка, а теперь шпионаж. И не просто шпионаж, а еще и попытка вербовать Черняева. Такое рядовым шпионам не поручают. И запутала она Черняева ловко, поймала мастерски. Нет, сложная фигура Корнильева, тут работы еще непочатый край. Между прочим, — задал вопрос генерал, — в своей докладной записке вы указывали, что Луганов, будучи у Навроцкой, выяснил, будто у Корнильевой есть брат. Как, разыскали этого брата? Где он находится?

— Разыскали, — ответил Миронов. — Он живет в Алма-Ате. Только вот беседовать с ним не беседовали, как-то руки не дошли. Да и есть ли смысл? Ведь, судя по всему, он не виделся с Корнильевой много лет, почти не поддерживал связи. Отношения у них были самые прохладные…

— Ну и что, — перебил генерал. — Брат есть брат. Самый близкий из оставшихся в живых родственников. Можете ли вы дать гарантию, что, после того как брат Корнильевой уехал из Воронежа, они не встречались, не переписывались? Последние годы, в частности? Не можете. Значит, надо попытаться выяснить, что ему известно о сестре. Одним словом, каждой зацепкой надо воспользоваться, ничего не упускать из виду, искать, искать и искать, чтобы до конца разобраться с Корнильевой…

Теперь о Черняеве, — продолжал генерал. — Я далеко не уверен, что он сказал о себе все, что мог сказать. Думаю, тут вы правы. Мне лично сдается, что свою роль он весьма и весьма преуменьшил. Думаю, Корнильева не только пыталась привлечь, но и привлекла его к шпионской работе и действовал Черняев вполне сознательно и куда более активно, нежели он пока говорит. Больше того: отнюдь не исключено, что Корнильева связала его со своим «шефом» или с кем-либо из его представителей, что и после убийства Корнильевой он продолжал свое дело. В самом деле: стоит стать на такую точку зрения и многое приобретает смысл, становится понятным. Та же история с объявлением, с водосточной трубой, попытка убрать Савельева, история с ковром — вот они откуда, денежки-то!.. Да и Корнильеву он мог убить и не по собственной инициативе: она им дала Черняева, свою миссию выполнила, вот ее и вывели из игры, как лишнее звено. У них — американской, английской и прочих разведок — это в обычае, часто случается. Человека-то они ни во что не ставят. Все это, конечно, пока еще только версия, но весьма правдоподобная. Отсюда вывод — над Черняевым работать и работать, допрашивать его настойчиво, вдумчиво, добиваясь полного признания. Надежды, что он сам покается, мало. Да, чуть не забыл: прошлое Черняева вы досконально исследовали? Разобрались в нем полностью? Нет ли там, в его прошлом, какого-нибудь сучка или задоринки, которые могли бы объяснить, почему Черняев пошел на вербовку, если только он был завербован?

— Как вам сказать, товарищ генерал, — замялся Миронов. — Прошлым Черняева мы занимались: изучили личные дела, автобиографии, собрали характеристики с тех мест, где он ранее работал, сделали ряд запросов. Ответы сплошь благоприятные: все говорит в пользу Черняева. Сучков и задоринок, выражаясь вашими словами, нет…

— «Запросы», «личные дела»! — сердито перебил генерал, и Миронов живо себе представил, какую частую дробь выбивают в эту минуту пальцы Семена Фаддеевича. — А люди, люди, которые знали Черняева пять, десять лет тому назад, в годы войны, до начала войны, наконец, таких людей вы нашли? С ними беседовали?

— Нет, Семен Фаддеевич, — чистосердечно признался Андрей. — Этого не сделали. Не успели.

— Вот вам и еще задача, — сказал генерал. — Найти таких людей, обстоятельно расспросить их, получить не бумажную, а живую характеристику Черняева, проследить весь его жизненный путь самым дотошным образом. Впрочем, в решении этой задачи мы вам, пожалуй, поможем, людей, знавших Черняева, поищем. Нам, в Москве, это легче. Кстати, как давно находится Черняев в Крайске? Два года?

— Около того, — подтвердил Миронов. — Чуть побольше. До Крайска он работал в Саратове. Тоже около двух лет. А еще раньше — на Урале, в Средней Азии, на Украине. Как кончилась война, так все время кочевал. Такая уж у него профессия — строитель.

— Строитель? Да, строитель, строитель… — Семен Фаддеевич с секунду помолчал. — А вы не находите, что это любопытно: кочует и кочует. Строитель, конечно, а все-таки: нигде больше года-двух не задерживается? Любопытно, а? В Сибири, кстати, Черняев после войны не бывал, не работал? Ведь он, помнится, родом откуда-то из тех мест?

— Работать Черняев в Сибири после войны не работал, — ответил Миронов, — ну, а бывать, может, и бывал: в отпуску, в командировке. Мы этого не знаем, не проверяли.