Газели - Навои Алишер. Страница 7
* * *
То не заросли тюльпанов — то стенанья пал огонь,
Не пожар зари — разлуки в мирозданье пал огонь.
Пламя щек твоих способно сжечь мое жилье дотла.
На бездомного скитальца в час свиданья пал огонь.
Войско моего терпенья блеск твоих ланит спалил,
Караван грозой застигнут — гром, сверканье! — пал огонь.
Вспыхнул я, сгорел и умер, лишь открыла ты лицо,
На меня от молний взгляда — о страданье! — пал огонь.
Навои, когда вздыхаю я о ней, то говорят:
«На леса Мазендарана молнии упал огонь!»
* * *
Всегда кричит моя душа, едва ее обидят злом;
Известно, что огонь шипит, когда в него мы воду льем.
В разлуке с милою моей мне даже радость — не светла,
Но в сердце даже скорбь о ней втекает радостным лучом.
Когда она душе моей прекрасной пери предстает,
Я странного не нахожу, Меджнун, в безумии твоем.
О виночерпий, верный друг, ты возвратил душе покой,
Ты мне отраду подарил свои целительным вином.
Пускай забвение душе подарит первый же глоток,
А то от злой моей тоски душа покинет тела дом.
Перед красавицей моей от чаши глаз не подниму, —
Всему я в этом кабачке научен мудрым стариком.
С последней мыслью о тебе несчастный умер Навои,
А ты сама хоть век живи, хоть век не вспоминай о нем.
* * *
Вот весна, но роза счастья для меня не расцвела,
Ни один бутон улыбка светом алым не зажгла.
Люди чашею свиданья сотню раз упоены.
Но судьба и этой чаши мне и капли не дала.
Людям молния свиданья озарила сердца мрак,
А в меня степных колючек не одна вошла игла.
Раны сердца, как тюльпаны, потому что та, чей лик,
Как тюльпан, в края родные в день весенний не пришла.
Что смертельны эти раны, как же может тот понять,
В чьей душе мечом кровавым скорбь разлуки не прошла!
В пламень горького безумья ввергнут бедный Навои;
Если постоишь с ним рядом, то и сам сгоришь дотла.
* * *
Лик твой, зеркалом сверкая, в мир бросает сто лучей,
Даже солнца свет слепящий превзойден красой твоей.
В жажде жизни дышит солнце ветром улицы твоей —
Ведь в дыхании Мессии излеченье всех скорбей.
Из предельного рождаясь, входит в вечность бытие,
И начала нет у жизни, и конца не видно ей.
Образ твой — свеча и роза, с мотыльком и соловьем:
Мотылька свеча сжигает, розой ранен соловей.
Есть в Лейли, в Ширин твой облик: без Ширин погиб Фархад,
Потерял Меджнун рассудок от любви к Лейли своей.
В этих именах явила ты любовь и красоту,
Стала ты хирманом муки и грозою для страстей.
Только тот тебя достоин, кто пройдет пустыню «я»,
Ибо — кто взыскует жизни, смысл найти обязан в ней.
Говорить о нуждах сердца моего мне нужды нет, —
Что в стране сердец таится, мыслью видишь ты своей.
Ливнем милости пролейся в сад засохший, Навои:
Роза в нем не распустилась и не свищет соловей.
* * *
Украшенье золотое над изгибами бровей
Иль звезда и полумесяц — светлый лик красы твоей?
Это складки покрывала, что по ветру развиты,
Или крылья нежной пери, чтоб лететь ветров быстрей?
Это ветер легких перьев у тебя на голове
Или то кольцо Венеры, что луны и звезд светлей?
Это в зеркале явилось отражение лица
Иль в пруду сверкает солнце блеском огненных лучей?
Вкруг серебряного стана опоясанный платок
Или то дракон обвился, сжавший пояс твой тесней?
Не шипы ли это розы иль, быть может, острие,
Что пронзить тебя готово, о несчастный соловей?
Навои, мне нет надежды на свидание с луной,
Но доступно ль это счастье всем, мечтающим о нем?
* * *
Не в камфарной ли одежде этот кипарис прямой
Иль свеча, что разгоняет ночи мрак передо мной?
Люди ль это в миг убийства клонят головы свои
Или ниц они упали пред такою красотой?
То деревья ль нагибает в поле ветер озорной
Иль пред нежным кипарисом люди клонятся с мольбой?
Глуби взора мое сердце ей подносит, но она
Остается недовольной даже жертвою такой.
К разным странам для набегов на коне летит она
Иль на это сердце хочет тюркской ринуться ордой?
Коль влюбленные уходят в путь пустынею любви,
Цель их — улица любимой иль к Хиджазу путь прямой.
Навои, трудна дорога в чаще локонов густых,
Сердцу спуски и подъемы трудны полночью глухой.
* * *