Встретимся в полночь - Нейвин Жаклин. Страница 46

– Например, вот эта комната, – продолжала Джулия. – Занавеси на окнах протерты почти до дыр, они совершенно не предохраняют от холода. Я хочу, чтобы здесь были повешены новые драпировки, а вместо этих ковров чтобы положили новые – посмотрите, они все в пятнах. У камина такой вид, будто его не чистили многие месяцы.

Все трое бросили мрачные взгляды на тонкое полено, догорающее там. В корзине рядом с камином не лежало больше ничего, что можно было бы подбросить в топку.

Миссис Энсон откашлялась.

– Нам сообщили о вашем приезде совсем недавно, мадам.

– Мы, видите ли, находимся на постоянном жалованье, – сказал мистер Конрад скрипучим голосом. – В доме никто не бывал многие годы. Какой смысл наводить порядок, если здесь никого нет, кроме нас, а мы в эти комнаты никогда не заходим?

Джулия немного помолчала, решая, что делать. Она не могла позволить себе не поладить с этими людьми. В предстоящем устройстве ей понадобится их поддержка.

– Я понимаю ваше трудное положение, мистер Конрад. В мои намерения не входит делать вам выговор. – Она повернулась и направилась к буфету, уставленному пыльными графинами. Графины были пусты, их содержимое давно испарилось или было выпито. Крошечные паутинки заплели графины изнутри. – Однако меня заботят удобства моего мужа. Эта комната в особенности должна быть как можно быстрее приведена в жилой вид, поскольку она, без сомнения, станет его любимым убежищем.

– Как трогательно, – раздался от дверей голос Рафаэля. Он сидел в своей кресле-каталке, сжимая в руке граненый стакан, наполненный янтарным напитком. Позади ждал слуга. – К огню, – приказал Рафаэль отрывисто, когда его вкатили в комнату. Снова обратившись к Джулии, он сказал с сарказмом: – Как мило с вашей стороны проявлять внимание к моим нуждам. Кажется, жена – вещь удобная.

Она почувствовала, как у нее на затылке зашевелились волосы. Глаза Рафаэля пылали злобой. Но Джулия горела столь же непоколебимой решимостью. Ему не удастся повредить ее репутации перед слугами.

Не обращая на него внимания, она снова повернулась к домоправительнице и дворецкому и сказала, вздернув подбородок:

– Прошу вас, миссис Энсон, сообщите, когда будет готова гостиная, которую я велела превратить в спальню.

– А когда она будет готова, мне пойти туда и распаковать вещи хозяина, мадам?

– Да. Мистер Конрад, можно надеяться, что конюшни в лучшем состоянии, чем дом?

– Если желаете знать, проветрили ли их и просушили, я бы сказал – нет. – Уголок его рта слегка приподнялся – он оценил собственную шутку. – Но лошади в них есть.

Джулия пропустила его остроту мимо ушей.

– А каретный сарай хорошо оснащен?

– Есть фаэтон, старый, и несколько повозок. – Он пожал плечами. – Конечно, есть карета, но я не ручаюсь за ее состояние. Ею давно не пользовались.

– Без сомнения, лошади застоялись. Передайте конюху, чтобы утром была готова смирная лошадь. Полагаю, прогулка в фаэтоне нас взбодрит. Это все.

Мистер Конрад бросил на нее обиженный взгляд и последовал за миссис Энсон.

– Очень впечатляюще. – Голос Рафаэля звучал едко. – Ах, это было не хуже представления под названием «Хозяйка поместья», которое, вероятно, дает моя бабка. – Несколько раз дернув за колеса, он подъехал ближе к скудному огню. – Кто бы подумал, что такая мышка, как вы, способна на такое?

Оскорбление попало в цель, тем более что это была правда. Она действительно мышка. Глупая мышка, которую так легко одурачить, которая не думает ни о чем, кроме любви.

– Вижу, вы решили поговорить, – отозвалась она. – Можно было предположить, что первая же вещь, которую вы скажете, будет гадостью. – Джулия подошла к мужу и некоторое время смотрела на него. – Разрешите вам сообщить кое-что о мышках. Однажды я попробовала поймать мышь, а она меня укусила. Она прокусила палец до самой кости. Это было одно из самых болезненных ощущений за всю мою жизнь. Так что не стоит с такой легкостью отмахиваться от нас, мышей.

Рафаэль поднял брови. Улыбка его была нескрываемо насмешливой.

– Ха! Я не думал, что в вас еще остался боевой дух. Вы только посмотрите на себя. Ваша чересчур чувствительная совесть завела вас в эти жалкие края с мужем, от которого нет никакого толку ни в постели, ни в чем-то другом. Зачем? Разве не для того, чтобы добиться одобрения? Любящая жена, да к тому же еще и мученица, – свет будет вами восхищаться!

Его слова были исполнены горечи, и Джулии это было понятно – такой гордый человек, как Рафаэль, вдруг оказался низринутым столь низко. Но почему эта горечь направлена против нее, этого она объяснить себе не могла. Она не причинила ему никакого зла, совсем наоборот. Это она пострадала.

И она спокойно возразила:

– Я приехала сюда не ради света и не ради вас. У меня особая причина поселиться здесь, и это касается только меня.

– И вы не считаете нужным сообщить мне, что это за таинственная причина? – Глаза Рафаэля сверкнули. – Сказать вам, как мало я ценю ваши заботы?

У нее были причины ничего не говорить ему. В основном потому, что она знала, какие бурные возражения вызовут у него ее слова.

– Я все вам объясню, когда вы сможете разговаривать спокойно.

– Не дразните меня, Джулия. Иначе вы увидите, что я могу дать вам сто очков вперед. Мой ум остался таким же острым, каким и был, и таким же дьявольским, несмотря на это разбитое тело и… утрату моей… – Он осекся. Потом сделал большой глоток из фляги и, отвернувшись, мрачно уставился на слабое пламя.

– По-настоящему вы потеряли только ваш характер, – очень тихо сказала она.

– Он принял свои гротескные формы много лет назад. Это даже гармонично – что теперь и мое тело стало таким же. – Его ноздри раздувались, и он снова сердито посмотрел на нее. – Как вы должны презирать меня.

К ужасу Джулии, глаза ее затуманились. Как было бы просто позволить своей жалости взять верх над решимостью. Но выказать слабость перед хищником – значит совершить смертельно опасную ошибку. Она взяла себя в руки и сказала с равнодушием, которого вовсе не ощущала:

– Не больше, чем вы презирали меня некогда.

Рафаэль нахмурился. Ему не нравилось, когда ему напоминали, что это не его водили за нос. Он сам был автором собственного крушения. Всякий раз, когда Джулия размышляла об унизительных обстоятельствах, при которых вышла замуж, в груди у нее возникала острая боль.

Какой же дурой она была!

– Ну ладно, вы привезли меня сюда, – сказал он, – и, возможно, это не такая уж плохая мысль. Нужно отдать вам должное. В Лондоне я не мог оставаться. Но теперь, когда вы помогли мне благополучно перебраться сюда, вы можете уехать. Больше я в вас не нуждаюсь.

– Да. Наверное, не нуждаетесь. Вы выиграли пари. Вы получили деньги. Но я не уеду, Рафаэль. У меня есть свои причины, чтобы находиться здесь. И я останусь, пока не сделаю того, что считаю нужным. – Стеснение в ее груди превратилось в боль, и она поняла, что ей нужно уйти. – Теперь я иду к себе. Я поручу слугам отвезти вас в вашу комнату, когда она будет готова.

И она ушла в те апартаменты, которые выбрала для себя. Это не были традиционные апартаменты хозяйки, расположенные, как было в Лондоне, по соседству со спальней хозяина. Они были поменьше, и миссис Энсон называла их «комнаты вдовы». Джулии понравились мягкие розовые оттенки этих комнат, подчеркнутые цветом мяты и сливочного масла. Обстановка была изящная, мебель некрашеная, что придавало комнате ту простую элегантность, которая понравилась молодой женщине.

Раздевшись, она быстро вымылась и надела удобный халат из хлопчатобумажной ткани. Растянувшись перед пылающим огнем, Джулия закутала плечи шалью и почувствовала, как она устала.

Она не стала проверять, удобно ли устроили Рафаэля в его спальне. Она предчувствовала, что его дурное настроение в ближайшие дни станет только хуже. Сегодня, прежде чем приступить к исполнению своего плана, она позволит себе провести спокойный вечер в своем пристанище.

Завтра она начнет, а значит, ей нужно отдохнуть. Скоро Рафаэль узнает, что она задумала. Она выполнит свой долг, а потом будет свободна. Свободна и от него, и от его предательства, и от его лжи, и от его жалости к самому себе.