Великий лес - Ненацки Збигнев. Страница 37

Они заняли места, и Марын снова обменялся взглядами с девушками. Обе тихонечко захихикали, а Веронике, неизвестно отчего, вдруг стало неприятно. «Он останется тут на ночь и затащит одну из этих в постель. Они могут открываться без боли, наверное, они делали это уже много раз», – подумала она.

Когда им подали завтрак – яичницу, чай и булки, – она сказала:

– Я не могу возвращаться одна. От остановки больше двух километров. Я бы хотела, чтобы ты был со мной.

– Я должен остаться здесь, – ответил он немного раздраженно.

Она понимала причину этого раздражения. Время от времени он поглядывал на девушек, и его голубые глаза словно бы немного темнели, а губы легонько подрагивали. Так же проявлялось желание на лице Кулеши. Она ненавидела это в своем муже.

– Я объясню Хорсту, что мы встретились в автобусе. Он доверчивый и поверит, – добавила она.

Марын неожиданно прикрыл ее руку своей. А она вся напряглась от страха или, может, от брезгливости, потому что не любила, когда кто-нибудь к ней прикасался.

– Послушай, – понизил он голос до шепота, чтобы его не услышали те девушки. – Я должен отправить тебя отсюда, потому что хочу женщину.

Она ответила шепотом:

– Мы можем уехать послеобеденным автобусом. Я уже чувствую себя хорошо, но боюсь идти от остановки мимо дома Кулеши. Я не хочу ходить там одна, чтобы он меня не подстерег. Я ведь еще слабая.

– Ничего. Дойдешь.

– Хорст обещал тебе женщину. Не лишай его удовольствия что-то тебе дать. Ты получишь ту, которую хочешь, официантку из Гауд. Вернемся вместе, и я тебе обещаю, что если не в эту, то в следующую ночь она будет в твоей постели.

Вероника вынула руку из-под его руки, и сразу у нее исчезло чувство напряжения во всем теле.

– Я не хочу от вас никакой женщины, – покачал он головой. – Я сам устраиваю такие дела.

– Я знаю. Мне говорила об этом твоя жена. Но ведь ты не можешь обидеть Хорста, который хочет купить тебе женщину. Просто он таким образом хочет тебя поблагодарить. Марын рассмеялся:

– У меня никогда не было купленных женщин…

Девушки удобнее расселись на стульях, вытягивая перед собой очень длинные ноги. Просторные тренировочные костюмы скрывали их тела, но нетрудно догадаться, что обе были плоскими, с мужскими фигурами. Марын почувствовал страх, что, если он окажется наедине с одной из этих плоских женщин, желание вытечет из него так же, как с той девкой в отеле. Он пробудится только тогда, когда в своем воображении приведет в комнату обнаженную Веронику, защищающуюся от насилия. Сейчас он был возбужден, потому что возле него сидела Вероника, переполненная страхом и отвращением к мужчинам, женщина, которую можно получить только силой. Странно, что он с какого-то времени открыл в себе, что ему доставляет удовольствие пробуждать отвращение и брезгливость у Вероники, что он хочет еще раз увидеть ее глаза с выражением ненависти. Нет, он не хотел рисковать, не хотел, как в отеле, долго лежать беспомощным рядом с обнаженной девушкой, не желая ее совершенно.

– Хорошо. Я вернусь вместе с тобой, – кивнул он головой. – Я получу фотографии из проявки, и поедем послеобеденным автобусом. Но на будущее – не раздевайся при мне.

– Ты говорил…

– Я знаю, что ты не настоящая женщина. Но выглядишь как женщина. У тебя красивое тело. Мне даже пришло в голову, что ты представляешь собой личность, которая провоцирует насилие.

– Это ложь.

– Может быть, твое отвращение к мужчинам высвобождает в них желание переломить его силой. Это не случайность, что тебя два раза насиловали.

– Я не понимаю тебя.

– Ты – как молодая монашка. Каждому бы хотелось иметь дело с монашкой. Известно, что она пошла в монастырь потому, что не хочет мужчин, и это еще больше притягивает.

В молчании закончили завтрак, Марын заплатил, и они вышли из ресторана. Вероника послушалась его совета и легла в постель, он же пошел в город по своим делам. Слова Марына немного ее ошеломили. Она не до конца их поняла, так же, как не понимала сама себя. Отчего ей не хотелось, чтобы он взял себе одну из этих худых девушек? Почему она сказала, что боится идти мимо лесничества, если Кулеша – о чем ее кто-то проинформировал и о чем, наверное, знал и Марын – уже уехал в другой конец страны. Она ведь не ревновала Марына, раз пообещала ему эту официантку из Гауд. Чего же ей на самом деле нужно? И что он имел в виду, когда заявил, что таких, как она, все хотят насиловать, а других попросту желают, и они отдаются. Он утверждал, что не видит в ней женщину, а потом вдруг увидел, хотя она сама ему призналась, что не настоящая женщина. Отчего Эрика ушла от Марына? Она полюбила другого – а это значило, что Марын не казался ей достойным любви. Она предупреждала Веронику, чтобы она не влюбилась в Марына, что, впрочем, бессмысленно, потому что Вероника не могла ни в кого влюбиться, ведь даже прикосновение мужчины пробуждало в ней отвращение.

«Я хочу, чтобы он был рядом со мной, потому что он меня интересует», – суммировала она свои размышления.

Марын вернулся с конвертом от фотографа, с колючим ошейником и намордником для пса. Небрежно и немного застенчиво он положил на столик возле ее кровати коробочку с духами, которыми она обычно пользовалась. Она всегда покупала их в хороших магазинах на деньги Хорста Соботы. Снова ее поразил этот факт, и поэтому поблагодарила холодно.

Она была почти счастлива, когда они плечом к плечу вышли из отеля и направились на автовокзал. Ей было приятно так идти рядом с ним и сознавать, что она – рослая женщина с большой грудью, которая распирала перед ее черного платья, так что пуговицы едва держались. Он симпатичный, а она красивая, люди оглядывались на них. «Я не такая худая, как те в кафе», – подумала она с удовольствием. Он нес ее сумку и шел медленно, помня о том, о чем она почти забыла – о вчерашней операции. Для нее это было еще одной причиной для удовольствия, что она не хрупкая, что представляет собой тип женщины сильной, здоровой, созданной для тяжкой работы. «Его жена Эрика выглядела слишком хрупкой. Такая дня три лежала бы в постели после операции». Удовольствие, однако, несколько омрачала мысль, что эти хрупкие создания без боли и страха открывались перед мужчинами, а она не может никому предложить ничего подобного.

Когда они пересекали мощенную большими камнями площадь, где легко было споткнуться, она бессознательно сунула руку под локоть Марына. Тогда она пальцами почувствовала сквозь рукав пиджака его мускулы под кожей. Кулешу она держала под руку только в момент заключения брака, потом уже не любила до него дотрагиваться, потому что от каждого такого прикосновения у него похотливо дрожали губы. А у Марына она почти повисла на руке, и это оказалось даже приятно. Один раз прикоснулась к нему своим бедром и тоже ощутила удовольствие. И вдруг ей стало стыдно за то, что она сделала сегодня утром. Чего ради. она разделась догола и хотела, чтобы он ее такой увидел? И после таких мыслей больше уже не прикасалась к нему бедром. Только в автобусе из-за тесноты она почти всю дорогу прижимала свой локоть к его локтю. Догадывался ли он, что это для нее вовсе не отвратительно? Все время он молчал и смотрел в окно, на леса, по которым они проезжали. «Он знает в этих лесах такие места, где можно женщине перерезать горло и никто ее останков не найдет», – вспомнила она. Это странно, но она совсем не испугалась этой угрозы. Конечно, она никому не выдаст того, что прочитала в письме Эрики. Не из-за угрозы, а потому, что нельзя выдавать ничьи тайны. Впрочем, в эту минуту ее и не интересовали тайны Марына, а только он сам, его присутствие рядом с ней. Ей казалось, что она, наконец, поняла желание Хорста Соботы, чтобы Марын был в их доме как можно дольше и защищал их от леса. «Хорошо иметь в доме злую собаку», – подумала она о Марыне, как о звере.

Хорста они дома не застали. Далеко от дома, в саду, он присматривал за деревенскими детьми, которые снимали фрукты с деревьев и укладывали их в ящики. Не было необходимости объясняться, отчего они приехали в одно и то же время. Вероника наскоро приготовила еду себе и Марыну, который, накормив пса, надел ему колючий ошейник и вывел на поводке на дорогу вдоль леса.