Золотой выстрел - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 70
– Чисто сработано, – не мог не признать отчего-то вдруг успокоившийся Сергей Соболев. Он обернулся, печально посмотрел на дом и скорбно повесил голову.
– Ваша беседа с Монаховым, Сергей Леонидович, записана на пленку. Но у нас к вам масса вопросов. Вы захотите сразу на них начать отвечать или вам необходимо время, чтобы обдумать собственное положение? – Грязнов был до того вежлив, что даже сам себе противен.
– А чего обдумывать? Яснее не бывает. А так, может, удастся от бессрочной отделаться. Хоть какая-то польза...
– Логично. Тогда поедемте побеседуем. По душам... Виктор, – обернулся к Гоголеву, – постановление прокурора на обыск в доме Монахова у нас имеется, поэтому давай тоже не будем тянуть время, посылай туда ребят. А самого забирай к себе, в одиночку. И чтоб ни одна живая душа к нему не проникла. Нету его. А кто захочет, пусть попробует найти. Ах ты гусь лапчатый! – покрутил головой Грязнов, глядя на Монахова, который уже пришел в себя, но старательно притворялся, что силы его полностью оставили. – Правильно тебя твой дружок охарактеризовал, Никонов-то Федор Акимович. Шакал, говорит, вонючий, но зубы гиены. Похоже. В машину его! – И вдруг захохотал.
Гоголев посмотрел вопросительно.
– А ты что, так и не понял?! – закатывался Грязнов, хлопая себя по ляжкам и приседая от смеха. – Это ж кому рассказать! Они, – Вячеслав стал тыкать пальцами в качков, – сами же и оплатили нашу операцию!
Рассмеялся и Гоголев. А за ним бойцы спецназа, успевшие «отовариться». Неожиданно для себя засмеялся и Соболев.
– А ты говорил – разборка! – хохотал Грязнов. – Да у вас в Питере все через жопу!.. Ох, страсти небесные!..
Эпилог
ВСЕМ... ПО СЕРЬГАМ
В одном купе они оказались случайно.
Впрочем, как сказать... Если мыслить философскими категориями – а Турецкий кое-что все-таки помнил из давно пройденного курса вузовских наук, – то многие явления, необходимость которых и ежу понятна, в своей поразительной неповторимости выступают как случайные. Об этом довольно много, и небезуспешно кстати, рассуждали классики марксизма-ленинизма. И студенты не могли пренебречь их философскими изысками.
Поэтому и телефонный звонок Кости Меркулова, который поначалу Александр воспринял как некую похвалу – и двух недель не прошло, а вот вам и заказчик, и исполнитель, нате, на блюдечке, в кои веки подобное случалось?! – таил в себе нечто большее. Молодец, и ты, и вся твоя команда хорошо сработали, но... Разве дело уже закончено?
Очень подмывало сказать: Костя, остальное политика. Это уже не по моей части. У вас у всех много звезд, вы высоко сидите, общаетесь с богами, вам и карты в руки. И Костя, даже на расстоянии чувствуя возражения Александра, поторопился сказать, что в данный момент от Турецкого никаких подвигов не требуется. Надо просто сесть в поезд и приехать в Москву. Имея в виду при этом, что соседом по купе может случайно оказаться Валентин Евгеньевич Латников. Президент изволил пожелать его увидеть. Возможно, и в связи с необходимыми уже перестановками в Министерстве внутренних дел. Ну чего тут трудного?
И еще одно обстоятельство. Желательно, чтобы прощание с питерскими коллегами, да и с тем же Грязновым, происходило не на вокзале, тем более не у вагона. Демонстрации трудящихся тоже ни к чему. Спокойно, Саша. Заходи в купе, садись. Неожиданно увидев соседа, можешь удивиться. Но в меру. Ты же солидный человек...
Сильно подозревал Александр Борисович, что его совсем не случайно избрали для этой, мягко выражаясь, неблагодарной и неблагородной миссии. Отвлекающий маневр? И это вполне могло быть.
Он еще спросил: может, какие-то материалы с собой захватить? На что Костя неуверенно заметил, что вряд ли в них сейчас появится острая необходимость. То, что надо, в прокуратуре уже имеется. Это он явно имел в виду протоколы допросов Соболева и Монахова, проведенных по горячим следам. Мудрый Монах, еще следуя в камеру-одиночку, успел сообразить, что роль заказчика ему ну никак не подходит. И еще понял, что если он станет действительно нужным Гоголеву с Грязновым, то никакой Латников до него не дотянется. А уж об Алексееве с его личным банкиром и говорить не приходится.
Турецкий, конечно, подозревал, что открывшиеся обстоятельства произведут эффект красиво рванувшей бомбы. Но ему меньше всего хотелось стоять рядом с эпицентром взрыва – не осколком заденет, так дерьмом заляпает. Ан нет, Косте все привиделось иначе...
Грязнов в своем понимании дела был чист, как младенец. И наивно-искренен.
– Они что, не могли послать с ним парочку чекистов, что ли? На хрена тебе, Саня, баян, когда ты туговат на ухо?
Однако по рюмашке перед отъездом таки взяли. По двум причинам. Во-первых, чтоб пахло. Легкий кайф снимает подозрения. А во-вторых, и это было главным, за скорое возвращение. Как в детской песенке-считалке: туда-сюда-обратно, тебе и мне приятно. Ты уж сделай нам всем одолжение, Саня, не задержись. Ибо, если все сыграно правильно, не исключено, что в самое ближайшее время прокуратуре придется просить Федеральное собрание дать свое согласие на привлечение к уголовной ответственности самого господина губернатора. А это уж точно не хухры-мухры...
Вот таким образом они «случайно» и встретились.
Турецкий все думал: почему поезд, а не самолет, скорее ведь. И еще грела грешная мыслишка: вдруг встретится та симпатяшка стюардесса с игривыми глазками и всем остальным! Александр Борисович был уже в том возрасте и в том положении, когда от нечастых подарков судьбы не отказываются. Это раньше – подумаешь, большое дело, не сегодня, так завтра, а нынче – шалишь...
Но из канцелярии губернатора – вероятно, по указанию из Москвы – принесли билет на ночной поезд, на «Стрелу». Такой же билет, как выяснилось несколько позже, был вручен и Латникову.
Последнего, естественно, провожали. И Турецкий понял, что имел в виду Костя, говоря о ненужности демонстраций.
Латников удивился. Турецкий – тоже.
– Какие дела? – спросил Валентин Евгеньевич.
– Начальство зовет, – пожал плечами Александр.
– А вас, смотрю, проводили, – понимающе улыбнулся Латников.
– А-а... Есть маленько. – Турецкий помахал ладонью у рта. – Традиция...
– Ну так, может, и не станем ее нарушать? – покровительственно предложил заместитель министра.
Турецкий настолько неуверенно пожал плечами, что вызвал буквально взрыв веселья. И логика Латникова была понятна: ну зачем может президент срочно вызвать к себе первого зама только что погибшего министра? И дураку ясно! Чего ж не ликовать в предвкушении?
Угощал, естественно, Латников. Он помнил очередность. Он уже однажды был гостем, теперь его ход. Коньячок оказался отличным. Да ведь заместителей министров другим и не положено угощать.
Между делом Валентин Евгеньевич поинтересовался, как продвигается расследование, но даже мимоходом не упомянул о том, что Турецкий всучил-таки ему «куклу». И тут логика была ясна. Латникову, судя по всему, требовался сам факт наличия у себя на столе уголовного дела, а в его суть он и не собирался вникать. Да и кто нынче потребует от куратора большего?
Турецкий ответил на вопрос неохотно:
– Движется. Да вы ж в курсе... Подобные дела годами расследуются.
– Да, к сожалению, – подтвердил Латников и вдруг резко сменил тему: – Слушайте, Александр Борисович, все хотел у вас спросить, да как-то не совпадало, что ли... Вот вы, помнится, там, в этом дурацком дворце... ну когда на Валентину чуть не совершили покушение... вы ее охранников назвали... дай Бог памяти... а, бодигарды. Это что? Я у кого ни спрашивал, не знают, пожимают плечами. Просто из праздного интереса, а?
– Наш народ, Валентин Евгеньевич, отучен по словарям лазить. Нас с вами учили, верно? А им уже не нужно, им торговать надо... Тут, понимаете, смесь английского с французским. Боди по-английски – тело. Или же одежда такая женская, для гимнастики, в обтяжку, видали, поди. Ну а гарда – это от французского, – знаете, такая чашечка у шпаги для защиты руки. Буквально – охрана. А все вместе, грубо говоря, охрана нижнего женского белья. Понимаете, о чем я?