Пурпур и яд - Немировский Александр Иосифович. Страница 33

Ненависть плебеев к нобилям была так велика, что напоминание о событии, происшедшем пятнадцать лет назад, могло всколыхнуть Рим. Плебеи считают победителем Югурты Мария, командовавшего легионами, а нобили – Суллу, которому с помощью Бокха удалось захватить безоружного нумидийского царя.

РИМСКИЕ ВСТРЕЧИ

Марий с трудом повернулся. Боль свела поясницу и отозвалась в затылке. Это был враг поковарнее Югурты. Он не делал выбора между последним рабом и триумфатором. Старость осаждала Мария подобно невидимому полчищу и превращала все его победы в ничто. У нее тысяча стрел, и самая страшная из них – забвение, ранящее в самое сердце.

В последние годы Марий стал ощущать вокруг себя пустоту. Давно уже осыпались его лавровые венки. Околели кони, которые влекли его триумфальную колесницу. Проходя по форуму, он уже не слышал почтительного шепота. Квириты привыкли к тому, что среди них находится человек, бывший шесть раз консулом, а иностранные послы, которые когда-то осаждали его дом, исчезли. Словно их больше не тревожили варвары, не волновали интриги соседей. Они искали совета и помощи у других. Марий приказал построить новый дом у самого форума, надеясь этим привлечь посетителей; он приказал знаменитым художникам расписать стены. Но посетителей почти не прибавилось. Посол, о котором доложил Марию раб, был первым после календ.

В ожидании Мария Архелай разглядывал картину, украшавшую стены зала. Стараясь угодить вкусу хозяина дома или, может быть, выполняя его заказ, художник изобразил равнину, окаймленную снежными горами. В центре ее был лагерь. Тщательно вырисована каждая палатка с заплатами на холсте и подтеками от дождя, видны разрывы между пластами дерна, образующими трибунал. Лагерь пуст, но о том, что он оставлен победителями, говорит груда трофеев у претория. Тут шлемы в виде огромных звериных морд с разинутой пастью, белые щиты с изображением черепов и скрещенных костей, огромные плоские мечи. Нетрудно было догадаться, что нарисован лагерь Мария при Верцеллах, где он уничтожил целый варварский народ, искавший в Италии места для поселения.

Услышав шаркающие шаги, Архелай обернулся. Перед ним стоял сам победитель, которого, как он знал, называли третьим основателем Рима. У него было ординарное лицо воина, состарившегося при знаменах, и только глаза выдавали природную сметку и ум.

Предупрежденный, что Марий не знает греческого языка и считает смешным обучаться наукам у тех, кто попал в рабство к римлянам, Архелай приветствовал хозяина дома по-латыни. Это был язык, который он знал хуже и, может быть, поэтому в его словах ощущалась скованность.

– Мой господин, посылая меня в Рим, наказал встретиться с тобою, – начал он. – Маний Аквилий, которого сенат послал мирить царей, делает все для того, чтобы их рассорить. Он обвиняет Митридата в нарушении союзного договора, а сам подводит легионы к границам. Он требует, чтобы Митридат перестал строить корабли, необходимые ему для борьбы с боспорскими пиратами.

– А какие у твоего господина силы? – перебил Марий.

Вопрос этот поставил Архелая в тупик. Кажется, великий римлянин не понимает основ дипломатии.

– Что же ты молчишь?

– Я думаю, что больше, чем у Никомеда, но меньше, чем у римлян, – не сразу нашелся Архелай.

– Тогда пусть он накопит больше сил, чем у римлян, или молчит и делает то, что ему приказывают.

Марий повернулся и, слегка прихрамывая, двинулся к Двери. Он не счел нужным даже проститься с послом.

Надежда подкупить Мария оказалась тщетной. Таким людям нужна только слава. Марий хочет войны, чтобы возглавить войско и добиться нового консулата и триумфа. В Митридате он, кажется, видит другого Югурту и мечтает провести его по Риму в цепях.

В тот же день произошла еще одна встреча, которую Архелай не предвидел. Какой-то торговец на форуме ему дал пенал для свитков. Во вложенной в него записке были указаны время, место встречи и приметы проводника.

И вот Архелая ведут по улочке, стиснутой неопрятными домами. Вонь гнилых кож смешивается с запахом чеснока и жареного лука. Это район Субуры, куда без настоятельной необходимости не решался заглянуть ни один римский сенатор.

Вслед за провожатым Архелай переступил порог помещения, освещенного квадратным отверстием в потолке. Рядом с небольшим бассейном была каменная скамья. Архелай не успел присесть, как из двери, находившейся против входа, к нему кинулся человек. Из потока слов Архелай понял, что перед ним не кто иной, как спутник Митридата по его странствиям, философ Аристион.

– Что привело тебя в пещеру циклопа? – спросил Архелай, искоса поглядывая на незнакомца.

– Человеколюбие! Я узнал, что эта страна, так же как мои родные Афины, превращена в темницу, а город, носящий имя Рим, – это камень, закрывающий выход узникам. Тебе не надо говорить, что я имею в виду тех, кого римляне именуют союзниками. Равным образом наездник мог бы назвать союзником коня, на которого он сел сам и положил свою ношу. Отношения между наездником и конем – это тоже союз. Но какой?

Сделав паузу, философ продолжал с тем же пылом:

– Мои друзья хотели добиться справедливости в сенате и пригласили меня составить им речь. Мой Аполлон! Я нашел для них такие слова, которые могли бы расплавить камни. Но циклоп слышит лишь то, что ему выгодно. Поняв это, союзники поклялись уничтожить Рим. Я поведал им о твоем повелителе, о его щедрости и великодушии. И они надеются получить от него помощь.

– Митридат об этом позаботился! – с ликованием в голосе воскликнул Архелай. – Он послал тебе и твоим друзьям золото и ничего не просит взамен,

Аристион широко раскрыл глаза,

– Ему уже известно о нас?

– Да! Он знает все, что делается в мире. У него тысячи глаз. Тысячи рук готовы ему помочь. Понт Эвксинский тесен ему, как дельфину лохань. Его корабли уже стоят у проливов. Армянский царь пришлет ему свою тяжелую конницу, скифы – стрелков. Осталось недолго ждать.

ГРУШИ

– Что ни говори, но дым отечества светлее огня на чужбине! – сказал Архелай, пододвигая блюдо.

Вместо черешен в нем высились груши, сочные плоды осени. Этот сорт называется «Амасийский». Он выращен садоводами города, где Архелай не был много лет. Когда же Митридат даст ему отдых? Он так устал от чужой речи, от чужих лиц.

– Я понял это сегодня, по пути в Кабиру, – продолжал Архелай. – Над садами поднимались струйки дыма, и мне так захотелось остаться здесь, чтобы дышать этим воздухом, этим ароматом увядающих листьев.

– Я понимаю тебя, – сказал Митридат. – Но плоды созрели.

Он вонзил зубы в грушу. Брызнул сок.

– Твой рассказ убедил меня. Десять легионов и войско Никомеда – вот и все, на что может рассчитывать Маний Аквилий. Конечно, давая золото, я думал о подкупе сенаторов. Но если ты считаешь, что друзьям Аристиона можно доверять…

– Я в этом не сомневаюсь. Римляне превратили Италию в крепость. Тверды ее стены, непроницаемы запоры, но нет преград для золотого дождя. Вот увидишь, твое золото принесет проценты, о каких ты и не мечтал!

– Проценты! Кстати, Маний Аквилий тоже собрал проценты. Сегодня войско Никомеда перешло границы моего государства.

– И ты говоришь об этом так, словно из Вифинии перебежали козы!

– Вот именно козы, – улыбнулся Митридат. – Маний Аквилий рассчитывает, что я спущу на Никомеда свору псов. Но пусть козочки пощиплют травку, погрызут кору, Я человек мирный. Прежде, чем гнать чужих коз, нужно пожаловаться на потраву. Я прошу тебя встретиться с Манием Аквилием.

– Зачем?

– И все-таки я полагаю, что Синопа должна быть разрушена, – сказал царь после паузы. – Ведь это придумал ты сам! Маний Аквилий ждет сейчас известий от Никомеда. Он рвется в бой. Надо сбить его с толку, задержать, пока из Армении не подойдут всадники Тиграна.