Резервная копия - Нестеренко Юрий Леонидович. Страница 7
Я моментально узнал его. Это был Ловелл, психокорректор Шилы. Человек, разрушивший наш брак.
Ну то есть, конечно, этот брак был ошибкой с самого начала. Но в первые годы мы как-то ладили. Окончательно все пошло наперекосяк, когда она стала посещать его сеансы.
В прежние времена деньги из людей тянули психоаналитики, теперь психокорректоры. Если можно считать и записать личность целиком, то можно это проделать и с отдельным ее фрагментом. Попутно внося изменения, избавляющие человека от комплексов, внушающие ему уверенность в себе, вытравляющие неприятные воспоминания и т. п. Разумеется, деятельность психокорректоров обставлена кучей всевозможных запретов и регламентаций, дабы не позволить им злоупотреблять своей властью. Любые изменения производятся только с письменного согласия пациента, вся аппаратура психокоррекции находится в собственности Министерства здравоохранения и не подлежит передаче в частные руки, любые производимые на ней действия протоколируются. Но правозащитники упорно твердят, что всех этих мер недостаточно, и у меня есть серьезное подозрение, что в этом они правы.
— Привет, сладкая, — сказал он, глядя в камеру. — Ты не впустишь своего папочку?
Ах вот как. Ну конечно, впущу. Я нажал кнопку, открывающую входную дверь, убрал пистолет в карман и вышел в полутемный коридор.
Он поднимался по лестнице, полный самых приятных предвкушений, и заметил меня, только практически столкнувшись нос к носу.
— Рональд? — его лицо на мгновение вытянулось, но тут же вновь обрело профессионально приветливое выражение. — Это вы? (Нет, придурок, это Папа Римский!) А где Шила?
— Шила ждет вас, — я сделал приглашающий жест в сторону гостиной. — Она уже готова.
Он подозрительно покосился на меня, затем еще раз (когда я пошел следом за ним), но все же вошел в гостиную. Мое присутствие никак не входило в его планы, но мысль о том, что у меня больше нет на Шилу супружеских прав, очевидно, притупляла бдительность. Может быть, он даже решил, что я тоже хочу стать его клиентом.
— Шила? (в моем присутствии он все же воздержался от словечек типа «сладкая».) Я, кажется, чуть задержался, но… О боже!!!
Надо отдать ему должное — он моментально понял, что она мертва. От лучевого оружия остаются аккуратные маленькие дырочки, почти всегда бескровные, так что их не сразу заметно…
Он резко обернулся и встретился взглядом с моим пистолетом.
— Что вы наделали… — пробормотал он.
— Это наши с Шилой дела, — ответил я. — Вы в них не вмешивайтесь, а я не буду вмешиваться в ваши. Вы ведь пришли сюда ее трахнуть? Ну так валяйте, она, как видите, в полной готовности. А я пока подожду.
— Вы совершаете ужасную ошибку, — произнес он. — Давайте спокойно все обсудим.
— Ты не понял, что я сказал? — я нетерпеливо шевельнул стволом в сторону трупа. — Давай приступай.
— Рональд, выслушайте меня. Вы находитесь в состоянии стресса…
— Снимай штаны.
— Что? — он глупо уставился на меня.
— Штаны. Ты должен их снять. Ты ведь не можешь трахнуть ее в штанах? Это не под силу даже психокорректору, правда?
— Рон…
— Говорить будешь, когда я разрешу. Снимай, а то я начинаю терять терпение.
Не сводя взгляда с кончика ствола, он расстегнул и спустил ниже колен брюки, затем трусы. Я брезгливо поморщился и перевел ствол на обнажившуюся плоть.
— И этим ты хотел трахнуть Шилу? Тебе, должно быть, приходится здорово промывать мозги пациенткам, чтобы они согласились трахаться с тобой. Пожалуй, если я выстрелю туда, ты ничего особенного не потеряешь.
— Пожалуйста, не стреляйте, — прорвалось у него. От его профессионального самообладания не осталось и следа. — Я сделаю все, что вы хотите.
— Я хочу, чтоб ты умер.
— Пожалуйста, умоляю вас…
— Бери ручку, бумагу и пиши, — я подошел к терминалу гостиной, выдернул бумагу из принтера и положил на столик. — Признание во всех случаях секса с пациентками. Имена, фамилии, даты. Не вздумай врать.
— Да-да… я сейчас… — путаясь в болтающихся на лодыжках штанах, он подошел к столику и принялся писать, неумело водя ручкой. Не часто в наше время человеку приходится писать от руки что-нибудь более сложное, чем собственную подпись.
Одного листа ему не хватило, пришлось дать еще один. Я бегло просмотрел крупные каракули, не забывая следить за Ловеллом, затем отложил их в сторону.
— Очень хорошо. Теперь иди к Шиле.
Он пошаркал к дивану и остановился, преданно глядя на меня.
— Хочешь еще что-нибудь сказать перед смертью?
— Вы же обещали, что отпустите меня!
— Я? — удивился я. — Когда? Я только сказал, чтобы ты написал признание.
— Моя смерть вам ничего не даст! — он сорвался на визг. — У меня есть резервная копия!
— Во-первых, тебе это ничем не поможет — ты-то сдохнешь, — напомнил я. — Во-вторых, до твоей копии я тоже доберусь, как только она появится, — на это, конечно, у меня уже не оставалось времени, но он-то этого не знал.
Он силился еще что-то сказать, но издавал только нечленораздельные звуки. Внезапно из вялого пениса Ловелла на его голые ноги, на спущенные штаны и на пол полилась желтая струйка мочи. Я выстрелил.
Забрав листки из гостиной, где уже распространялся мерзкий запах, я прошел в свой бывший кабинет и включил терминал там. Я сунул признание Ловелла в сканер и отправил копии в Комиссию по медицинской этике и в редакции нескольких газет.
Теперь следовало позаботиться о себе и удалить из памяти домашнего компьютера всякие упоминания о моем визите. Я привычно ввел имя «администратор», пароль и…
«Пароль неверен. Доступ запрещен», — огорошила меня машина.
Опечатка? Я попробовал еще раз. Тот же результат.
Шила! Чертова сука, она сменила пароль! Вот уж не думал, что это придет в ее глупую голову. К компьютерам она относилась так, как первобытный дикарь — к магическим амулетам. То есть пользовалась, не имея понятия, что это такое, и уж тем более не смея что-то менять. Не иначе, Ловелл ее надоумил.
Так, ладно, без паники. Несмотря на все разъяснения специалистов по информационной безопасности, которые сейчас печатают даже в женских журналах, абсолютное большинство пользователей — а уж такие, как Шила, в первую очередь — используют очень простые и легко подбираемые пароли. Чаще всего — имя сексуального партнера. Как зовут Ловелла? Джон? Нет, кажется, Джеймс.
«Джеймс», — ввел я.
«Пароль неверен. Доступ запрещен. Предупреждение! Трижды введен неверный пароль. Доступ заблокирован.»
Ну, это еще не так страшно. Это только на 15 минут. А вот если и следующая серия из трех попыток окажется неудачной, компьютер отправит сигнал в полицию…
Пятнадцать минут я слонялся по дому, как зверь по клетке. Наконец уселся за терминал в спальне.
«Джим»
«Пароль неверен. Доступ запрещен.»
«Ловелл»
«Пароль неверен. Доступ запрещен.»
Вот дерьмо. Если идея смены пароля принадлежит Ловеллу, то, может быть, «Шила»? Нет, он был не так глуп — если пароль придумал он, мне его в жизни не подобрать… Да и рисковать больше нельзя. Придется потрошить компьютер.
Я поднялся на чердак, куда от всех терминалов сходились провода к центральному системному блоку. Чтобы вытащить матрицу с записью, придется отключать питание — а это значит отключение управляемых компьютером систем безопасности по всему дому. А это, в свою очередь, значит сигнал в полицию. Но не сразу — бывают ведь и случайные сбои по питанию — а через 30 секунд. Чертовски мало, но надо успеть.
Я вздохнул, надел перчатки, еще раз мысленно представил всю последовательность действий и вырубил оба тумблера, основной и резервный. Не тратя время на отвинчивание, срезал винты лучом. Сорвал крышку. Отсоединил шлейфы других устройств — матрица специально упрятана в самый низ, чтоб труднее было извлекать. Сорвал пломбы. Выдернул разъемы. Еще четыре выстрела по кронштейнам — не повредить бы чего по соседству… Рванул из недр корпуса увесистый прозрачный параллелепипед. Не поддается! Рванул сильнее — матрица выскочила, но при этом я порвал перчатку о разрезанный кронштейн. Однако рука, вроде, не пострадала — а то бы они нашли частички крови и кожи, и ДНК-анализ указал бы на меня даже точнее, чем компьютерная запись. Теперь подсоединить обратно все шлейфы (главное — не перепутать, какой куда!) и, не тратя времени на закрывание крышки, снова включить питание.