Крик мамонта - Непомнящий Николай Николаевич. Страница 12
Когда наступил наконец мой черед, Пачита уложила меня на кровать и, взяв нож, сделала надрез сантиметров в семь длиной прямо над позвоночником, недалко от бедра? и извлекла оттуда небольшую опухоль. То же самое она проделала и чуть ниже затылка – там тоже, оказывается) была такая же опухоль.
Мягко уговаривая меня, что надо бы уснуть, она сделала еще один надрез над позвоночником, но уже длиной сантиметров тридцать, так что кровь хлещет как из ведра. И показалось мне, что Пачита одним рывком извлекла на свет божий весь позвоночный столб. Я даже не услышала – скорее, почувствовала, как Пачита просит помощников зажать края раны, но никакой боли при этом не испытала. Дора и сын стояли рядом и видели все.
Пачита стала рукояткой ножа вбивать новые позвонки на место старых – лишенные кальция, изъеденные солью. Вот когда я почувствовала настоящую боль. А вот шейный позвонок Пачита уже не вбивала, а просто поставила на место изношенного, слегка надавив руками.
Странно, потом она позвала меня по имени, хотя я до сих пор не называла себя. Дора и сын и словом с ней не перемолвились.
Кровь страшно запачкала простыню. Но когда на нее стали лить спиртное, то оно испарилось, даже не коснувшись ткани ни единой каплей. То же самое произошло и с какой-то жидкостью, белой, как молоко. Рана уже закрылась, ее всю обложили ватой и стянули ремнем. Потом уложили меня на пол, где я и провела около часа. Помню? как сильно билось сердце.
Потом меняс ложечки угостили кофе, помогли одеться? и весь следующий день я провела в отеле. Вечером рана на затылке немного закровоточила, но утром я все-таки приняла ванну, и сняла тампоны. Под ними едва заметны были шрамы – у бедра и затылка. Вечером стало намного лучше, я снова зашла к Пачите, и она упрекнула меня за то, что так рано решила избавиться от тампонов: ведь они? объяснила Пачита, помогают астральным существам «вести» меня дальше к полному выздоровлению.
Между тем, спина моя вдруг ощутила поистине юную гибкость, и мне доставляло несказанное удовольствие держаться прямо, – впервые за много лет. Более того, я начала испытывать в этом настоятельную потребность? будто кто-то раз и навсегда запретил мне горбиться.
Глубокий покой разлился по всему моему существу, и не покидал меня еще три недели, пока не исчезли шрамы.
Мой персональный врач, доктор Фуш, освидетельствовал резкое улучшение состояния позвоночника (как никто, Фуш знал, в каком состоянии он пребывал совсем недавно), и сказал, что уже нет и самой причины, вызвавшей его болезнь, грозившую самым тяжелым исходом. Пачита полностью заменила мне три позвонка, удалив обе злокачественные опухоли…
Когда Хуан и Дора уже собирали меня в дорогу, в отель? рядом оказался аргентинский певец Лео Дан, которому Пачита полностью восстановила напрочь утраченную было роскошную шевелюру.
А. ГЛАЗУНОВ. ЧЕЛОВЕК? КОТОРЫЙ СПАСЕТ МИР
Она уходила не оборачиваясь, маленькая, хрупкая и изящная женщина. Но мне-то было известно, каким на самом деле сильйым и стойким человеком была Линда. И необычным. Теперь я знал о ней многое, но меня не покидало чувство, что самого главного о Линде я так и не узнал. И не потому, что она не пожелала открыться, нет. Просто этого главного и важного о себе Линда не знала и сама. История ее еще недолгой жизни, рассказанная ею сначала в письмах, а потом и при встрече, настолько фантастична? что я решил изменить ее имя и не указывать фамилии. Но то, что рассказ Линды не выдуман, я уверен, как и в том, что он еще не окончен.
«Все началось с 1 января 1983 года. Я училась тогда на 4 курсе ветеринарного техникума. Поздно вечером писала конспект, а когда подняла голову, то увидела в комнате незнакомую женщину. Она стояла рядом, у стола? вся в черном. Лицо спокойное, а смотрит на меня с жалостью. „Бедная моя доченька, – негромко произнесла женщина, – горе тебя ожидает большое, готовься“. Кто вы?» – спрашиваю. «Твоя мать». У меня спина аж мурашками покрылась. Мать моя умерла при родах, я ее никоща не видела, даже фотографии не сохранилось. А женщина снимает с себя крестик и вешает мне на шею. «Носи его всегда», – говорит, погладила меня по голове и исчезла. Я вскочила, бросилась к двери, ведь помню? что запирала на ключ и засов задвинула. Так и есть. Привиделось все? Но тепло ее руки я до сих пор ощущаю…" – Хотите чаю? Конфеты есть… Так начался наш первый разговор с Линдой в комнате институтского общежития, ще она жила во время сдачи сессии. Первое знакомство с человеком, о котором я знал по письмам, как мне казалось, предостаточно. И возникшее сразу недоверие к тому, что Линда мне писала о себе.
И разочарование. И недоумение. Все эти чувства разом нахлынули на меня и выбили из колеи. Я даже сначала не понял, почему вдруг возникло у меня такое отношение к женщине, по виду больше напоминавшей школьницу. Гораздо позже до меня дошло: ту жизнь, которую описала Линда, она просто не могла прожить, физически бы не смогла вынести испытания, обрушившиеся на ее хрупкие? в прямом смысле, плечи – горе, жестокость и несправедливость. Может, поэтому я и представлял ее другой.
Несколько дней спустя я все же не выдержал и поинтересовался у Линды, откуда у нее оказалось столько сил? чтобы не только перебороть все невзгоды, но и сохранить душевность, доброту, уверенность в себе и веру к людям? Она ответила очень серьезно: – Мне помогал Бог!
По-разному можно отнестись к этим словам. Можно осудить, посмеяться, остаться равнодушным, наконец. Но меня они заставили задуматься. Не зря в Евангелие от Матфея сказано: «Добрый человек из доброго сокровища выносит доброе, а злой человек из злого сокровища выносит злое, будь то в словах, будь то в деяниях». Линда с детства пила из доброго источника, если можно так выразиться. Очевидно, я никогда бы об этом и не узнал, если бы однажды с упреком не сказал ей, зачем она так много курит.
– На меня курение не действует, – засмеялась Линда. – Кстати, курю я не так уж и часто. Но мне это просто необходимо для здоровья…
Я подумал, что это шутка. Своим слабостям и привычкам мы всегда ищем оправдания, а если их нет, то отшучиваемся. Но я ошибся. Однако безобидное замечание о вреде курения позволило мне узнать то, о чем я никогда бы не догадался спросить. Зато теперь я могу сказать, что странности в жизни Линды начались отнюдь не 1 января 1983 года, а гораздо раньше.
Линда росла без матери, поэтому очень любила отца – художника, который частенько уезжал из дома на заработки. Тогда они жили в Ворошиловградской области. В память пятилетней Линды врезалась больница для инфекционных больных, вернее, высокий некрашенный заоор вокруг, за которым находились больные проказой? сифилисом, гепатитом, туберкулезом… А спустя год за этим забором оказалась и Линда. Ее привезла «скорая» с диагнозом «болезнь Боткина» – температура под сорок? суставы ломило, кожа желтая, отечность, боли в печени? которая оказалась здорово увеличенной. Лечили Линду жестоко —по 10 уколов в день, но улучшения не наступало. В палате вместе с ней лежал еще мальчик лет четырех, Сережа – худой, как скелет. Он фактически не вставал с постели, а однажды утром Линда не смогла его разбудить. Пришли врачи и унесли Сережу. Нянечка сказала Линде, что он заснул, его заберет теперь мама.
– Не бойся, ты скоро тоже заснешь, – со вздохом проговорила она, – и болеть ничего не будет.
Но Линда и не боялась, так как смерть для нее была довольно отвлеченным понятием. Не знала она и о том? что врачи ее уже приговорили, оставив надежды на выздоровление. Первый месяц Линду еще лечили, второй – лекарств на нее уже не переводили – неизлечима. Оставалось ждать.
После смерти Сережи Линда осталась в палате одна? дверь запирали на ключ – выходить не разрешалось. Поэтому Линда подолгу смотрела в окно, приводняв нижнюю раму – она открывалась легко, – за ним виднелось мрачноватое одноэтажное здание морга. Рядом с ним и забор был пониже, да больные обходили это место стороной.