Черная Книга Арды - Васильева Наталья. Страница 133

ИДУЩИЕ ВО ТЬМЕ

587 год I Эпохи — 7 год II Эпохи

…Сколько лет прошло с тех пор, как она покинула Аст Ахэ? Встало глухой полночью на западе алое зарево — она проснулась от жестокой режущей боли, мгновенно поняв, что произошло, поняв — все.

Будет война. Последняя — после здесь ничего не останется. Никого. Самой этой земли не станет…

С этой ночи она начала видеть. Иногда это были сны, иногда — призрачные видения наяву, иногда просто — слова, ощущения, образы…

— Ахтэнэ, милая — что с тобой?..

…По бесконечным дорогам под ветром и дождем, под солнцем и снегом бредет безумная. Никто не знает — кто она, откуда и куда идет, сколько лет ей. Да она и сама не знает. Не помнит. Только одно держится в ее мертвой памяти — надо куда-то зачем-то идти. Но куда и зачем — она не знает. Не помнит. Лишь иногда что-то мелькнет во мгле ее забвения, словно лучик солнца пробьется сквозь облака в хмурый день И тогда она поет. Песни идут откуда-то из бездонного темного омута ее памяти. Она не понимает своих песен. Люди слушают ее чудесный голос, поражаясь чудовищному несоответствию ее жалкого вида и песни, но не понимают слов. А она плачет, потому что память пытается пробиться ручейком сквозь могильные плиты безумия, и ей больно оттого, что еще нерожденные воспоминания умирают. Потом опять наступает тьма. По ночам к ней приходят сны, в которых память возвращается к ней. Она помнит все. Но уходит сон, и гаснет память, оставляя ощущение памяти. Память о памяти. И снова — боль от невозможности вспомнить. Она кричит и бьется на земле, а люди говорят — припадочная, и обходят ее с брезгливой жалостью. Но люди милосердны — кто кинет хлеба, кто набросит на худые плечи старый плащ. Так идет она неведомо куда — от сна к сну…

— …Это Ульв. Один из лучших воинов Меча в Аст Ахэ. Он командует сотней, и все стремятся попасть к нему. Учитель любит его.

— Что с его лицом? — тихо спросил Хурин.

— О, это долгая история. И невеселая. Знаешь ли, лет двадцать с небольшим назад пришла сюда одна девушка. Ее звали Ириалонна, Заклинательница Огня..

…Как будто снова ладони полны раскаленных углей. Он тогда сжимал их в кулаках изо всех сил, пока сознание не покинуло его. Даже сейчас эта давняя боль никак не утихнет… Он потом долго не мог смотреть на огонь и проводил дни один в холодной темной своей комнате, забившись в угол, пока Борра не вытащил его оттуда силой. С Этарком творилось неладное, и Борра понимал, что, помогая другому, Ульв сумеет исцелиться… Этарк уже почти пятнадцать лет мертв… Борра сказал тогда: «Пусть умрет так, как умерла наша сестра» — и, ослепленный местью, Этарк сам швырнул факел в поленья костра Дейрела. Потом, осознав происшедшее, он чуть с ума не сошел. Порывался убить себя, просил, чтобы его убили… Они с Ульвом слишком хорошо поняли друг друга. Внешне Этарк исцелился — но никогда не смеялся больше. А полгода спустя он погиб. Ульв видел, как он внезапно опустил меч и остановился; мгновением позже на том месте, где он стоял, над толпой с радостным воплем кто-то поднял за волосы его голову. Белая ярость ослепила Ульва. Когда он начал воспринимать мир вновь, он увидел себя среди десятка трупов над обезглавленным Этарком. В тот день Ульв уже смог смотреть на пламя погребального костра. Он прекрасно понимал — Этарк просто дал убить себя…

А Ульв жил. Было для чего.

Девочка, которой Ириалонна спасла жизнь, считалась ее приемной дочерью. Теперь она стала дочерью Ульва. Наша дочь, - говорил он себе. Он берег и опекал Айрэ; наверно, в глубине души жил смертельный страх — потерять еще и ее. Потому слово отца было законом. Только так он мог уберечь ее… Девочка росла — ясная, веселая, светлая, как лучик солнца. Потому ее и назвали Айрэнэ. Судьба одарила ее чудесным голосом, и, хотя она не умела слагать песен, любой менестрель рад был бы отдать ей все свои — только бы их пела она. Так она однажды встретилась с Ахтэнэ. Юная целительница любила петь и сама писала песни. А Айрэ однажды попробовала спеть некоторые из ее баллад. Так они сдружились. Ахтэнэ могла часами слушать Айрэ и становилась при этом совсем иной — словно в ней проступали черты другого "я", обычно скрытые под маской мальчишечьей дерзости и твердости. Однажды она сказала:

— Когда ты поешь, я словно что-то вспоминаю. Будто я уже была когда-то. Так горько и так хорошо… Тогда приходят слова, и получаются песни — а может, возвращаются… Пой мне еще, Айрэ, пожалуйста!

И Айрэ пела. Однажды ее услышал Учитель. Лицо у него стало такое, словно он увидел призрак, он стоял с широко открытыми глазами, не веря себе. Он не узнавал голоса. Он узнал эти слова.

— Что ты поешь, Айрэ? Откуда?..

— Это Ахтэнэ сочинила. Она не… вернее, она поет, но у нее очень слабый голос. Она просит, чтобы я пела. Тогда она сочиняет песни — они ей вспоминаются, так она говорит.

— Спой мне. Еще раз, эту же. Очень прошу тебя.

Айрэ пела, а он все ниже опускал голову.

— Благодарю тебя, — тихо сказал он, когда девушка умолкла.

— Это Ахтэнэ… Ее песня.

— Ахтэнэ…

…А Борра остался в Аст Ахэ. Торк умер — раны доконали. Друзья были при нем до последнего мига — говорили с ним, пели для него… Перед смертью он попросил чашу вина и выпил во здравие всех. Затем попросил, чтобы его облачили, как воина, и вложили в руку меч. Несколько минут он лежал так, потом неслышно прошептал что-то, улыбнулся и закрыл глаза… Хорошая смерть — среди друзей; добрая смерть… Вент покинул Аст Ахэ после того, как его отец умер. Теперь здесь его сын — хороший, достойный юноша. Ульв улыбнулся — мальчишка уже давно посматривает на Айрэнэ…

…И снова — беспамятство и дорога. Одна мысль — идти. Куда? Зачем…

И снова — сон…

— Уходи. Ты должна уйти вместе со всеми. Я умоляю тебя, приказываю — уходи.

— Но почему? Ведь мы же победим. Разве не так?

Ульв опустил седую голову.

— Нет, Айрэнэ. Мы не победим.

В груди у нее неприятно похолодело, она почувствовала, как подгибаются колени.

— И… ничего больше не будет?..

— Нет.

— И… тебя?

— Да.

Айрэ вцепилась в его руки:

— Нет! Нет, ты не можешь умереть! Я не хочу!

Только сейчас заметила, что ногтями впилась в ладони Ульва. Охнув, уткнулась лицом в его колени. Плечи ее вздрагивали.

— Я не хочу… Если ничего не будет… зачем… зачем жить?..

Ульв поднял ее и крепко прижал к груди — она слышала, как бьется его сердце.

— Айрэнэ, дочка, девочка моя… ты не думай, я не из жалости, не из отцовского страха отсылаю тебя… Я хочу, чтобы о нас помнили. Нас не станет, мы, как зерна, предназначены земле. А ты — юный росток; это твое время. Нас должны помнить, понимаешь? Иначе все будет напрасно. Тогда мы действительно проиграем. Думаешь, это самое трудное — пасть в бою? Нет, жить куда тяжелее. Я обрекаю тебя на жестокую судьбу. Но ты — сильная. Знаешь ли, хотя у нас разная кровь, но мне иногда кажется, что в тебе возродилась часть души твоей приемной матери… И ты — моя дочь. Ты сможешь выбить. И расскажешь о нас.

— Отец, — тихо сказала Айрэ, — расскажи мне о моей матери. Ты никогда о ней не рассказывал, говорил, что еще не время.

— Теперь время, — кивнул Ульв.

В последнюю ночь Твердыни она пела — пела, пока голос не отказал, пела, перебирая струны таийаль, пела, встречая рассвет… За час до рассвета вместе с воинами последней ночной стражи она вошла в Высокий Зал. Учитель встал и, медленно обойдя стол, подошел к ней. Положил руки на плечи и осторожно поцеловал ее в лоб.

Благодарю тебя. Отдохни теперь. Ты устала, а путь далек…

На рассвете отец простился с нею. Но он не знал, что она ослушается. Ей не довелось видеть всей битвы — только отчаянное сражение у врат Аст Ахэ. Наверно, она еще надеялась на что-то, иначе все случившееся не стало бы таким ударом. Неподвижной статуей она сидела в своем укрытии, стискивая раскалывающуюся от боли голову, и смотрела, смотрела, смотрела… Запомнить…