Последнее пророчество - Николсон Уильям. Страница 10

Ортиз повернул коня и поехал назад, разыскивая Бомена.

— Ты, — мечом, заправленным в ножны, полководец ткнул юношу в плечо. — Имя?

— Бомен Хаз.

Ортиз поехал вдоль колонны, стараясь держаться рядом с Бо.

— Почему ты так смотрел на меня?

Бомен не ответил. Вместо этого он повернулся и еще раз заглянул в глаза Ортиза. На сей раз, так как военачальник обращался прямо к нему, Бомену удалось еще глубже проникнуть в мысли врага. Всадник вздрогнул, словно ужаленный, резко отвел глаза и пришпорил коня.

«Да как он смеет!» — внутренне негодовал Ортиз, рысью приближаясь к началу колонны. Он вряд ли смог бы выразить словами то, что почувствовал, — слишком встревожили Ортиза эти ощущения. Правда, одно полководец понял четко: раб по имени Бомен Хаз смог заглянуть ему в душу и прочел в ней все.

Рабов не заковали в цепи и даже не связали веревками. Они брели, как кому вздумается. Маленьким детям и старикам приходилось особенно тяжело, поэтому самые сильные и молодые мужчины несли тех, кто не мог идти. Это не было просто проявлением доброты, ибо отставших рабов убивали «чистильщики» — всадники, ехавшие в конце длинной колонны.

Мампо досталась самая тяжкая ноша. Ступая грузно, но решительно, юноша нес на спине свою приемную мать — госпожу Холиш. Она не могла идти самостоятельно вовсе не потому, чтобы была слишком молода или стара. Она была слишком толстой.

— Не хочу я быть обузой, — говорила она всякий раз, когда Мампо взваливал ее на спину.

Юноша никогда не жаловался; казалось даже, что он и не устает вовсе. Правда, теперь Мампо больше не улыбался. Он говорил, только когда его о чем-нибудь спрашивали, и чувствовалось, что мысли юноши при этом витают очень далеко. Мампо не мог простить себе того, что стал причиной смерти отца.

— Мампо, прекрати казнить себя, — постоянно твердила ему Пинто. — Это сделали они. Не ты.

— Они сделали это из-за меня.

— Ты не виноват, Мампо.

— Отец так нуждался во мне, а теперь он мертв.

Пинто умоляла его, утешала… Но нет, что бы она ни говорила, все было напрасно. Девочка знала, что сердце Мампо разбито еще и потому, что он потерял Кестрель. Да только Пинто никогда бы не осмелилась даже намекнуть другу на это. Оставалось верить, что Кесс жива, как утверждал Бомен.

— Она отыщет нас, — говорил Бо.

И каждой ночью, когда они сворачивались на каменистой земле, чтобы поспать, Пинто видела, как Бомен с открытыми глазами неподвижно сидит на земле, надеясь услышать далекий голос сестры.

Аира Хаз вскоре натерла волдыри на ногах, и каждый шаг причинял ей мучительную боль. Женщина не уставала поносить проезжающих мимо солдат, бормоча себе под нос ровный поток древних проклятий.

— Навозные козючки! Свинючие вонючки! Понго на ваши головы!

Солдаты не понимали восклицаний женщины, и потому кара ей не грозила, но и душу отвести ругательства не помогали — что толку в брани, если вся язвительность ускользает от недругов? В конце концов, измученная безысходностью положения и болью в ногах, внучка пророка нашла способ выразить свою ненависть к мучителям, не подвергая себя риску. Аира принялась восхвалять их:

— О гиганты! О несравненные! Ваши ноги словно молодые дубы! Я слышу, как они скрипят на ветру!

— О чем это она?

— Красота ваших проникнутых сопереживанием ликов ослепляет неосторожного! Маленькие жужжащие создания слетаются на свет ваших глаз!

— А, не обращай внимания. Сумасшедшая!

— Драгоценная субстанция, текущая из ваших носов, служит целительной мазью для ягодиц счастливцев!

К исходу второго дня пути настроение пленников начало меняться. Еда была простой, но вполне приличной, темп солдаты задавали довольно быстрый, но и его можно было выдержать. Никто не пытался отстать или убежать. Странная и пугающая новая жизнь становилась привычной, среди пленников начали завязываться дружеские отношения.

— Эй, юноша, — услышал Мампо голос позади себя. — Ты уже давно несешь эту славную леди. Пора бы и отдохнуть.

Мампо обернулся и увидел, что предложение исходит от бывшего императора Араманта. Креот Шестой был огромным бородатым мужчиной весьма дружелюбного вида. Казалось, тяготы пути совсем не отразились на экс-правителе.

— Благодарю вас, сэр. Я справлюсь.

— Чепуха, клянусь бородой моего предка! Моя спина ничуть не слабее.

Мампо понял, что Креот не отступится, и опустил госпожу Холиш на землю.

— Вы не возражаете, тетушка?

— Ненавижу быть обузой, — сказала женщина. — Если бы мои ноги могли идти быстрее, я бы лучше шла сама.

— Не переживайте, славная леди. Влезайте-ка ко мне на спину.

Мампо не стал отрицать, что передышка была нужна ему. Теперь они с Креотом несли госпожу Холиш по очереди и скоро стали друзьями. Мампо обнаружил, что бывший правитель Араманта обладает удивительно добрым нравом. Он всегда радовался скудной еде, а ночью благословлял землю, на которой спал.

— А я думал, что вам приходится тяжелее, чем любому из нас, — однажды сказал Мампо. — Все-таки вы были императором.

— А, все это в прошлом, — отвечал Креот. — Теперь я такой же, как все.

Оказалось, что он давно уже хотел чего-нибудь подобного. Ведь еще пять лет назад, когда жизнь в городе резко изменилась, Креот заявил своим подданным, что теперь он не видит смысла оставаться императором и хочет снова вести жизнь обычного гражданина. Однако вскоре стало ясно, что бывший правитель ничего не умеет делать и нечем заработать себе на хлеб. Поэтому Креоту пришлось вернуться к обязанностям императора и руководить различными церемониями. Целых пять лет он принимал участие в семейных празднествах и собраниях по случаю окончания школы в разных кварталах города.

Креот никогда не просил награды за свои труды, но так как празднества обычно сопровождались пышными застольями, то жил он припеваючи. Кроме того, по окончании застолья ему всегда собирали корзину с едой, оставшейся от праздника, так что бывшему императору удавалось безбедно протянуть до следующего мероприятия.

Теперь же, раб среди рабов, Креот делал то, что приказывали, ел то, что давали, и шел себе вперед.