Брачный сезон или Эксперименты с женой - Николаев Константин Николаевич. Страница 75
Понятно. Он просто не хочет, чтобы Маша подумала, что я провел эти сутки с ним. Что за человек! Лишь бы не потерять свой имидж джентльмена!
– Ну и черт с тобой! – вспылил я.
– Неблагодарный! Если хочешь, дам тебе совет: не препирайся, но и не соглашайся ни с чем. Стой на чем-нибудь одном, и баста!
Это я уже где-то слышал.
– Благодарствую, батюшка, – ответил я. – Вам бы мои проблемы!
– Нет уж, увольте, я имел удовольствие продегустировать это в свое время…
С каждым шагом я приближался к развязке. Однако страха больше не чувствовал, я вообще ничего не чувствовал. К подъезду тащился живой труп. Ноги в тапочках преодолели лестницу и остановились перед дверью.
Что может облегчить мои страдания? Только если я открою дверь сам, а не буду звонить. Какое счастье, что ключ у меня на резинке (эту привычку я позаимствовал у школьников и банщиков). Вон он, болтается на щиколотке под тренировочными штанами. Нагнувшись, я разорвал резинку – продевать сквозь нее ногу сил уже не было. Легкий поворот, щелчок, и дверь тихо подалась.
– Уже одиннадцать, а его все нет! Целые сутки! – услышал я визгливый голос мадам Еписеевой. – Может, он любовницу завел? Ушел-то с деньгами!
– Успокойся, доченька, зачем сразу думать о худшем? Наверняка целы твои деньги. Он ведь мог и под машину попасть. Или в больницу… Знаешь ведь, как бывает, вот, например, я…
Господи, это, наверное, моя теща! Феодулия Ивановна! Вот ведь имечко-то гоголевское! Я ни разу ее не видел, как, впрочем, и она меня. Со слов Маши я знал, что Феодулия Ивановна просто обожала лечиться, несмотря на то что сама работала медсестрой в детском саду. По-видимому, ее бедный организм разваливался на части в самом буквальном смысле. От пяточного нерва до мозжечка. Даже на свадьбу любимой доченьки она не смогла прибыть, поскольку лежала в больнице с какими-то «перверзиями». Значит, судьба приготовила мне сегодня еще и встречу с таинственной тещей. В самый раз!
– Поразительно! – продолжала трубить Феодулия Ивановна. – Наша медицина за последние полсотни лет шагнула далеко вперед. Когда я была совсем молоденькой, как ты сейчас, Машенька, перед врачами нужно было постоянно раздеваться, а теперь… – Она громко хмыкнула, словно не одобряя прогресса. – А теперь им достаточно просто показать язык!
– Да хватит тебе, мама! – оборвала ее Мария и, подумав, добавила: – А может, мне развестись?
Ах вот как!
– Это ты всегда успеешь. Дай сначала я на него взгляну…
Я вжал голову в плечи и на цыпочках направился в комнату. Зачем – неизвестно, ведь все равно рано или поздно меня обнаружат.
– Представляешь, Машенька, криминализация-то до чего дошла. Везде ведь воруют. – Теща-незнакомка, похоже, обожала обобщать. – Вот недавно собрала я анализ кала в садике. Думаю, как бы мне его до лаборатории донести? Там ведь почти сотня спичечных коробков! Ну и додумалась: уложила их аккуратненько в картонку от торта. И что ты думаешь?! Не успела я зайти в булочную и поставить эту коробку на прилавок, как ее свистнули! Просто безобразие! Что ж мне теперь – по второму разу?!
Я не удержался и хихикнул, представив, как незадачливый воришка открывает коробку с добычей. Но на кухне было тихо. Никто не смеялся. Внезапно тяжело скрипнул табурет. Из коридора донеслись чеканные шаги. Я с ногами запрыгнул на диван и судорожно включил телевизор. Там шел один из многочисленных сериалов. Пришлось внимательно уставиться в экран.
– А это еще что за чучело? – раздался громовой голос.
Краем глаза я увидел костлявую маленькую старушку. Неужели это она так топотала?!
– Маша! – позвала она. – Это твой первый, что ли? Уж больно похож!
В комнату влетела мадам Еписеева. Я не поворачивал головы.
– А-а! – завопила она. – А-а! Явился! Телевизор смотрит!
На экране возник долгий латиноамериканский поцелуй крупным планом.
– Ой, – всполошилась старушка. – Тут же «Порочная страсть»! А я там на кухне… – И она уселась рядом со мной.
Поцелуй все длился и длился. Жена затараторила:
– Где деньги, что я тебе на кулинарию давала, губитель? Где они, я тебя спрашиваю?
– Маш, ну зачем же сразу о деньгах? – сказал я, стараясь не слишком съеживаться. На легенду сил у меня не было. – А обо мне ты не волновалась?
– Да больно ты нужен! А костюм… – опешила мадам Еписеева, – костюм… пропил, что ли? И где твои очки?!
Феодулия Ивановна не знала, куда смотреть. Рядом с ней разворачивалось не менее горячее действо, чем на экране. Видимо, наш спектакль оказался интереснее «Порочной страсти».
– Ты зять? – бесцеремонно спросила она и уставилась на оттянутые коленки моих тренировочных штанов.
– В доме ни копейки, а он где-то шастает! Да еще в лучшем костюме, – надрывалась Мария. Это она майку имеет в виду?
– Ты бы меня с родственниками познакомила!
– Моя мать тебе больше не родственник! Выметайся!
Господи, какая глупость! Зачем мне все это? Может, и правда выместись к чертям собачьим? Жаль только, некуда…
Меня чесали, пилили и строгали до самого вечера. В два смычка – мать и дочь. «Выметайся!» – все время предлагала Мария, но я держался как скала. Под конец я решил попугать жену. Стараясь не слушать ее пронзительные вопли и тещин бас, подошел к шкафу и принялся методично выгребать из него свои вещи и укладывать в узел.
– Давай, давай! – подбадривали меня дамы Еписеевы.
Наконец я решил, что хватит, и, взвалив узел на плечи, двинулся к выходу.
– Грабитель! – донеслось до меня.
Я открыл дверь и начал спускаться по темной лестнице.
– Сеня-а-а!
Интересно, кто это? Феодулия? Я продолжал опускаться все ниже.
– Сенечка-а, вернись! Люби-и-имый!
«Нет уж, так легко я не сдамся! – подумал я злорадно. – Пусть поупрашивает!»
Но упрашивать меня не стали.
– Доча, простудишься! – прогрохотал тещин бас. Послышался дробный топот проворных ног.
Я повернул на следующий пролет. В этот миг на меня обрушилась жена и мягко ткнулась головой в узел. Удар был сильный. Взмахнув свободной рукой, я попытался нащупать перила. Но рука ухватила лишь темноту, я на секунду завис в воздухе и обрушился вниз. В наступившей затем тишине я услышал:
– Машенька, ты цела?
– Да цела, цела, мама. Только вот Арсений…
– Понятно! – теща чему-то обрадовалась. – Прибавится работы Склифосовскому!
Глава 61
Начало
В гипсе я пролежал все лето. И увечье-то мне жена нанесла пустяковое – перелом копчика, – однако двигаться я не мог. Гипсовые трусы, скрывавшие мой сломанный хвост, этого не позволяли.
Жалости ко мне у Марии хватило ровно на два дня. Как только теща уехала в очередной санаторий, жена сварила куриный бульон и поила меня, приговаривая:
– Самое оно для больного человека! – Я кривился. – Не нравится? Зато будешь знать, как шляться черт-те где!
Все последующие дни мадам Еписеева пропадала в солярии вместе с Ларисой, а по возвращении пилила меня, намекая, что ей может не хватить денег.
– Зачем же солярий летом? – спрашивал я, с тоской поглядывая в окно, за которым сияло солнце.
Маша что-то бубнила про пресловутый ультрафиолет, всякий раз добавляя:
– Нашел время болеть…
В июле из лагеря вернулся хулиган Еписеев, и меня перетащили из его комнаты на кухонный диван. На котором когда-то ночевала девушка Елена из Орехова-Зуева. Хулиган за минувший месяц в равной степени набрался сил и наглости. Однажды я попросил дать мне воды.
– Сам налей, – отрезал он.
И это при том, что теперь в прихожей вместо черного урода стояла новенькая «Хонда»!
Воды я, конечно, налил себе сам – до крана я добраться мог, хотя и с трудом, – но решил, что, как только смогу полноценно передвигаться, покончу с этим безобразием раз и навсегда. И с какой стати в свою холостяцкую бытность я полагал, что жена позаботится обо мне в трудную минуту? Вот вам, пожалуйста, трудная минута настала, а воды поднести некому!