Великая игра - Некрасова Наталья. Страница 3

Я сознательно намекнул на эти самые бесценные архивы. Потому как то, что попало нам в руки двести с лишним лет назад, архивом в полном смысле слова назвать нельзя. Это была лишь выправленная официальная хроника с начала нуменорской истории Умбара, кое-что по истории знатнейших родов — уж это они всегда стараются выставить напоказ — и торговые отчеты. Последние явно были хм… подправлены. Остальное куда-то делось, я даже подозреваю, куда… Но никто не стал обыскивать дома знати — думаю, это было бы не только бесполезно, но и вызвало бы такое возмущение, что мы бы его потом долго расхлебывали.

— Кроме того, в Королевстве почти нет сведений о Нуменоре. Документов, кроме «Акаллабет» Элендиля, сохранилось очень мало: примитивные карты и схемы Острова, родословие Государей со скудными комментариями. Причем в нескольких списках, которые порой расходятся и по годам жизни, и по годам правления, и много еще в чем. Боюсь, и составлены они были уже после Низвержения, по памяти, как и некоторые описания Острова. Есть повесть об Алдарионе и Эрендис, еще кое-какие не столь важные документы… и это все. Но в Умбаре просто обязано было сохраниться гораздо больше!

Он осторожно кивнул, не сводя с меня глаз и ожидая, что я скажу дальше. Я продолжал:

— Я думаю, что если бы мне удалось ознакомить Королевство с вашей истинной историей, традициями и легендами, это вызвало бы к вам большой интерес.

Наверное, я умаслил-таки гордыню старика, и взгляд его потеплел.

— Не могу вам гарантировать знакомства с архивами Умбара, потому как большая их часть ныне во власти королевского наместника. — Он глянул на меня с некоторым лукавством. — А ему не до составления истории Умбара.

— Я буду рад и крупицам, — кивнул я. — И если у меня будет на то возможность, по возвращении в Королевство я испрошу позволения взять сей труд на себя, и уж тогда мне обязательно понадобится помощь людей сведущих и Умбар любящих. История вашего народа нам мало известна, и мы плохо понимаем вас. А ведь мы ближе всего по крови. А уж если удастся больше узнать об истории нашего общего предка — Нуменора и показать, насколько вы нам близки… — У меня уши начали гореть от стыда за свою лесть, но это действовало, и мне приходилось продолжать в том же духе.

— В Умбаре есть что любить, — почти прошептал он, глядя в окно на вечернее море. Я с какой-то особой остротой ощутил сейчас его тоску. Тоску старика, жизнь которого подошла к закату и для которого надежды не осталось никакой.

— В Арноре тоже, — негромко ответил я. «Как и в Гондоре», — подумал я мгновением позже. Но все же Арнор — моя родина.

Он тихо кивнул. Затем встрепенулся, щелкнул пальцами. Мигом появился слуга и принес фрукты, сыр и вино.

— Я могу показать вам лишь документы, касающиеся истории моего рода. Пока. Это и история морэдайн тоже… А знаете ли вы о тех, кто называл себя мордорскими морэдайн?

Я помотал головой. У меня захватило дух. Я опять оказался на пороге некоей тайны, а ведь меня на эти тайны можно ловить, как рыбу на жирного червя! Похоже, господин Нилузир это понял и усмехнулся.

— Были и такие. Вы не разбирались, да и они не больно желали с вами дело иметь. После разгрома Мордора часть их ушла в Умбар, хотя они и презирали нас, как мы — харадрим. Они считали истинными детьми Запада только себя… вот… — Он пожал плечами. — Их разметало ветром. Кто погиб на войне, кого перебили рабы, кто ушел в Харад и там растворился в море харадрим или тоже погиб… Один из моих предков был из этого народа.

— Как его звали?

— Зачем вам? Я знаю его имя, мне довольно, и вам тоже, — внезапно резко сказал он. Я подумал, что он опасается — но кого и зачем? Да и не стал бы он тогда мне ничего рассказывать. — От него остались весьма любопытные записи. На мордорском варианте адунаика — вам как любителю старины сие будет весьма интересно. Там немного, и львиной доли я просто не понимаю. Для меня эти записи имеют не слишком много смысла, но это часть моего наследия. Хотя те, о ком он пишет, могут вас весьма заинтересовать. — Он исподлобья, с улыбкой смотрел на меня, наслаждаясь моими страданиями. — Правда, боюсь, то, что вы узнаете, дальше вас все равно не пойдет.

Я прострадал всю ночь. А поутру господин Нилузир заявил, что сажает меня под домашний арест на время прочтения записей своего мордорского предка.

Это была тоненькая тетрадь, исписанная красивым каллиграфическим почерком. Мне хватило нескольких первых фраз, чтобы догадаться, что слова господина Нилузира насчет того, что не все ему понятно — это еще слабо сказано. Написан текст был на невообразимом койне — смесь из старинного адунаика, приправленного харадским, синдарином и тем самым «языком тьмы», «черной речью», или ах'энн. Я даже не удивился, встретившись здесь с обильными заимствованиями из этого языка, уже знакомого мне по Черной Книге. Хорошо, что у меня к языкам способности. Некоторых понятий, названий и титулов я не понимал — по крайней мере, сразу. Но все это было мелочью по сравнению с тем, что мне открывалось.

Дурацкие вопросы лезли в голову. Дурацкие не потому, что дурацкие, а потому, что нерешаемые.

Кто мы?

Зачем мы?

Человек — грязь и дрянь, или человек действительно велик? И сколько стоит человек?

Что есть добро, и что есть зло, и как одно отличить от другого?

И как прожить жизнь, не совершая ошибок?

Все это лезло в голову, когда я занялся этой рукописью. Этой маленькой тетрадочкой почти трехсотлетней давности.

Потому, что неизвестный мне человек писал в ней о назгулах. Я не сразу это понял, но потом до меня дошло, что эти самые Бессмертные, девять Бессмертных…

Что мне было о них вообще известно?

Я знаю, что около шести тысяч лет назад в Эрегион, от которого ныне остались лишь следы развалин, явился некто по имени Аннатар. Это был великий мудрец и искусник, эльфы его сочли… не знаю, кем там они его сочли, но ничего дурного они о нем не подумали. Может, решили, что это один из благих майяр. И под его мягким и ненавязчивым руководством кузнецы Эрегиона из Гвайт-и-Мирдайн создали кольца, при помощи коих собирались превратить Средиземье в подобие Валинора. Аннатар сей многоразумный оказался Сауроном, который потом радостно сотворил в Мордоре Единое Кольцо, что управляло всеми остальными.

В общем, даже эльфы попались на благих намерениях, что уж говорить о людях… Спохватились поздно, началась война за кольца, Эрегион был уничтожен, кольца, кроме трех эльфийских, достались Саурону, и девять из них были отданы людям, которые потом и стали этими самыми назгулами.

Зачем они были Саурону? Он никогда ничего не делал просто так. Как и его хозяин, Моргот, он хотел власти, власти над всем, власти неограниченной. В истории человечества полным-полно властолюбцев, и кто знает, куда они зашли бы, будь у них те же возможности, что у Саурона. Хотя возможности и у него были не так уж велики.

Он — не Моргот, по его слову земля не разверзнется и воды не восстанут. Он действовал исподволь, хитростью и обманом. Был ли он умнее всех — не скажу. Но не зря его называли «мудрым дураком», и многих ему обмануть не удалось, хотя вряд ли они были сильнее его.

Почему он так торопился? Всего лет шестьсот прошло от создания колец до первого упоминания о назгулах. Не так много, особенно если судить по срокам тогдашней жизни нуменорцев — ведь именно Нуменор определял тогда и историю, и политику Средиземья. Да и не знает никто, когда в точности каждый из них попался на крючок. Может, сроки были еще короче.

Почему ему нужны были именно эти люди, будущие назгулы — я могу лишь предположить. Говорили, что были они великими воинами, властителями, чародеями своего времени. Может, они были лучшими каждый в своем роде. Может, даже единственными. Но они вполне могли и не быть первыми, зато лучше всего подходили для того, чтобы Саурон сделал из них свое послушное и страшное орудие.

Возможно, так. Возможно, и не так. Человеку не понять майя до конца, это для нас существо высшего порядка. Я могу только предполагать со своей, человеческой точки зрения.