Обратный ход часов - Нестерова Наталья Владимировна. Страница 17

Так Рая обрела негаданную поддержку и соратников.

У Миши взяли все доступные анализы, обследовали вдоль, поперек и послойно. Ничего страшного не нашли. На заключительной беседе (Рая присутствовала как спонсор обследования и под легендой «я его жена») врач попросил еще раз паспорт (требовали в начале обследования) и, убедившись в дате рождения Миши, вынужден был признать:

— Для вашего возраста вы потрясающе сохранились. Можно только позавидовать. Скажу вам откровенно. Мы же не государственные, мы на свой карман работаем. Поэтому на крючок сажаем — без диагнозов людей не бывает. У одного гастрит, у другого сердце ни к черту, у третьего изменения в суставах и прочее. Человек вынужден у нас лечиться. У всех есть проблемы. Без этого не бывает. Но у вас! Потрясающе! Не к чему прицепиться. Хочу задать личный вопрос: как вам это удалось? Спрашиваю только для себя, никому ни слова! Как вы боролись со склерозом сосудов, с холестериновыми бляшками?

— Да я, собственно, с ними и не боролся, — ответил Миша.

— Бляшки появляются у человека с двенадцатилетнего возраста. А у вас сосуды чисты как новенькие.

Миша пожал плечами. Рая лихорадочно пыталась вспомнить, как зовут врача. Лет тридцать или тридцать пять, жгучий брюнет с ухоженной бородкой-эспаньолкой, одетый в белый, до крахмального хруста чистый халат, он производил впечатление специалиста, желающего установить истину. Рая закрыла на секунду глаза и вызвала из памяти табличку на двери кабинета: «Кандидат медицинских наук Шереметьев Семен Алексеевич». Некоторым везет с фамилиями.

— Семен Алексеевич! — заговорила она. — Я хочу рассказать вам всю правду. Дело в том, что Миша умирал. Ему тогда, то есть сейчас, было сорок девять лет. Обширный инфаркт, «скорая» сказала — никаких надежд.

— Ничего подобного не помню! — встрял Миша. — И мне только сорок исполнилось!

— Помолчи! — строго и укоризненно остановила его Рая.

По выражению лица Шереметьева можно было прочитать: шизофреники пожаловали. Поэтому Рая попросила доктора:

— Вы только меня выслушайте, а выводы потом делайте. Хорошо?

Семен Алексеевич выслушал и недоверчиво покачал головой:

— Все, что вы говорите… Какие-то снадобья в майонезной банке… Клиническая смерть, после которой идет чудесное омоложение… Извините, но это бред!

— Полностью согласен! — заявил Миша.

— Хорошо! — зло и настойчиво произнесла Рая. — Анализы вас поразили. Правильно? Объективные данные! А теперь задайте ему, по паспорту почти пятидесятилетнему, вопросы!

— Психиатрия не мой профиль.

— Ради интереса. Попробуйте! О событиях дня вчерашнего, недельной, месячной давности — о том, что никто из нас не в состоянии забыть, спросите Михаила Александровича!

Миша и сам сыграл в помощь Рае, огорошил доктора:

— Девушка утверждает, что на Земле две тысячи пятый год. Фантастика!

— А по вашему летоисчислению в каком году мы живем? — спросил Семен Алексеевич.

— В одна тысяча девятьсот девяносто седьмом от Рождества Христова.

— Неужели?

— Вопросы, вопросы по событиям задавайте, — нетерпеливо требовала Рая.

Семен Алексеевич, поначалу не столько движимый стремлением к научной истине, сколько развлекающийся, поинтересовался у Миши последними историческими событиями. Миша, которому в свою очередь надоело выступать полупридурком, зло и быстро заговорил. Хотел доказать, что полностью нормален, и не только физически, как доктор имел честь удостовериться, но и ментально.

Через несколько минут Семену Алексеевичу стало не до иронии. Кутузов действительно жил в девяносто седьмом году! Безо всякого намека на слабоумие, как о вчерашних событиях он говорил про операцию на сердце у Ельцина и выздоровление, про возможную девальвацию рубля, про скандал вокруг гонораров Чубайса за книгу «История приватизации» и многое другое, что давно стерлось из памяти. Михаил Александрович даже выступил пророком и сказал, что, по его мнению, мы стоим на пороге финансового кризиса (таковой и случился в девяносто восьмом). Завлекание народа Леней Голубковым, который не сходит с экрана телевизора и призывает народ нести деньги в МММ, добром не закончится. И его, Михаила Александровича, жена отнесла их сбережения в банк «Чара» под астрономические проценты. Любому человеку, мало-мальски разбирающемуся в экономике, ясно, что шулеры в «Чаре» заправляют.

— Ну, что вы скажете? — спросила Рая доктора.

— Не знаю. Я не специалист в данной области (не хотел говорить — «в психиатрии»), по амнезии, — выкрутился Семен Алексеевич.

— Да и нет таких специалистов! — горячо воскликнула Рая. — Чтобы исследовали обратное развитие человека! Я вас очень прошу, придите к нам домой завтра утром! Сколько стоит ваш визит? Я заплачу, даже по двойному тарифу! Обещаю, вы увидите такое, что и вообразить невозможно! Клянусь! Придете?

Семен Алексеевич пришел. И забыл о гонораре. Потому что со вчерашним пациентом… Чур-чур, глазам своим не поверить!.. Произошли невозможные перемены. У Михаила Александровича, доктор точно помнил, был на левой щеке глубокий фурункул. Отлично запомнил, потому что анализы крови не показали воспаления, что само по себе было странно. А теперь и следа нет от фурункула! Он не мог зарубцеваться до невидимости с вечера на утро! Нереально!

Что там прыщ на лице, могла бы сказать Рая! Однажды ночью она (не спала, пыталась поймать момент Мишиных превращений) наблюдала картину из фильма ужасов. С таким же основанием можно было бы сказать — из научно-популярного фильма о физиологии человека. Миша спал на спине, рот открыт, похрапывает. Рая склонилась над Мишей и увидела, как из дырки на десне, на пустом месте между зубами, вылезает, точно в ускоренной съемке, новый белый зуб. А потом, кино продолжается, на зубе появляется желтое пятно, через несколько секунд — дупло кариеса. Как тут не чокнуться от страха? Только любовь помогает выдержать.

— Вы вчера были у нас на приеме, — борясь с оторопелой растерянностью, обратился доктор к Мише. — Я хотел бы… вновь… послушать ваше сердце (на кой ляд мне его сердце, и так видно, что здоров), то есть осмотреть вас.

Миша видел эскулапа впервые в жизни и вчера ни в какие поликлиники не ходил. Он очень хотел есть. Хватит того, что проснулся неизвестно где и неизвестно с кем. Но как же хочется кушать! К чему беседы с врачом, если он совершенно здоров?

Рая прекрасно знала его настроения, поэтому быстро предложила:

— Миша сейчас будет кушать. — Приторно, как маленькому, она улыбнулась Кутузову. — А в это время доктор Семен Алексеевич задаст Мише вопросы.

Доктор проследовал за Мишей на кухню. И наблюдал, как интеллигентный человек (сомнений в его социальном статусе не было) жадно — столовой ложкой из миски — сметает кашу с редкими волокнами мяса. Такое впечатление, что в тюрьме наголодался.

С благодарностью приняв от Раи чашку кофе, Семен Алексеевич спросил:

— Как вам последние события?

— Вы про захват больницы в Буденновске? — ответил Миша, которому было неудобно жевать в присутствии чужих людей, надо хоть с ними разговор поддерживать. — Банда Шамиля Басаева — это скопище выродков. Беременных женщин в окна под пули выставлять, прикрываться детьми! Я сегодня новостей еще не смотрел. Штурм не начался?

— Кажется, нет, — пролепетал доктор и отхлебнул пойла под названием кофе.

Мише было очень неловко от того, что не мог унять аппетит, жадно ел в чужом доме. И он пытался сгладить неловкость светской беседой. Не переставая поглощать предложенные блюда.

— Этот год, — говорил он, — войдет в историю как страшное лихолетье, вроде эпидемии чумы. Судите сами. Война в Югославии, землетрясение на севере Сахалина. Вчера передавали, что общее число погибших — около двух тысяч…

— Какой год? — перебила Рая. — Миша, про какой год ты говоришь?

Девушка, с которой он с какого-то бодуна переспал, много на себя брала. До прихода доктора несла черт знает что про его потерю памяти. Сказала, что покончит с собой. И разговаривала с ним как с умалишенным. Но доктор повторил вопрос Раи: