Убийство в состоянии аффекта - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 22

Она расплакалась, громко высморкалась в клетчатый мужской платок.

– Я тридцать лет проработала в школе! Нас, учителей, можно сразу после выхода на пенсию сдавать в психушку. У меня невроз, память никудышная, бессонница, подагра... Не в моем возрасте таскаться по частным урокам. А домой приглашать учеников теснотища не позволяет.

– Понимаю, – подбодрил ее Турецкий.

– Полина Павловна мне платила триста долларов в месяц. Четыре дня в неделю я у нее работала. Готовить она мне не позволяла, я не умею таких блюд готовить, какие ей нравились. И стирала я только постельное белье. Поначалу мне было стыдно – вдруг кто узнает, что я, учительница, и хожу по людям полы мыть? Но кто, кто нас до этого довел! В Японии во время войны школьный учитель приравнивался к самураю и освобождался от воинской повинности. Стоит ли удивляться, что сейчас в Японии такой технический прогресс? А у нас... Кто придумал такую систему, что учитель – учитель! – на старости лет живет как нищий!

Глаза Аэлиты Петровны гневно сверкнули. Она выпрямилась, и вид у нее стал такой же грозный, как в те времена, когда, стуча указкой по таблице Менделеева, она отчитывала нерадивых учеников.

И так же, как нерадивый ученик, который не виноват, что родился бездарем в химии, но чувствует свою вину перед учительницей, Турецкий опустил глаза.

Беседа с домработницей принесла Турецкому мало объективной информации, зато дала массу субъективных наблюдений.

Как он и предполагал, по характеру Полина Лебедева была интравертом. Своими чувствами ни с кем не делилась. Домработницу держала на расстоянии – не допуская излишней фамильярности. Никакого распивания чайку вдвоем, никакого обмена сплетнями или последними новостями, услышанными по телевизору. Поначалу Аэлита Петровна не могла подстроиться под этот ритм. Ее учительская привычка все контролировать раздражала хозяйку.

Однажды произошел такой эпизод. Лебедева собиралась уходить. Домработница занималась уборкой.

– Куда вы собираетесь? – просто так поинтересовалась Аэлита Петровна.

– В Акапулько, – совершенно серьезно и очень любезно ответила Лебедева.

– Куда? – не поняла Аэлита Петровна.

– В Акапулько.

Взяла зонт, темные очки, взбила волосы перед зеркалом и захлопнула дверь перед носом обалдевшей бывшей учительницы.

Иногда Лебедева плакала, но Аэлита Петровна боялась спросить о причине ее слез. Иногда она уезжала надолго, и тогда у Аэлиты Петровны был отпуск, она приходила лишь полить цветы. Перед возвращением Лебедева всегда давала ей телеграмму, потому что любила возвращаться в свежевымытую и проветренную квартиру. Из поездок Лебедева привозила домработнице заграничные открытки и мелкие подарки. Из Австрии привезла набор надувной мебели. Из Англии – настоящую фарфоровую тарелку с изображением Биг-Бена.

Все свои вещи в шкафах Лебедева складывала сама. Очень не любила, если кто-то к ним прикасался. Однажды Аэлита Петровна взяла раскрытую книгу, оставленную хозяйкой на тумбочке у кровати.

– Я лишь хотела полистать, пока в стиральной машине не кончится программа, – вспоминала домработница. – И книжка-то была не какая-нибудь запрещенная, обыкновенная Агата Кристи. Только я ее взяла, входит Полина Павловна. Посмотрела на меня.

Глаза злые. «Вы всегда, – говорит, – берете читать чужие книги?» Я так расстроилась, чуть не расплакалась...

Разумеется, никаких фотографий в обнимку с премьером несчастная домработница в глаза не видела.

«У Лебедевой характер был – кремень, – думал Турецкий. – Она и лучшую подружку держала на расстоянии, как домработницу».

Вспомнив о Тусе, он набрал номер ее мобильного (уже пятый раз за день!), но голос оператора по-прежнему сообщал, что абонент либо выключил свой телефон, либо находится вне зоны досягаемости.

Отпустив удрученную домработницу восвояси, Турецкий решил по дороге в прокуратуру заскочить в агентство «Престиж» узнать, где сегодня Туся и нельзя ли ее разыскать на месте съемок, раз по телефону ее поймать затруднительно.

В агентстве, едва переступив порог офиса, он услышал голос вчерашней мужеподобной тетки. Она была в ярости. Ее хриплый бас разносился по коридорам, распугивая нимфообразных девушек.

– Эта дура мне заплатит за срыв! Я ее вышибу с треском к чертовой матери, примадонну хренову! – обещала кому-то тетка. – Возомнила о себе, кошка драная. Забыла, кому обязана всем в своей жизни?

Поймав на себе заинтересованный взгляд юноши, обремененного увесистой фотокамерой и потому подпирающего стену в позе поникшего цветка, Турецкий подошел к нему и тихо осведомился, что тут произошло.

– Да так, одна девица сорвала съемку, – пояснил поникший цветок.

– Не Туся, случайно? – догадался Турецкий.

– Вы ее знаете? – растягивая слова, удивился юноша. – Да, Туся должна была приехать к семи утра. Я жду, Эдик ждет, визажист ждет, все ждут – а ее нет, представляете! – возмутился поникший цветок таким тоном, словно речь шла о срыве мирной конференции.

– С ней и раньше такое бывало? – спросил Турецкий.

– С ней, в принципе, нет, но с другими... Звездная болезнь, знаете, – закатывая к потолку глаза, поделился юноша наблюдением.

У Турецкого тревожно заныло под левым нижним ребром.

Туся обещала встретиться и пропала. Такого раньше с ней не случалось.

– Где она живет?

– За ней уже ездили. Дома тоже никого, – сообщил собеседник. – И мобильный не отвечает, представляете? Какой ужас! О! – сладким голосом воскликнул он, переключая внимание на новый объект. – Приветик! И ты Тусю ищешь?

Турецкий обернулся и увидел того, к кому обращался поникший цветок: высокого парня в очках и бейсбольной кепке.

– Да, ищу, – подтвердил парень. – Она еще не появилась?

– Я бы тебе сразу сообщил, – сладко пообещал цветок.

– Вы знакомый Смирновой? – Турецкий тоже обратился к парню в бейсболке.

Тот посмотрел на «важняка», нахмурившись.

– Я ее друг.

– Мы можем поговорить? – кивнул Турецкий на дальний угол коридора.

Парень неопределенно мотнул головой и двинулся за ним. Юноша с фотокамерой, неприглашенный, тем не менее засеменил за ними следом.

– Э, э, – остановил его Турецкий, – тебя не звали.

– Так я и думал, – кротко вздохнул обиженный цветок и удалился на прежнее место.

Турецкий вывел друга Туси во двор дома, где располагался офис модельного агентства. Представился, показал свое удостоверение.

– Ваша подруга обещала сегодня со мной встретиться, – пояснил он ситуацию. – И пропала. У нее была информация по одному делу, которое я сейчас расследую.

– Да? – удивился парень. – Почему я ничего об этом не знаю?

– Вы когда видели Тусю последний раз?

– Вчера утром.

– Утром? – удивился Турецкий.

– Да. Она собиралась на съемки. Договаривались созвониться в течение дня, но я забыл включить телефон. А сегодня с самого утра мне стали звонить из агентства, разыскивать ее. Не представляю, что с ней могло случиться? Надеюсь, не авария?

Если парень не врал (а зачем ему врать?), то выходило, что Турецкий видел Тусю последним. Они попрощались у «Кафе на Ордынке» в одиннадцать вечера.

– Она одна живет? – продолжил «важняк».

– Да.

– Вы просто ее друг, или вы вместе живете?

– Мы вместе живем, хотя у каждого своя квартира.

– Вот как? Почему?

– Туся любит ванну, а я – душ, ей рано вставать на работу, а я всю ночь сижу в Интернете...

– Но в остальном вы друг друга устраиваете? – иронично закончил мысль Турецкий.

– Да, – не поняв иронии, серьезно ответил парень.

– Вчера около одиннадцати вечера я видел Тусю в клубе «Кафе на Ордынке», – сказал Турецкий. – Она собиралась ехать домой. Куда она должна была ехать, к себе или к вам?

– Ко мне.

– Вы удивились, что ее нет?

– Удивился, но подумал, что она поехала ночевать к подруге.

– Какой подруге?

– Полине, – ответил парень.