Охота на изюбря - Латынина Юлия Леонидовна. Страница 4

– Что значит – плащ надел? – уточнил Черяга.

– Ну, он всегда без плаща ходит. На улице холод собачий, а он прыгает, словно летом, в одном пиджачке. Я ему каждый день говорю: «Надень плащ!» А он: «Я в машине, мне не холодно». Просто как дите малое, и никаких советов не слушает! Объясняешь ему, объясняешь..

– Значит, Николай никогда не носил плаща? – уточнил Черяга, – а во вторник надел?

– Ну да.

– Он часто не ночевал дома ночью?

– Часто, – сказала Эльвира. – Он с чего начал? Завел привычку приходить домой в одиннадцать. «Ты где, – спросишь, – был?» «На работе», – отвечает. Представляете? В двенадцатом часу он был на работе. Вот вы – во сколько с работы уходите?

– Когда как, – сказал Черяга, – когда в одиннадцать, когда в полвторого. Ночи.

Эльвира видимо смутилась, но тут же оправилась и сказала:

– Ну а он так был не на работе. Это я точно знаю. Придет, пахнет помадой. Потом – играть начал. Приезжает в третьем часу, пьяный, на машине от казино – знаете, они на бесплатных такси клиентов развозят, чтобы клиент не стеснялся до копейки проигрываться… А потом и вовсе перестал.

– Он много проигрывал?

– А бог его знает. Он мне сколько зарабатывал – не говорил, и сколько проиграл – не говорил. Его спросишь: «Коля, ну сколько у тебя в месяц выходит?» – а он пачку долларов вытащит: на тебе на расходы. Довольно? Только если человек каждый день в три часа ночи из казино приезжает, что-то я не думаю, что он там выигрывает. Это казино бы разорилось, если бы он выигрывал.

– Он в одно казино ездил или в разные?

– Не знаю. А машина когда приезжала, так у ней на гребешке было «Серенада» написано. Это когда он приезжал. А потом он эту себе завел… фифу…

– Кого?

– Откуда я знаю! – визгливо сказала Эльвира, – звонит по два раза в день, сначала Таей звали, а теперь Томой.

– Куда звонит, – уточнил Черяга, – домой?

– Она на мобильник звонит, – пояснила Эльвира, – а когда он переключен на домашний телефон, я беру трубку.

– А последние два дня Тома не звонила?

– Я же вам сказала, она только на мобильник звонит. А мобильник у него с собой.

– А где Тома живет?

– Понятия не имею! Блядь обыкновенная, он ее, по-моему, в казино снял.

– Скажите, Эльвира Степановна, а он в последние дни был такой же, как всегда? Или – встревоженный какой-нибудь?

– Как всегда. Слова не скажет. Утром встанет, небритый, на кухню придет: «Ты сварила кофе?» Что, сам не может сварить, да?

Эльвира задумалась, потом решительно прибавила:

– Он в это утро, когда ушел, себе яйца стал варить. Одно яйцо в воду положил, а другое на столе лежит. Я ему говорю: «Ты чего яйцо обратно в холодильник не убрал?» А он говорит…

И Эльвира принялась длинно и путано пересказывать ее с мужем диалог по поводу яйца.

Гордон, у подоконника, беззвучно хрюкнул.

– В общем, он, когда уходил, нормальный был?

– Он у меня всегда ненормальный! Яйцо в холодильник не может убрать!

– А к нему в последние два дня кто-нибудь заходил? Из знакомых?

– Вечером накануне один был. Шура, кажется…

– С работы?

Эльвира покачала головой.

– А я откуда знаю? Он сволочь, этот Шура.

– Почему сволочь?

– На него как-то собака Машкина бросилась. Овчарка молодая.

– И?

– А он взял ее и застрелил. Представляете? На глазах всего двора. А по виду такой смазливый мальчик, брючки, свитерок, машина «БМВ»…

Гордон, у окна, насторожил ушки.

– Брючки и свитер, говорите? – уточнил Черяга. – А не костюм?

Эльвира задумалась. Видно было, что она мало что замечала в мире, кроме себя, и вспоминать о других людях было для нее непривычно и скучно.

– Нет, – сказала Эльвира, – брюки и свитер.

– Свободные такие брюки?

Женщина кивнула.

– Стрижка короткая?

– Да.

– Цепуры золотой на шее не было?

– Нет, что вы!

Черяга нахмурился. С цепурой или без, а молодой человек с короткой стрижкой, который не задумываясь палит в собаку, – фигура достаточно характерная.

– А как этот Шура выглядел? В смысле волосы какого цвета, толстый, тонкий?

Эльвира опять надолго задумалась.

– Да как… Ну, среднего роста. Лет за тридцать, вроде как вам. Лицо как у всех. Волосы вроде черные… или нет, такие темно-серые… Вот! Он чуть полноватый, самую малость…

И, вспомнив такую уникальную подробность, Эльвира замолчала.

– И долго Шура пробыл?

– Да нет, конверт какой-то передал и был таков.

– Что за конверт?

Но конверт, судя по всему, Николай забрал с собой.

Черяга церемонно распрощался с Эльвирой, оставил ей свою карточку, накорябав сверху московский сотовый номер.

– Если Коля появится, пусть непременно позвонит мне, – прощаясь, попросил Черяга.

– А что, он натворил что? – удивленно подняла брови супруга.

– Ну, что скажешь? – осведомился Черяга, когда они спускались вместе по лестнице.

– Скажу, что наблюдается такая любопытная закономерность: если бизнесмен начинает общаться с молодыми людьми с короткой стрижкой и на «БМВ», то у него рано или поздно возникают неприятности. Причем возникают даже тогда, когда наш бизнесмен со своими приятелями никаких дел не варит и проводит время исключительно за картишками или рыбалкой…

– Этот Шура по вашей картотеке случайно не проходит?

– Москва – это тебе не Ахтарск. Таких Шур в Москве десять тыщ с копейками.

– Посмотри по картотеке. Авось, убийство собаки раскроешь.

– Ну да. И посажу за него владельца «БМВ».

Черяга подвез опера обратно к отделению Уже высаживаясь из машины, Гордон внезапно спросил:

– Слушай, а чего ты сам возишься с этим Заславским? У вас что, людей нет?

– Хозяин у нас такой, – усмехнулся Черяга. – Живем под девизом – посуду в ресторане должен мыть шеф-повар.

Спустя двадцать минут гладко выбритый и чисто одетый Черяга вошел в небольшой особнячок близ станции метро Профсоюзная. У невнимательного посетителя, прошедшего через стеклянные двери с хмурыми охранниками, наверняка бы разбежались глаза от изобилия табличек с именами фирм, прикрученных на стену сразу за спиной охранника. Если судить по табличкам, в здании обитало не меньше двух десятков компаний и представительств. На самом деле здание состояло на балансе «АМК-инвеста», и все обитающие в нем фирмы были просто двойниками и тройниками Ахтарского металлургического комбината, страдавшего, как и все нормальные предприятия России, острым финансовым раздвоением, растроением и распятидесятирением личности.

В широком холле дежурили мальчики – очень ладные мальчики, в непременных белых рубашках и ладно скроенных пиджаках, с фирменной стрижкой цивильной охраны – чуть подлиннее, чем у бандитов и чуть покороче, чем у нормальных людей. Мальчиков этих Черяга отбирал собственноручно, и при виде Черяги они выпрямились в струнку и заулыбались, и тут же откуда-то выкатился шеф московского отделения – Юра Брелер, крепкий сорокалетний боровичок из бывших оперативников. На самом деле Юру Брелера звали не Юрой, а Иеремией, и национальность для работника правоохранительных органов у него была нестандартная – еврей.

Для русского еврея Юра был человек совсем не типичный – не интеллигент, не банкир и не эмигрант. Кумирами его были Багси Сигел и Моше Даян, до милиции он отработал два года в старателях и два – в буровиках-нефтяниках и часто шутил, что он представитель самой малой северной народности – сибирский еврей. В органах, несмотря на природную сметку, он так карьеры и не сделал по причине скрытого (а то и не очень) ментовского антисемитизма, и в начале 90-х открыл в столице области городе Сунже маленькое агентство, торговавшее информацией. Агентство называлось «Юдифь» в честь, как авторитетно объяснял Юра Брелер, девушки-диверсанта, с блеском выполнившей в тылу врага первую засвидетельствованную историей ликвидационную акцию. Информацию агентство продавало всем желающим, хоть мэру, хоть бандитам, хоть губернатору.