1941, 22 июня - Некрич Александр. Страница 4

Советско-германские отношения в течение 1933 года и в 1934 году продолжали ухудшаться. Надольный, поддерживавший идею восстановления «духа Рапалло» в советско-германских отношениях, был вынужден уйти в отставку. Литвинов, к которому он пришел с прощальным визитом, сказал послу: «Как он сам, так и другие руководящие лица очень сожалеют о создавшихся плохих отношениях и очень желают восстановления хороших отношений». Это заявление, сделанное в середине мая 1934 года, как бы перекликается со сдержанным отношением Сталина к предложению Димитрова пересмотреть оценку германского фашизма в тактику Коминтерна.

В конце мая 1934 года в связи с предстоящим VII Конгрессом Коминтерна Димитров назначается докладчиком по самому важному пункту повестки дня: о наступлении фашизма и задачах Коминтерна в борьбе за единство рабочего класса. Димитров был достаточно искушен в политических интригах, чтобы считаться с реальностью – Коминтерн зависит от ВКП(б). Решающее слово в определении политики Коминтерна остается за Сталиным. Вероятно, поэтому он обращается лично к Сталину за поддержкой вырабатываемого им нового курса Коминтерна и посылает ему схему доклада на предстоящем конгрессе.

В письме в ЦК ВКП(б) от 2 июля 1934 года накануне начала заседаний подготовительной комиссии Димитров ставит следующие вопросы:

«1. Правильной ли является огульная классификация социал-демократии как социал-фашизма? Этой установкой мы часто преграждали себе путь к социал-демократическим рабочим».

Ответ Сталина (замечания на полях): «Насчет руководства – да, только не „огульная“».

Второй вопрос Димитрова: «Правильно ли считать социал-демократию везде и при всяких условиях главной социальной опорой буржуазии?»

Ответ Сталина пренебрежительно-иронический: «В Персии, конечно, нет. В основных капстранах – да».

Существенным в тех условиях был третий вопрос: «Правильно ли считать все левые социал-демократические группировки при всяких условиях главной опасностью?»

Ответ Сталина чрезвычайно характерен для его неизменных политических установок: «Объективно – да».

Письмо Г. Димитрова касалось и других проблем, в частности, отношения к реформистским профсоюзам. Он предлагал проводить новую политику: политику единых действий не только с рядовыми социал-демократами, с низами, но и с руководителями социал-демократических партий, с верхами. Димитров предлагал также ослабить централизованное руководство коммунистическими партиями из Москвы, дать им больше самостоятельности в решении собственных специфических проблем, сохраняя лишь общее политическое направление и руководство.

30 июня 1934 года Гитлер ликвидировал свою старую гвардию – руководителей штурмовых отрядов, претендовавших на участие во власти. Это событие вызвало у Сталина большой интерес. В Берлин был назначен новый советский полпред Я.З. Суриц, служивший до того в Анкаре. Суриц, который благополучно пережил все «чистки» 30-х и 40-х годов, доверительно рассказывал в начале 50-х годов о своей беседе со Сталиным по поводу событий 30 июня 1934 года. По словам Сурица, Сталин живо интересовался подробностями «кровавой бани», учиненной в Берлине. Его реплики не были враждебны ни самому Гитлеру, ни другим нацистским руководителям. Больше того, Сталин откровенно выражал свое понимание, если не симпатию, действий Гитлера.

Сталина интересовала эффективность нацистской пропаганды. Он обратил внимание на то, что нацисты ведут ее очень умело и что Геббельс – способный организатор пропаганды. В словах Сталина не было ничего осуждающего Гитлера. Впечатление Сурица находится в полном соответствии с сообщениями Кривицкого и Хильгера в их известных мемуарах. Хильгер рассказывает, в частности, о конфиденциальных беседах между советскими деятелями, среди них Карл Радек, и профессором Оберлендером, принадлежавшим к окружению гауляйтера Эриха Коха, послом Надольным и другими сотрудниками немецкого посольства в Москве. Высказывания Радека несомненно отражали взгляды кремлевского руководства – Сталина и Молотова. Он действовал по поручению Сталина. Радек не скрывал своего восторга по поводу организационных талантов нацистов, силы их движения и восхищался энтузиазмом германской молодежи. «На лицах немецких студентов, облаченных в коричневые рубашки, – говорил Радек, – мы замечаем ту же преданность и такое же вдохновение, которые озаряли когда-то лица молодых командиров Красной Армии, а также добровольцев 1915 года».

Радек хвалил штурмовиков и эсэсовцев, называя их «замечательными парнями». «Вы увидите, – восклицал он, – что они еще будут драться за нас, бросая ручные гранаты». Между прочим, Гитлер придерживался противоположного мнения, полагая, что бывший коммунист еще может стать хорошим нацистом, но нацист коммунистом никогда.

Четыре месяца спустя после XVII съезда ВКП(б) Гитлер учинил кровавую расправу над своими старыми соратниками.

Есть много данных, свидетельствующих о том, что Сталин в начале 30-х годов с беспокойством наблюдал растущую оппозицию среди большевистской старой гвардии. Его интерес к событиям в Германии рос в соответствии с его собственными планами ликвидации любых признаков оппозиции к нему персонально. В течение лета – осени 1934 года он готовился к массовой «чистке» в СССР. 1 декабря 1934 года Киров, которого молва называла главным соперником Сталина, был убит в Ленинграде. И немедленно волна пропаганды против так называемых «врагов народа» прокатилась по всей стране, точно так же, как это случилось в Германии после убийства Рема и других. Сталин использовал опыт «ночи длинных ножей».

События 30 июня 1934 года были, вероятно, поворотным пунктом не только для оценки Сталиным германской ситуации, но и его собственных отношений со старой большевистской гвардией, которые давно уже тяготили его, так же как Гитлера тяготили и раздражали претензии «старых товарищей» из командования штурмовыми отрядами.

В расправе, учиненной Гитлером, Сталин усмотрел также окончание «партийного» периода в истории германского национал-социализма и начало «государственного». Прогноз Енукидзе, казалось, оправдывался. Но оставалось серьезное беспокойство. В новом издании «Майн Кампф» сохранилась без всякого изменения программа «Дранг нах Остен», и закрыть глаза на это было просто невозможно.

Карлу Радеку поручается вести кампанию в печати в пользу коллективной безопасности и против агрессивных поползновений нацизма. Сам Радек объяснял с циничной откровенностью руководителю военной разведки в Европе Кривицкому: «Только дураки могут вообразить, что мы когда-нибудь порвем с Германией. То, что я пишу, – это не может дать нам того, что дает нам Германия. Для нас порвать с Германией просто невозможно».

Радек имел в виду не только военное сотрудничество, но и большую техническую и экономическую помощь, полученную из Германии в годы первой пятилетки. Можно с уверенностью сказать, что иностранная экономическая помощь, и немецкая в частности, сыграла важнейшую роль в строительстве советской промышленности.

Одно за другим появляются предложения СССР Германии: дать совместную гарантию Прибалтийским государствам участвовать в «Восточном пакте», который должен гарантировать любому из его участников безопасность. Оба предложения Гитлером отвергаются.

Курс на организацию коллективной безопасности, то есть на сближение и на союз с Францией и Англией, усиливается. Теперь у Сталина возникает новая надежда, что боязнь окружения побудит Германию улучшить отношения с СССР.

Довольно прозрачный намек на общность интересов СССР и Германии был сделан Калининым при вручении ему верительных грамот новым германским послом в Москве фон Шуленбургом. Председатель ЦИКа сказал: «Не следует придавать слишком большого значения выкрикам прессы. Народы Германии и Советского Союза связаны между собой многими различными линиями и во многом зависят один от другого». Но в Берлине новому советскому послу Я. З. Сурицу был оказан Гитлером исключительно холодный прием.

Только в конце октября 1934 года Сталин соглашается с рядом предложений Димитрова об изменении методов работы Коминтерна и его постепенной реорганизации.