Измерение кинетического червя - Николаенко Андрей. Страница 7

После того как друзья ушли, Петя решил разобрать груду распечаток, которую он вместе со старыми дискетами засунул подальше в истерической попытке навести порядок в комнате, приобретшей к моменту визита гостей довольно неряшливый вид. Он стал разбирать груды листов, исчерканных вдоль и поперек фрагментами алгоритмов и всяческими схемами, и пачки дискет, половина из которых давно уже не читалась.

На глаза ему попались два листа А4, исписанные кривым почерком. Это было старое задание по информатике, принесенное ему когда-то Натальей Федоровной. С обратной стороны листов уже Петиным почерком было начеркано нечто невразумительное, так как Петя писал всякий раз на том, что лежало под рукой, используя каждый кусочек свободного пространства. Он ностальгически усмехнулся и еще раз пробежал глазами свои записи. В них вполне могло быть что-то важное, что он мог записать и тут же забыть.

Ему попался номер «1a», обведенный кружком. Петя не мог вспомнить, что он означает и для чего был записан. Потом он нашел номер «26», и тогда стало понятно — это был перевод чисел в 16-ричную систему счисления. Число 16 вызвало какую-то непонятную ассоциацию. Дом 42, кабинет 16… Петя достал бумажку с адресом. Шестерка выглядела так, что вполне могла быть и небрежно выведенным нулем. 16 — это 10. Нет, не то. 42 в шестнадцатеричной системе — это… 2a! Лоховский переулок, 2а!

Часто забилось сердце. Откуда-то появилась уверенность, что он только что решил очередную задачу своего непонятного квеста. Оставалось только проверить, есть ли в Лоховском переулке дом 2а. На улице уже темнело, и Петя решил сегодня никуда не ходить. Завтра утром.

Он лег спать и, против ожиданий, спал крепко и спокойно всю ночь, а утром проснулся легко и рано.

Петя посмотрел на часы. Половина одиннадцатого. Самое время для нанесения визита в любую организацию. Он стоял около дома 2а, который оказался черт знает где в глубине извилистых переходов между дворами, но тем не менее принадлежал Лоховскому переулку. Хорошо, бабушки подсказали дорогу. Собственно, это было недалеко от места, где его высадил кавказец в джипе.

Дом представлял собой двухэтажную блекло-розовую коробку старой постройки, с высокими потолками и зарешеченным рядом окон первого этажа. Обойдя его, Петя нашел один-единственный торцевой подъезд с поросшими мхом бетонными ступенями под ржавым металлическим козырьком, подпертым такими же ржавыми трубами. Трафаретная табличка рядом с входной дверью гласила: «ЖЭУ Љ4». Снаружи было слышно, как за некоторыми окнами стрекочут принтеры.

Петя потянул на себя дверь, обитую неровными листами крашеной в голубой цвет жести, и попал в типичный учрежденческий коридор, с наслоениями стертого до дыр желтого линолеума на полу и рядом дверей вдоль обеих, обшитых исцарапанными листами ДВП, стен. Внутри находилось несколько человек. Все они стояли, прислонившись к стенке, кроме старушки в очках с толстыми бифокальными линзами, примостившейся на единственном исправном из четырех сбитых в секцию деревянных стульев с опрокидывающимися сидениями, обтянутыми рваным синим дермантином. Высокая девушка с длинными светлыми волосами, отрешенным взглядом и ушами, заткнутыми дисками оранжевого поролона, из которых даже на расстоянии доносилось лихорадочное «тс-тс-тс», выстукиваемое тарелочками ударника. Хмурый плотный мужик в коричневой кожаной куртке и кепке, со свернутой газетой в руке. Усталая мать с вертлявым сыном, стоявшие в дальнем конце коридора у окна, забранного крашеной в голубой цвет решеткой.

Сопровождаемый взглядами нескольких пар глаз, Петя медленно пошел по коридору, рассматривая таблички на дверях. Отсюда стрекот принтеров слышался громче. Одна из дверей неожиданно открылась, и из нее вышел невысокий лысоватый человек в несвежем синем костюме и бежевой рубашке с асимметрично расположенными половинками расстегнутого воротника. В руке он держал граненый стакан, наполовину заполненный влажной массой спитой чайной заварки. Остановившись, человечек слегка качнулся назад, вздернул побородок и посмотрел на Петю из-под сонно опущенных припухлых век. Получалось, что хотя он и был маленького роста, но смотрел все-таки сверху вниз. Он молчал, и Петя направился дальше, но уже из-за спины человечек спросил:

— Вы к кому?

— Да я, собственно, и сам не знаю, — поворачиваясь, неуверенно ответил Петя. — Мне в метро дали вот это… — он протянул человечку листок. Тот, едва взглянув на бумажку, схватил Петю за локоть и неожиданно сильно протащил его несколько шагов вперед по коридору.

— 10-й кабинет, ОАС, — сказал он, махнув рукой со стаканом вперед, отпустил Петин локоть и зашел за обшарпанную деревянную дверь с застарелыми потеками сырости.

10-й кабинет оказался в самом конце коридора, слева от окна. Напротив него стоял мальчик лет шести-семи. Запрокинув голову, приоткрыв рот и кривя губы, он смотрел на табличку. Одновременно он дрыгал коленями, совершая мелкие и частые приседания, и поворачивал туловище влево-вправо, обхватив руками свои локти за спиной.

— О… А… С… Мам! Маа-м! А что такое О-А-С? — пронзительно-писклявым голоском вопросил ребенок. Мать, как будто не слыша его, задумчиво смотрела в пол, опершись о подоконник, бугристо выкрашенный все той же голубой краской, застывшей бахромой твердых капель вдоль нижней кромки.

— Маа-м! Ну мам! Ну что такое О-А-С? — нудил мальчик. Казалось, что ему вовсе не нужен ответ на этот вопрос, он задает его лишь потому, что таков способ его существования. Было нечто жуткое в этой сцене, когда гипертрофированная активность сына уравновешивалась полным бездействием матери, но и то, и другое абсолютно ничем не отличалось друг от друга, ибо не меняло ничего и не зависело ни от чего.

Когда Петя приблизился к двери, мальчик нехотя отошел к матери, не отрывая взгляда от Пети. Губы его словно жили сами по себе и продолжали шевелиться, задавая вполголоса все тот же вопрос, обращенный в пустоту.

— Вы сюда стоите? — спросил Петя у женщины, кивнув головой на дверь. Та покачала головой.

Петя осторожно постучал в дверь, и, не дождавшись никакого ответа, потянул ее на себя. Ему открылся кабинет, режущий взгляд скрытым диссонансом. Пол застелен обычным старым пузырящимся линолеумом, имитирующим двухцветный паркет. Потолок с въевшимися ржавыми пятнами потопов. Стены выбелены бледно-салатовым цветом сверху, и голубовато-зеленым — снизу. Диссонанс создавали два массивных двухтумбовых стола из дорогого темного дерева и стул из хитро выгнутых никелированных трубок и черной кожи, стоящий точно в центре комнаты. Они были словно выдернуты из глянцевого каталога офисной мебели и смотрелись крайне чужеродно.

За дальним от входа столом сидел человек лет сорока пяти в строгом черном костюме и приспущенных на кончик носа очках в толстой роговой оправе. Склонив голову, он что-то быстро писал на белом листе бумаги, рядом лежало несколько таких же, уже исписанных листов. Кроме того, на столе находились стопка книг и журналов и черная вертящаяся башенка конторского набора, ощетинившаяся ножницами, линейкой, степлером и другими малопонятными приспособлениями.

— Можно? — спросил Петя.

Человек кивнул головой, не отрываясь от письма, и кончиком ручки ткнул в сторону стула. Петя прошел в середину комнаты и устроился на круглом черном сиденьи, разглядывая окружающую обстановку. Слева от стола, за которым сидел человек, находилась обитая бордовым дермантином дверь, ведущая в смежную комнату. Справа, около окна, стоял неработающий масляный обогреватель. В углу, справа и сзади от Пети, находился узкий высокий шкаф из того же темного дерева, набитый папками-скоросшивателями.

— Давайте.

Петя отвлекся от разглядывания маленьких ржавых гвоздиков, забитых в узкую полоску жести на стыке полотен линолеума. Человек продолжал писать, склонив голову, но его левая рука вытянулась вперед, словно он хотел что-то взять. Петя открыл было рот для вопроса, но решил сначала кое-что проверить. Он привстал со стула и протянул человеку синий листок, приобретший к этому времени еще более помятый вид. Человек отвлекся от своего занятия и посмотрел на листок. Затем он поднял на Петю непонимающий взгляд поверх очков.