Великая игра - Некрасова Наталья. Страница 29

Появление госпожи Асма-анни было очередной причиной для раздражения. Эта женщина присутствовала на военных советах, и ей даже давали слово, потому что ее устами говорило Солнце. Но оно говорило и его устами. Чего добивается Керниен?

Разговор с побратимом был крайне неприятным.

— Зачем ты призвал эту…?

— Она говорит устами Солнца.

— У вас тут все кто ни попадя говорят устами Солнца. Эта твоя Асма-анни, твой чокнутый отец Мааран, ты сам, еще кто?

Керниен был упрям и спокоен.

— Я не понимаю твоего гнева.

— Не понимаешь? — В душе заплескалось черное, он с трудом удерживал тягучий тошнотворный прибой. — Не понимаешь? Я для тебя мало сделал? Как ты смеешь не верить мне? Где твоя благодарность?

— А я, — тихо, но очень ясно и жестко произнес Керниен, — разве обещал что-то тебе взамен? Разве что-то тебе должен, кроме личной благодарности? Ничего. Ты дан мне Солнцем, но я не понимаю того, чего ты сейчас от меня требуешь. Это не то, что я просил у Солнца, и я этого не хочу. Если я должен это сделать — пусть Солнце скажет, и я пойду за тобой. Убеди меня.

Керниен больше не пожелал продолжать этот разговор, и Аргор остался один со своим черным бешенством. Оно подступало к горлу медленно, рывками, как рвота. Чернота топила его постепенно, как прилив топит привязанного к столбу преступника. Он хватал ртом воздух, цепляясь за все, что мог ухватить… Испуганные слуги сначала тряслись за дверьми, слушая рычание и треск ломаемой мебели, а потом просто разбежались по углам.

«Успокойся, — послышался голос в голове. — Ты сделал самое важное — ты собрал Ханатту, создал ее войско. Теперь остается взять ее в свои руки. Ты и так на полпути. Керниен привязан к тебе. Заставь его думать, как ты. Он просит знака? Дай ему знак. Убеди его».

— А если не смогу?

«Тогда Ханатте найдется другой государь. Который пойдет за тобой».

Черный прибой медленно отступал. Решение было найдено, цель намечена. Значит, осталось приняться за труд. А в том, что он своего добьется, Аргор не сомневался.

Похоже, в Храме не просто давали знания, но и учили влиять на людей. Асма-анни так или иначе умела завладевать человеком. Это раздражало, но она все же привлекала его любопытство. Хотя бы тем, что ему надо было понять, как заставить Керниена засомневаться в ней. Это походило на очередную войну, и он не сомневался, что победит, как всегда.

Жрица была женщина суровая и замкнутая, но умная. У нее имелись кое-какие способности, которые называли чудесными, — Асма-анни умела успокаивать боль, усыплять, даже, похоже, угадывать судьбу. Жрица обладала каким-то странным обаянием. Правда, возможно, это обаяние было всего лишь результатом храмового обучения… Выдающаяся, непростая женщина. У нее была своя ценность. Возможно, такая женщина могла бы пригодиться Его Нуменору. Она явно предназначена для большего, чем просто рожать детей.

Но он сам станет указывать каждому место в Своем Нуменоре. Каждому. И пусть она это знает и смирится. И Керниен тоже.

— …она мне опочила рука божества.

— Да? И как это было? — От ее слов прошел по спине хо лодок. Аргор помнил, как это было с ним. А вдруг она тоже избрана? Послана с какой-то целью сюда — кем? Кем?! И что тогда?

И с кем или чем тогда ему придется бороться за Свой Нуменор? Это надо было выяснить.

Асма-анни пододвинула к нему красивую медную чашу с чеканным узором и цветной темной эмалью.

— Ешь. Это фрукты, сваренные в сахаре. У вас нет сахара, я знаю. Вы едите мед.

Он усмехнулся.

— Я уже давно в Ханатте и со многим успел познакомиться. Но ты начала говорить о руке бога?

— Да. — Асма-анни прищурила золотистые глаза, вглядываясь вдаль. Солнце село, под сизой полосой облаков над горизонтом торжественно догорал золотой закат. Цвет напоминал царственные одежды Керниена. — Мне исполнилось двенадцать лет, и у меня только что прошла первая кровь. Мы с девочками должны были на заре собирать цветы для праздника Солнцеворота. Мы ночевали прямо на холме, чтобы срезать их, когда будет светать, и к рассвету сплести венки. А, ты не понимаешь… Это наш обычай. Летнее приношение даров Солнцу. Мы принесли венки в Храм, когда Солнце только-только показало краешек из-за горизонта. Я вышла на воздух, и тут вдруг меня ослепил мощный луч, и мне показалось, что моя плоть горит. Меня словно охватил огонь, я испытывала страшнейшие мучения, в то же время понимая, что сгорит лишь то, что нечисто, греховно или дурно. Я не знаю, откуда я это знала. Мука была нестерпимой, бесконечной, и мне хотелось умереть, а я все горела и исчезала так медленно-медленно, что казалось, я так и буду вечно гореть до самого Конца Мира… — Она перевела дух, отхлебнув немного сладкой воды со льдом. — А потом вдруг боль кончилась, и я поняла что меня больше нет. Но я все же осознавала происходящее со мной. Я почувствовала, как мое несуществующее тело словно глину мнут чьи-то руки, создавая меня заново. Ко мне постепенно возвращалось ощущение тела — именно постепенно, как будто кто-то вылепливал: его часть, и я начинала ее чувствовать. Вот по новому телу бежит кровь, вот я снова могу слышать ушами и видеть глазами. И вижу я бесконечное живое, всепоглощающее сияние. Оно ощутимо кожей я чувствую его на вкус, ощущаю его запах, слышу его, оно проходит через меня, погружая меня в такое блаженство и наполняя таким восторгом, что я разрыдалась. И я услышала Голос. Он был внутри меня. И Голос сказал — ты умерла и переродилась для того, чтобы служить Мне. Я не смела в это поверить, я думала — все морок, наваждение. Но потом я снова оказалась на холме у дверей Храма, и все хлопотали вокруг меня, потому что я упала в обморок от усталости — всю ночь ведь не спали — и от солнечного удара.

Но я улыбалась. На мне опочила рука бога. Он дал мне власть смирять боль и угадывать будущее…

— Отлично. Вот тебе моя рука — гадай.

Асма-анни взяла его руку. У нее самой руки были маленькие и изящные, хотя и весьма крепкие. Они обе могли спокойно уместиться в его ладони. Жрица долго смотрела на ладонь, потом вдруг отпустила ее.

— У тебя нет судьбы. Вместо нее — это кольцо.

Аргор нахмурился — кольца он почти не замечал, порой даже забывал о нем. Даже не видел.

— Ты хочешь сказать — нет будущего? Я скоро погибну?

— Нет. Я не вижу твоей смерти. Я вообще ее не вижу. Я сказала — нет судьбы. Это все. Большего я сказать не могу.

Они молчали. Аргор чувствовал себя обманутым. Жрица начинала его раздражать. Много значительности, много таинственности, толку — ни на грош.

— Богов много, но Солнце — одно, — вдруг ни с того ни с сего негромко, нараспев заговорила Асма-анни. — Это не то солнце, что освещает наш мир с утра до вечера. Это лишь проявление Его. Оно — во всем. Боги есть его проявления — как свет исходит от солнца, так и они исходят от Него. Оно является к каждому народу, к каждому человеку таким, каким он сумеет Его лучше понять и принять, и говорит с каждым на его языке. Оно — Единое, Животворящее, Всесозидающее, Отец и Мать, порождает жизнь, оно есть Благо, оно есть Любовь бесконечная…

— Орел кружит в вышине. Бездонное небо. Здесь, на вершине Менельтармы, его цвет кажется особенно густым, даже темным, словно сквозь него просвечивает Стена Ночи. Оно медленно приближается — или это он сам летит в небо?

Орел кружит в вышине.

А внизу раскинулся в золотисто-голубоватой дымке Нуменор. Переливчатая шкура невиданного спящего зверя. Он тихо дышит во сне — и ходят под ветром травы, и гнутся деревья и поют птицы…

Орел кружит в вышине.

И хочется плакать от восторга, гордости, любви и восхищения невероятной красой сущего, которая сейчас открывается ему здесь, на вершине.

Полет. Полет, полет…

Орел кружит в вышине…

Нуменор, земля предков. Благословенная, драгоценная до крови в горле земля, как я смел отречься от тебя? Как я, слепец, не увидел тебя за своими мелочными обидами, за той жалкой плесенью людских низменных страстей, которая показалась мне больше тебя? Как я смел забыть твое все, отречься от тебя, отречься от себя самого?