Детские игры - Немировский Борис. Страница 40

Замок:

Они сражались на моём мосту, и бой этот был странен. Я видел множество боёв, когда по приставным лестницам орды варваров карабкались на мои стены, когда ошалевшие рыцари кидались на фантом дракона, рождённый грудой кварца и железа внутри меня, когда крестьяне с вилами отбивались от налетевших гаргулий (кстати, последних гаргулий на этой планетке…). Но никогда не было такого: целая толпа с одной стороны – и воин-одиночка с другой. Впрочем, сражалась не толпа, а самый массивный и мощный рыцарь из неё, словно светящийся изнутри Светом Созидания, но Свет этот омрачался жаждой убить противника, убить любой ценой. Неизбежно… Да и толпа кипела тем же: если их ставленник победит – они взорвутся рёвом радости и поздравлений, если же проиграет – то вопль «Да что же вы смотрите, бейте его!» разобьёт каноны дворянского приличия, и вся эта толпа ринется на противника-одиночку. На противника, чей металлический блеск стального лица с зеркалами очков оттеняется чернотой камзола, чьи жизненные силы заведомо больше, чем у людей, но тают с каждой секундой, словно он отдаёт их кому-то невидимому здесь…

И тут я узнал его: Абадонна. Принц, пришедший сюда из Внешних Миров. Именно он построил здесь когда-то Огненное Сердце, а затем уснул в нём на тысячелетия. Века умеют хоронить одинокие здания, даже если те строятся Внешними. И когда сюда пришли первые люди – они увидели лишь холм, поглотивший Огненное Сердце. И построили на вершине холма, прямо на крыше Замка Мрака, новый замок – Бэттлгантлет Кэстл. И замки срослись воедино, и так родился я – Замок.

А сейчас мой первосоздатель сражался с прямым потомком создателей Второго Яруса. И что самое странное – я видел, что он не желает убивать своего рослого противника, не применяет магии, но самое главное – Абадонна хотел умереть! Он сражался и только и ждал, как бы подставиться под удар, но сделать это правдоподобно, не оскорбив этим Воина Света.

Меч рослого рванулся вперёд…

Энглион де Батарди:

Вообще-то нас учили никогда этого не делать: меч – не шпага, и прямой выпад сделает вас на несколько секунд абсолютно беззащитным. Но интуиция подсказала мне: сейчас. Зеркальноглазый качнул мечами, разводя их, чтобы ударить меня сразу с двух сторон. Логично, чёрт побери! С двух сторон сразу не уклонишься и не отобьёшься, а падать и перекатываться на узеньком мостике – сущее самоубийство! Оставалось рискнуть. Сейчас. Сейчас…

Мой клинок молнией рванулся вперёд. Конечно, я понимаю, что незащищённость моего врага – сущий мираж! Под камзолом у него как минимум стальной панцирь. Или заклинание защитное. Ибо если уж Ингвальд, младший брат мой, защиту вокруг себя держать может, то что ж говорить о таком могучем колдуне, как Принц Мрака. Эх, скользнёт сейчас мой меч в сторону…

Что это?! Клинок ворвался в грудь врагу, как раскалённый нож в масло! Вошёл на половину длины! И тут же волна сияния рванулась от рукояти в грудь Абадонне, и сияющая сталь мгновенно обратилась в прах.

Теперь я безоружен!

Но Принц Мрака покачнулся, его руки разжались, и оба тусклых клинка с глухим стуком воткнулись в тёмное дерево моста. Шаг, другой – и безжизненное тело полетело в бездонный ров, забывший, когда в нём была вода.

Глухой стук разбившегося тела. Я невольно усмехаюсь – «бездонный», ну надо же, на романтические фразы потянуло!.. Просто жутко глубокий…

Кевин, даром что священник, приладил ручную лебёдку и спускается уже вниз, чтобы поднять тело. Оно и верно, враг или не враг – а бросать на растерзание воронам негоже, погребение надобно… А то – как с теми последними гоблинами там, у деревни…

А вот и наш Святой Отец! Осторожно ложит на мост изувеченное и изломанное тело в чёрном камзоле. Осматривает, проводя рукой над головой, сердцем… Как же он называл этот способ осматривания? Слово такое мудрёное было… А, вспомнил – сканирование!

Кевин опустил руки. Произнёс лишь одно слово: «Мёртв!»

Ну, это и так видно. Мертвее только каменные истуканы бывают…

Рёв толпы давит на уши. Кажется, это радуются моей победе. Славят Воина Света. Хм, прилепится теперь ещё это прозвище-звание!..

А из толпы несётся ко мне, рассыпаясь в комплиментах и поздравлениях, сэр Бертрам из Хонка… О, боги, только не это! Не-е-ет!

На небе среди тускнеющих созвездий ослепительной свечой вспыхнула новая Звезда, заливая своим светом встрепенувшийся дремотный и беззаботный мир. Говорят, в неё-то и родился вновь Возлюбивший Мир.

Звезда Рождения зажглась на том же самом месте, что и сотни лет назад.

На одном из обитаемых миров человечества, на окраине большого города жил-был отшельник. Дом его ничем не отличался от тысяч других домов, и город был как город. Никто не знал возраста отшельника, потому что в ту пору каждый был волен принимать тот облик, какой пожелается, а сам отшельник не считал ни лет своих, ни даже дней. Друзей у него было немного, да и те не могли поручиться, что хоть что-то знают о нём наверняка. Сколько времени жил он такой жизнью – никому не известно, и каждый новый день в этой жизни, как две капли воды, походил на предыдущий.

Однажды утром к отшельнику пожаловал гость – необычный гость, потому что он был первым, кто постучал в дверь, а не позвонил. Тёмно-серая мантия была на нём, похожая на одеяние странствующего монаха; в руке он сжимал большой – в человеческий рост – посох, увитый сложным узором.

– Я ищу Ингвальда де Соронса, – сказал он вместо приветствия, и голос его, не тихий и не громкий, завораживал слушателя. – Дорога вывела меня сюда.

– Меня зовут Ингвальд. Ингвальд Соронсон, – помедлив, ответил отшельник. – Только один человек звал меня Ингвальдом де Соронса, и это…

– И это Рыцарь Серебряного Круга Энглион де Батарди.

– Но вы – не он.

– Нет. Человеку не дано летать меж звёзд. Это можете только вы, боги, да мы, призраки.

– Я не бог, я землянин…

– Но ведь не риаданец… Вот это я и имею в виду.

– И что же нужно от меня странствующему духу?

– Я здесь, ибо послан Серебряным Кругом. И я пришёл за тобой. Беда пришла в Риадан, и рыцарю скоро потребуется его оруженосец.