Золотой выстрел - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 57

И снова стал слушать Филя – нет ли напарника. Тишина. Вот тогда он спокойно уже взвалил довольно-таки увесистого малого на плечо и отнес в дом, на половину Сергея Светличного. Там он парня устроил в полусидячем положении у стены, связал по рукам и ногам, очистил карманы, чтобы знать, с кем имеет дело, и решил, что самое время и поговорить с... что там у него в ксиве написано? Игорь Сергеевич Рачонкин, семьдесят второго года рождения. Ишь ты, сопляк, а туда же!

Полведра воды на голову привели парня в чувство. Лампочка была неяркой, но Игорь щурился, будто от режущего глаза света. И на все вопросы отвечать отказался. А Филя и не считал себя мастером допроса. Он плюнул, покрепче затянул на Рачонкине веревки и спокойно отправился спать.

Утром же, по его звонку, прибыла команда «Глории», чтобы завершить операцию в Кратове.

Старики уже отошли от стресса, помогло и ночное происшествие, поэтому простились тепло. Не забыли поблагодарить и за наколотые дрова.

Сыщики уезжали спокойные, почему-то уверенные, что Соболев сюда больше не вернется. Да и не было здесь у него ничего такого, что было бы жаль оставить. Самый тщательный обыск так ничего и не дал. Хозяева больше не обижались, понимая, какой опасности нечаянно подвергали себя...

– Хотите знать, кто этот Рачонкин? – задорно спросил Грязнов. – Отвечаю. Подручный нашего киллера. Во время допроса ему подробно объяснили ситуацию, предъявили материалы следствия, после чего он назвал некоего менеджера Акимова, через которого, как через АТС, осуществляются у них практически все контакты. Иными словами, господа благодарные слушатели, – продолжал с некоторым пафосом Вячеслав Иванович, чувствуя, что уж его-то информация дала сто очков всей остальной, – если все идет по плану, то в настоящий момент очень может быть так, что наши коллеги в Москве уже колют основное звено в длинной цепи преступлений. Прошу оценить!

– Нет слов, чтобы выразить... – Турецкий поднялся, держа рюмку в вытянутой руке. – Друг мой Вячеслав, как обычно говорит другой наш друг – Костя, если, как ты сказал, так пойдет и дальше, то я просто уверен: через день-другой мы покинем наших гостеприимных хозяев, оставив о себе самые лучшие впечатления и воспоминания. А еще я хочу сказать со всей ответственностью...

Но его торжественную речь оборвали позывные мобильника.

– Черт возьми, – сказал Турецкий и достал трубку из кармана пиджака, висящего на спинке стула. – Слушаю.

– Добрый вечер, Александр Борисович, – услышал он чуть вкрадчивый голос Латникова. – Не разбудил? Не спите?

– Как можно, Валентин Евгеньевич! – Он назвал собеседника, чтобы друзья, сидящие за столом, поняли, чей звонок. – Да и время, в сущности, еще детское.

– Ну и прекрасно, раз вы так считаете. Просьба к вам. Я понимаю, денек выдался нелегкий, но тем не менее не смогли б вы подъехать ко мне сюда?

– Сюда – это, простите, куда?

– В резиденцию. На Каменный.

– А где это – Каменный? – Турецкий пробежал глазами по лицам друзей.

Маркашин стал что-то объяснять жестами, не издавая при этом ни звука. Этакая смешная пантомима.

– Да пусть этот вопрос вас не мучает, я сейчас пришлю машину, и вас привезут. А после увезут обратно. Ну раз не возражаете, жду. – И короткие гудки.

– Вот стервец! – с чувством сказал Турецкий. – И двух слов сказать не дал. Значит, так. Я еду, ничего не поделаешь. Но самое неприятное, что он знает, куда прислать машину. Повсюду глаза! А вы пока не расходитесь, ладно? Я узнаю, чего ему надо, а потом, когда вернусь, обсудим. Давайте, мужики, разливаем, а то там наверняка уже не тяпнуть... Ну, за Вячеслава! – Александр Борисович выпил, поставил рюмку на стол и ухмыльнулся: – А вечеринка-то удалась! Кто возразит?..

Глава пятнадцатая

ДУШЕВНЫЕ БЕСЕДЫ

Турецкий был приятно удивлен, обнаружив практически в центре шумного, четырехмиллионного города поистине райский уголок, куда, казалось, даже и не долетал шум с городских улиц. Газоны, низкие фонари, стриженый кустарник, много стекла и никакого бетона. Затянутый вьющимися растениями особняк словно сошел со страниц альбома об архитектуре и парковой культуре прошлых веков. Он и рассчитан был на то, чтобы создать соответствующее настроение у самых высоких гостей города – от английской королевы до... видимо, Латникова?

Александр Борисович не ошибся. Первым, кого он увидел, когда в сопровождении пожилого человека в смокинге прошел сквозь недлинную анфиладу ярко освещенных и богато оформленных комнат и оказался в гостиной с ярко пылающим камином и медвежьими шкурами на полу, был именно Валентин Евгеньевич, развалившийся в кресле у низкого круглого стола, заставленного всякими яствами и бутылками. Первый заместитель министра внутренних дел был без пиджака, который валялся на полукруглом диванчике в углу гостиной. Так же свободно чувствовали себя и трое гостей Латникова, расположившихся в не менее вольных позах в таких же креслах. Верхние пуговицы белоснежных сорочек расстегнуты, темные галстуки приспущены, пиджаки на спинках кресел.

Окинув быстрым взглядом присутствующих, Турецкий узнал только губернатора Алексеева, и то лишь потому, что видел его сегодня на вокзале. Двое других были явно незнакомы.

– А вот и сам Сан Борисыч! – не то чтобы радостно, но, во всяком случае, с приятной улыбкой провозгласил Латников и, чуть приподнявшись в кресле, протянул руку для приветствия. – Подвигайте кресло, прошу! – Он широким жестом указал на стол. – С Родионом Алексеевичем вы, кажется, уже знакомы?

– Да. – Турецкий протянул руку Алексееву, и тот, как и утром, вяло пожал ее, после чего Александр Борисович повернулся к незнакомым.

Сидевший ближе лысый и пухлый господинчик с животом, нависшим над брючным ремнем, живо пожал его руку и пробормотал нечто напоминающее «Петюню». А второй, пожилой и одетый с легкой небрежностью – вообще без галстука, рукава рубашки закатаны до локтей, – просто поздоровался и кивнул, ничего не произнеся при этом.

Пока Турецкий подкатывал к столу кресло на колесиках, шустрый официант вмиг освободил для него место за столом и поставил чистый прибор с целой грудой рюмок и бокалов самого различного назначения.

– У нас принято, чтоб каждый ухаживал сам за собой, – улыбнулся Латников. – Наливайте что по душе – водка, коньяк, всякая всячина, накладывайте и давайте еще раз... – Он тяжко вздохнул и поднял свою рюмку. – Помянем, что ли, усопшую душу!

– Да, – подтвердил Алексеев, приподнимая свою, – земля ему пухом, как говорится... Вы были нынче на похоронах? – спросил у Турецкого.

– А как же... Ну что, добрая память? – выпил водки, поставил рюмку и подцепил вилкой нежно-розовый пласт лососины. – А вы, надо полагать, тоже?

Вообще говоря, будучи на кладбище, Турецкий несколько удивился, не обнаружив среди провожающих ни высокого московского гостя, ни местного губернатора. А спросить об этом у вдовы было просто неприлично.

– Да-а... – как-то не очень уверенно протянул Алексеев. – Но не в церкви. Не понимаю я этих... Со свечками, понимаешь, в руках, – явно передразнил он бывшего президента. – Сперва храмы под топор, а после свечки палим... Мы с вашим начальством, – он кивнул на Латникова, – гражданскую панихиду провели. В институте, где Анатолий ректором был. А на кладбище – там столько крикунов собралось... Решили не обострять. Ну и как там?

Турецкий пожал плечами. Как? Да никак. Отпели и зарыли. А вот господин губернатор пенку дал! Не мог он не знать, что Латников никакой не начальник Турецкому. А сказал. Зачем?

Лысый толстячок между тем поднялся и склонился над губернатором, что-то шепча тому на ухо. Губернатор кивнул, и толстяк «Петюня», сделав знак пожилому, подхватил свой пиджак и ушел, на прощанье слегка махнув рукой. Пожилой последовал за ним.

«Ага! – сообразил Александр Борисович. – Оставили для конфиденциального разговора...»

– Закусывайте, закусывайте, – гостеприимно предложил Латников, но тут же задал вопрос: – Как там обстановка-то была?