Позвони в мою дверь - Нестерова Наталья Владимировна. Страница 74

Петров испугался, бросился к ней, как был — в пальто и заснеженных ботинках, — крепко обнял:

— Я с тобой! Все хорошо! Все очень хорошо Мы победили. Мы теперь владеем холдингом. Ты меня слышишь? Понимаешь? Я победил! Я тебя очень люблю!

Зина продолжала дергаться. Она не помнила, сколько времени пробыла на том свете — в мире без Петрова. Возвращалась в судорогах боли — не телесной, не душевной — будто снова рождалась на свет, но теперь уже большая, взрослая продиралась в игольное ушко, Петров ее вытягивал.

— Ду-ду-думала Господь тебя упо-по-коил, — проклацали ее зубы.

Зина несла бред, но Петров терпеливо ее слушал, гладил по голове, плечам, спине, кивал безумным речам.

— За тебя мусульманин молился. Нет! Он же свинину ел на завтрак в самолете! Обманул меня!

Спать хотел. Сказал: на восток и губами шевелил.

Я поверила, когда вспомнила твою коленку железную. Трость в спальне стоит. Я ее уберу, а ты опять в угол ставишь. Я думала, что я умерла, потому что ты умер и письмо мне оставил.

Петров порвал свое послание на клочки:

— Видишь? Все! Нет его. Забудь навсегда.

— Ты — это правда ты? — Зина перестала дрожать и говорила связно.

Он взял ее руку и стал хлопать себя по плечам, голове:

— Потрогай меня. Чувствуешь? Это я во плоти.

— Сбрей бороду! — вдруг потребовала Зина, когда ее пальцы коснулись лица мужа. — Немедленно!

— Хорошо, — быстро согласился Петров.

— Сейчас же! — настаивала Зина.

Торопиться с бритьем было глупо, но Петров согласился бы и пальцы себе отрезать, лишь бы Зина успокоилась.

В ванной Зина торчала у мужа за спиной, держалась за край его сорочки. Совсем как Маняша, любившая захватить в кулачок мамину юбку или отцовскую штанину, когда руки у родителей были заняты.

— Это ты! — сказала Зина, жадно вглядываясь в зеркало. — Мой муж. Только похудел.

— На семь килограммов, — гордо подтвердил Петров и слегка обиженно спросил:

— Неужели не заметила, что я от живота избавился?

— Зачем ты прикидывался Другим? — ответила Зина вопросом на вопрос.

— В каком смысле?

— В сексуальном.

У Петрова от неожиданности дрогнула рука, и он порезался.

— Надеюсь, изменения не в худшую сторону?

— В лучшую, — заверила Зина. — У меня с головой все в порядке, не смотри на меня как на умалишенную.

Она провела пальцем по ранке на щеке, посмотрела внимательно на капельку крови, слизнула ее.

У Петрова на секунду закружилась голова: эта женщина была дорога ему в нечеловеческой, в непереносимой степени. Он терял сознание, потому что оно не способно вместить его чувство. Он даже не мог обнять Зину — руки висели безвольными плетями.

Она сама прильнула к нему, обвила руками шею.

Они молча стояли в ванной. Капала вода из крана, надрывался телефон в гостиной. Зина первой пришла в себя, насторожилась:

— Вдруг Валя? Дети?

Вернулись в комнату. Петров ни с кем не хотел разговаривать. Но с другой стороны, ему требовалась передышка, чтобы утихомирить взбунтовавшееся сердце. Он снял трубку.

— Петров? Это Козлов!

— Козлов, это Петров!

— Ты охренел, буржуй? Полмиллиона долларов!

Мной теперь органы заинтересуются.

— Деньги чистые, придержи кишечные газы.

— Наверное, нужно тебя поблагодарить? — задумчиво спросил Козлов.

— Обойдусь. Мы, меценаты, народ нетребовательный.

— Я открою клинику неотложной помощи для детей, давно мечтал.

— Это дело.

— Себе тоже отщипну, не думай.

— Думать не обучен. Считай, что для клиники открыт бессрочный кредит. Собери лучших травматологов. Если у какого-нибудь пацана коленка гнуться не будет, я с тебя шкуру спущу.

— Как Зина?

— Отлично.

— А?..

— У Татьяны все нормально.

— Надо пережить.

— Надо, Козлов.

— Ладно. Не забывай протез смазывать.

— Как это? — удивился Петров.

— Коньяк вовнутрь, — хохотнул педиатр и положил трубку.

Как обычно, Петров не успел ему ответить.

Пока они разговаривали, Зина пыталась навести порядок в голове, где царила полнейшая сумятица.

Она «расчистила площадку», отодвинув в стороны обиды и страхи, напрасные подозрения и преступное неведение, отчаяние и надежды. Она была почти готова вести внятный разговор. Только боялась хоть на секунду расстаться с Павлом, потерять его из виду. Так бывает: когда страшишься отойти от колыбели с младенцами.

Петров положил трубку и тут же снова ее снял.

Звонила Валя: измучились неведением. Выкладывая приятные известия, по тону Зининой сестры Петров понял: дело не только в московских проблемах. Он даже точно знал, кто добавил новые проблемы…

— Прекрасно. — Он резко понизил голос, зашептал:

— Что у вас произошло?

Петров подмигнул Зине и с трубкой пошел на кухню, вроде бы водички попить. Но Зина тут же поднялась, догнала, схватила его за ремень брюк и поплелась следом.

Пришлось изображать оптимизм, то есть периодически восклицать: "Отлично. Замечательно.

И дальше?"

Валя горячо защищала близнецов:

— Это же мальчики! Им нужно двигаться, постигать мир. Их активность совершенно естественна Просто они хотели покататься на трамвае. Водителя не было. Они попробовали применить знания управления автомобилем. Но там рычаги! Трамвай долго ехал, и на перекрестке они не сумели затормозить на красный свет. Никто не ранен и не пострадал! Слышишь? Это самое главное! Никаких жертв, даже раненых нет. Несколько машин, конечно, пострадало.

То есть много автомобилей врезалось друг в друга.

Сейчас Ваня и Саня в полиции. Их на время посадили за решетку.

Петров улыбнулся жене и проговорил в трубку:

— Вагоновожатым полезно иногда посидеть в… в депо. А твоему мужу, будущему многодетному отцу, не помешает провести репетиции, отработать приемы воспитания мальчиков-близнецов.

— Мы сделаем все возможное, — заверила Валя.

Петров не сомневался, но на всякий случай продиктовал телефон знакомого пражского адвоката.

— Дети? — спросила Зина.

— У них все прекрасно. Наши дорогие, — Петров поперхнулся на этом слове, представив, во что ему обойдутся иски страховых компаний, — дорогие детки развлекаются на аттракционах.

«Плохо воспитываю, — подумал Петров. — Надо чаще пороть».

В другое время Зина бы легко разгадала по его лукавому, притворно жизнерадостному лицу: что-то случилось. Но сейчас ее глаза не участвовали в анализе действительности. Она вся обратилась в слух.

— Расскажи мне все с самого начала, с той минуты, когда ты переступил порог дома.

Петров боялся повторения истерики. Зина уверила: с ней все в порядке, и ей очень важно понять случившееся.

— И мне! — серьезно сказал Петров.

Сгусток жизни размером в полгода и еще один, меньший, но прожитый в отчуждении, распадались на истории, рассказы, реплики. Петров скупо поведал о своих страданиях, а Зина усилием воли заставляла себя не причитать. Бизнес, друзья, родные, дети — они прокручивали свою жизнь кадр за кадром. В отличие от Петрова Зина не поскупилась на краски, чтобы живописать, какое впечатление произвел на нее Другой. Петров не знал, что и думать.

С Зиной не соскучишься: она заставляет ревновать к самому себе.

Они не притронулись друг у другу, но это была ночь любви.

Утром позвонил Денис, чтобы сообщить размер залога, который нужно внести, чтобы вызволить близнецов из кутузки. Трубку подняла Зина.