На штурм пика Ленина - Никитин В. Н.. Страница 15

Оставался один выход: «Лезть на стенку».

Надо было подниматься по осыпи и над крутым обрывом, где осыпь была несколько тверже, сделать тропу. Полезли. Бархаш начал рубить ступеньки, но взял слишком высоко, и ему пришлось спускаться вниз на вырубленные Нагумановым ступеньки. Крыленко почему-то решил обходить это место хребтом, гребень которого ему показался близким, и он лез все выше и выше. Мы были уже на другой стороне осыпи, когда он сверху жалобно закричал: «Ребятки, анероид оторвался». Но у каждого лицо было покрыто мертвенной бледностью, ноги дрожали от напряжения и каждый, вероятно, думал: «Черт с ним, с анероидом. Надо было беречь. Да и другой есть, – неважно».

Николай Васильевич, видя нашу неохоту идти к нему, скатился на ледорубе вниз, опять поднялся и вскоре был с нами. Вместо анероида он принес стекла барометра и коробку с циферблатом анероида, показывающего давление больше 8000 м. Вид у Крыленко был, пожалуй, не лучше, чем у всех нас, но он бодрился и все твердил, что надо идти и идти, все выше и выше. Вскоре в защищенном от ветра местечке, у берега большого ручья, вблизи ледниковой стены, похожей на кремлевскую своими колоннами и башнями, на высоте 4600 м была объявлена остановка и постоянная база, где решили дневать.

Ночь была прекрасна. Звезды и луна лили свой свет на фирновое поле, отчетливо вырисовывающееся перед нами. После горячего ужина все легли спать. «Мальцы» спали в одной палатке с Бархашом, киргизы – в другой, топографы – в третьей, я в палатке с продовольствием, а Крыленко расположился возле палатки в своем пуховом прекрасном спальном мешке. Так он хочет спать до максимальной высоты, «покедова не вгонит в палатку мороз» – говорил он.

Приятно было после такого трудного перехода развалиться в палатке, да еще в спальном мешке отечественного производства и утепленного простым шерстяным одеялом.

Утром мы проснулись в снегу так же, как и в прошлую ночь. Снег завалил палатки и Крыленко; у него из отверстия в спальном мешке для головы курился парок, точно у медведя из берлоги в холодный зимний день.

Нам предстояло идти обратно по вчерашнему пути, на вчерашнюю базу Северо-Западного ледника.

Двое – Крыленко и Бархаш – остались расследовать дальнейший путь, что являлось прямой необходимостью, как заявили они, а мы двинулись обратно.

Для обхода вчерашнего препятствия мы решили воспользоваться не верхом, а выемкой в крутом твердом обрыве, спускающемся в котловину, Джармат же прошел верхом. Стах, и так маленький, а скорчившись, сделавшийся еще меньше, привязанный веревкой, конец которой был у меня в руках, прошел по выемке, разработав несколько тропу, за ним Арик, а потом, крепко привязавшись, я. Этот проход был значительно легче, чем поверху. И дальше мы не воспользовались вчерашним путем по руслу ручейка, а поднялись на плато и по нему, по ровному травянистому, а потом по гладкому твердоилистому полю, очень напоминавшему нам большую футбольную площадку, часа через полтора достигли верха Северо-Западного ледника, который и перевалили, выйдя прямо в лощину. Через час пути после ледника достигли базы 4300 м. На путь, отнявший у нас вчера весь день и столько сил, сегодня понадобилось только 3,5 часа.

Пообедав, мы все, нагруженные дровами, рисом, сахаром, консервами и палатками, отправились на 4600 м, куда и пришли к вечеру. Груз волоком на веревке перебросили через ледяную котловину, из веревок же сделали нечто вроде перил над выемкой, и все прошли низом по ней, опять-таки обходя трудный путь поверху. Выход дальше был назначен на завтра рано утром. Утро, однако, началось бедою. Самый рослый, сильный, здоровый и расторопный носильщик киргиз Джармат в ночь заболел горной болезнью. Голова у него была перевязана тряпкой со снегом и вид был действительно ужасный. Он был бледен, под глазами были большие синие круги, а рот все время кривился. Ему дали лекарств, но положение от этого не улучшилось. Несмотря на скверное состояние, он все же решил идти с нами выше.

Оставили здесь одну палатку и часть продовольствия. Через каких-нибудь полчаса пути «кремлевская стена» ледника преградила наш дальнейший путь. Преодолев первое препятствие, перевалив стену, мы очутились между причудливых ледяных глыб прекрасного голубого и ярко-белого цвета. Они были наворочены друг на друге и иногда длинными пиками уходили далеко ввысь. Местами лед, по которому мы теперь шли, был изборожден голубыми трещинами, иной раз засыпанными снегом и открывающими свои широкие пасти при вступлении на твердый наст, образующий непрочный снежный мост.

Не видя ледников, трудно представить себе всю их величавую красоту, очень трудно передать чувства, которые охватывают человека. Ледник живет своей особой жизнью. При ярком свете солнце дает максимум тепловой энергии своих лучей, свободно пронизывающих разреженный воздух. Потоки воды ручейками и большими ледниковыми речушками стремительно несутся вниз по леднику и с шумом скатываются в глубокие воронки, называемые «мельницами». Вода задерживается в больших воронках, образуя ледниковые озера, прозрачная поверхность которых иногда пугает своей черной, как бы бездонной, глубиной. Большей же частью вода через многочисленные проходы просачивается до самой почвы и там, сливаясь в большую реку, с шумом вырывается на волю в конце ледника. По самой середине ледника змейками проходят 3 серые морены.

Сейчас мы находимся в самом центре ледопада. Нас окружали гребни, на которые приходилось подниматься и снова «скатываться» или рубить для спуска ступени, или же обходить, делая при этом большие петли. Больших трудов стоило нам миновать эти хаотические нагромождения льда и выйти на срединную морену, идущую, видимо, с самого низа ледника.

Теперь подъем становился не крутым и путь, чем дальше, тем был легче. Ледник ровным полем раскинулся перед нами. Впереди виднелись две громадные черные скалы, отчетливо выделяющиеся своим темным цветом на белом фоне фирнового склона пика Ленина. Под этими скалами была намечена очередная остановка и база. Дальше открывалась совершенно гладкая поверхность фирнового поля.По фирну пойдем мы завтра, но сегодня он, недосягаемый, был далеко и манил своей блистающей гладью. Фирновое поле—это конец ледника. Это поле, которое предшествует по обыкновению непосредственному восхождению на вершину. Фирн, который сейчас виден на изогнутом склоне пика Ленина и на поле до седловины, а чуть западнее – на громаде пика Дзержинского,– вот что предстоит нам преодолеть впереди. Фирн – это не лед, но и не снег; это что-то среднее между льдом и снегом. От действия солнечных лучей поверхность снежного поля начинает подтаивать, капельки воды просачиваются вниз и, пропитывая снег, превращают его в ледяные зерна, – это и есть фирн. Кроме того, ночью теплота, полученная поверхностью ледника, так же быстро отдается атмосфере, и фирн, а также вода на поверхности смерзаются, образуя ледяные кристаллы. Утром, при восходе солнца особенно великолепное зрелище представляет собой фирновая поверхность ледника, сверкающая всеми цветами радуги.

По пути на морене раза два встретили пустые банки из-под консервов с этикеткой мюнхенского происхождения. Это следы немецких альпинистов, бывших здесь в прошлом году.

Наконец, мы достигли подножия скалы, где и раскинули базу. Джармат дошел с трудом, да и то с помощью товарищей, разделивших его груз между собой. Он выглядел еще хуже, и было ясно, что на такой высоте он не работник. Лучше было спустить его, что и пришлось сделать на следующее утро.

Ночь была морозная. Звезды, казавшиеся здесь чрезвычайно большими, предсказывали на завтра хороший день.

Утром, освежившись ледяной водой, начали готовиться к решительному бою. Предстояли восхождение с 5000 на 5800 м, до седловины, ночевка там и восхождение на самый пик.

Каждый лишний килограмм или даже лишние 100 – 200 г – верный шанс к тому, что высота сразу же выведет альпиниста. Поэтому груз на каждого рассчитывался пограммно и все, что было не очень нужно, бросалось здесь. Бархаш сидел и считал куски сахара, которого на высоте полагалось до 15 кусков в день на человека, плитки шоколада и прочие вещи общего пользования, деля их на число поднимающихся. Число же поднимающихся было весьма ограничено.