Русский экзорцист - Николаев Андрей. Страница 30

— Надо бы сюда почаще заходить. Систему эту я понял, — он покрутил в воздухе пальцами, изображая рулеточное колесо.

— Эх, Витя, эту систему со дня ее изобретения еще никто не понял. Поехали домой.

Ночь шла наубыль, небо между крышами из темного, подсвеченного рекламой и уличным освещением, становилось тускло-серым, словно старая школьная доска. Звезды пропадали, как ненужные формулы, стертые тряпкой уборщицы.

— А может, прогуляемся? — неожиданно предложил Витек, — сто лет в центре не был.

— Давай, — согласился Волохов.

Пешком они дошли до Маяковки. Витек снял пиджак и забросил его на плечо. Не сговариваясь, влезли в один из первых троллейбусов. Сонный водитель не спешил, но на безлюдных остановках даже не притормаживал.

Поливочные машины смывали пыль и мелкий мусор в водостоки.

Возле метро «Аэропорт» Волохов попросил водителя остановиться.

— Ну, что, Паша, хорошо бы это, того… — подмигнул Витек, — и закусить!

— Что, с утра пораньше водку пьянствовать? Нет уж, уволь, — огорчил его Волохов, — но закусить можем.

В ночном магазинчике он купил еды. Угрюмая продавщица оживилась, увидев покупателей в вечерних костюмах.

— Ну, хоть лосьона «Огуречного» давай возьмем, — не отставал Витек.

— Парфюмерия еще не работает. Слава богу.

Витек с тоской оглядел ряд бутылок.

— А вот шампанского, мальчики, — предложила продавщица, показывая на коробку с двумя бокалами и бутылкой сомнительного напитка.

— Вот это можно, — согласился Волохов, — поскольку мы с тобой сегодня были заняты исключительно получением удовольствия, то…

— Я был занят получением пинка под зад и еще и заплатил за это, — буркнул Витек.

— … то закончим разгульную ночь шампанским.

В тихом зеленом дворике открыли бутылку. Витек от бокала отказался. Глотнули, заели шоколадкой и пошли дальше.

— Эх, не по мне эта газировка, — бубнил Витек, в очередной раз поднося бутылку ко рту.

Шампанское, не желая попадать внутрь его страждущей натуры, пузырилось и текло по небритому подбородку и жилистой шее за крахмальный воротник рубашки.

— На вас не угодишь, друг мой, — произнес Волохов, делая глоток из бокала. — Уже и шампанское не доставляет вам удовольствия.

— Просил ведь: достань «Огуречного» или «Розовой воды», — угрюмо бормотал Витек.

— О, — не слушая его, воскликнул Волохов, — вот человек, тоже несомненно занятый получением удовольствия. Посмотри, с каким энтузиазмом она это делает!

Краснощекая толстая тетка с сумками и пакетами в руках стояла в садике возле пятиэтажки и, не обращая внимания на ранний час, голосила на всю округу, обращаясь к окну на четвертом этаже.

— Верка! Вер!! Верка, мать твою!!!

— Тройное воздействие на слуховые рецепторы упомянутой Веры, я думаю, будет более продуктивным, — заметил Павел, прихлебывая шампанское.

— Чего?

— Помочь, говорю, надо — перевел Волохов.

— А-а, это можно.

Когда тетка в очередной раз открыла рот, собираясь позвать тугую на ухо подругу, «соавторы» заорали что было сил:

— Верка, мать твою!

Тетка шарахнулась в сторону, роняя пакеты.

— Нажрутся с утра.

Волохов проводил удалявшуюся рысью тетку удивленным взглядом.

— Опять не угодили…

Все-таки Витек уговорил его купить водки — иначе, мол, после стольких переживаний, никак не заснуть. Махнув стакан, он раскинулся на траве и скоро захрапел. Волохов, проклиная бюрократию, сходил на почту и целый час строчил отчет, исписав несколько листов бумаги. Бросив отчет в почтовый ящик, он вернулся на полянку, улегся под куст и заснул, надеясь проспать до вечера.

Телефон разбудил его через два часа.

— Волохов, нам надо встретиться, — не здороваясь, сказал Александр Ярославович.

Голос его был сух и неприятен.

— А подождать нельзя? — сварливо спросил Волохов.

— Нет. Жду на Манеже, у памятника Жукову, — коротко сказал, будто скомандовал Александр Ярославович и дал отбой.

Волохов выругался. Тень, в которой он заснул, переместилась, и солнце здорово напекло голову. Витек дрых без задних ног.

На метро Волохов приехал на Охотный ряд и вышел к Манежу. Духота давила и изматывала. На небе не было ни облачка и народу на площади возле торгового центра, несмотря на дающие призрачную прохладу фонтаны, было немного. Возле памятника маршалу Павел увидел высокую фигуру Александра Ярославовича. На этот раз тот был в форменной рубашке с коротким рукавом и в фуражке с высокой тульей. Придирчиво рассматривая скульптуру, он заходил с разных сторон, то приближаясь, то отходя от нее. В заложенных за спину руках он держал тонкую кожаную папку с затейливым тиснением и изящным замком благородного металла.

Поприветствовав подошедшего Волохова небрежным кивком, полковник указал на скульптуру.

— Странное ощущение, будто что-то не так. А что именно — не пойму, — озадаченно сказал он.

— Вы меня вызвали, чтобы оценить достоинства современного искусства?

— Нет, здесь я уж как-нибудь сам разберусь, — ядовито сказал Александр Ярославович. — Я пригласил вас оценить достоинства произведения другого жанра. Эпистолярного, с позволения сказать. Пойдемте-ка, присядем.

— Надо же, как все просто, — пробормотал Волохов, следуя за полковником к фонтанам манежа, — стоило вас рассердить, и вы стали обращаться ко мне на «вы».

— Будьте любезны присесть, — Александр Ярославович указал на скамейку возле полусферической карты мира.

Волохов устроился на жестком сиденье, забросил руки на спинку скамьи и с вежливым ожиданием уставился на собеселника. Он уже догадался, о чем пойдет речь. Некоторое время полковник стоял перед ним, покачиваясь с пятки на носок и с плохо скрываемым раздражением разглядывал небрежно развалившегося Волохова.

— Вы не догадываетесь, милейший, о чем пойдет речь? — с сарказмом спросил он. — Почему я вынужден просить вас пожаловать на встречу?

Павел улыбнулся широкой радостной улыбкой дебила, получившего леденец, и удивленно всплеснул руками.

— Александр Ярославович, дорогой вы мой! Если какие-то неприятности, так я со всей душой помогу! Вы ж мне как отец! Ну, как приемный отец, — поправился он, увидев, что полковника передернуло.

— Ты мне уже помог, — рявкнул Александр Ярославович, выхватывая из-за спины папку и тыча ею в нос Волохова. — Это что? Что это, я тебя спрашиваю?

Волохов подался вперед, внимательно разглядывая папку.

— Это папка для бумаг, — сказал он наконец с облегчением человека, решившего трудную задачу.

Александр Ярославович как-то сник, покачал головой, будто иного и не ожидал, и уселся рядом с Волоховым. Сняв фуражку, он бросил ее рядом на скамью и, открыв замок, достал из папки бумаги. Павел узнал свой доклад и подавил смешок.

— Узнаешь? Узнаешь, — констатировал полковник, покосившись на него. — Я не успел сам прочитать и передал наверх. Мне вернули эти бумаги и посоветовали научить сотрудников писать доклады. Причем посоветовали в таких выражениях, что…

— Не может быть. Я постарался сгладить наиболее острые…

— Ты сгладил. Так сгладил, что непонятно, о чем речь, а то, что понять можно, не вызывает, мягко говоря, уверенности в успехе операции. Как это вот понимать, — полковник перелистнул несколько страниц, — ага, вот: « … и сказал прислужнику, шарик бросающему, что работая в этом храме греха, порока и разврата, и помогая Маммоне уловить в сети свои неокрепшие души людские, губит он душу собственную. И уличил он прислужника в содомии богомерзкой, ибо порок сей на челе его столь ясно отпечатан, что не узреть знак тот может только не пожелавший увидеть!» — конец цитаты, — с горечью сказал полковник. — Это отчет, я тебя спрашиваю? Это выдержки из «Жития и страдания первых христиан в языческом Риме», а не отчет.

— А что я должен был написать? Как Витек сказал крупье, что он пидор мокрожопый…

— Как, как? — неожиданно ухмыльнулся Александр Ярославович.

— Именно так. Он и еще много чего сказал. Но давайте по порядку. Я нашел схрон.